Н. Куликов
Охотился я как-то в бекасиной пойме. День был чудесный, тихий. Осеннее солнышко не ярко золотило землю, чуть пожелтевшие травы стояли неподвижно, как бы застыв в предутреннем сне. Моя молодая, первопольная собака отлично работала, то и дело поднимая разжиревших перед отлетом на юг бекасов.
Глядя на ее работу, я думал о том, как хорошо охотиться с полевой собакой, каким незаменимым помощником является она своему хозяину, как оживляет охоту.
На дальнем конце поймы я увидел незнакомого охотника. Он, так же как и я, стрелял бекасов, а его четвероногая помощница старательно, с большим мастерством обыскивала болото. Мы сошлись, поздоровались, сели в холодке, закурили. Заговорили о собаках.
Я рассказал, что недавно моя собака на полевых испытаниях получила свой первый диплом.
Председатель секции вручил мне этот диплом на торжественном собрании; меня горячо поздравляли, говорили, что диплом — это радость не только для хозяина собаки, но и для всей секции, для всех охотников.
Я похвалил работу собаки моего нового знакомого и спросил, имеет ли она полевой диплом. Тот грустно улыбнулся и отрицательно покачал головой.
— Почему же вы не поставите ее на полевые испытания? — спросил я.— Ведь она работает вполне зрело.
— В нашей секции, — ответил собеседник, — полевые дипломы и выставочные награды дают не за работу собаки и не за ее качества, а за поведение ее хозяина.
Я не поверил, возмутился — и услышал следующий рассказ:
— Председатель нашей секции Мокрозадов по-своему решает эти вопросы. Человек он мелкий, завистливый, на секцию смотрит, как удельный князек на свою вотчину, и делает в ней, все, что ему заблагорассудится.
У него тоже есть своя собака — злобная и упрямая, которая гоняет все живое, а хозяина своего и в грош не ставит. И вот начал Мокрозадов свою собаку на диплом вытаскивать. Ставит ее на полевые испытания, а она гоняет и не работает. Как быть? А судил на полевых испытаниях его приятель, некий Апломбов, член бюро секции, как говорят, ее «теоретик». Глубоких познаний по охотничьим собакам у него нет, в собаководстве он без году неделя, так, нахватался верхушек и возомнил себя «великим теоретиком». Несколько раз судил он на испытаниях собаку Мокрозадова — никак не протащат на диплом. Наконец, догадались и провели испытание собаки на... парфорсе. Натянули на диплом третьей степени. Но этого мало.
И вот поехал Мокрозадов с собакой в глухое местечко, где один егерь собак натаскивал, и там за бутылкой водки на лужайке состряпали собаке сразу два диплома второй степени. И пошел Мокрозадов в гору. Собаку свою вытащил в Элиту, призов и наград нахватал сверх меры и еще пуще зазнался.
А возражать не моги. Один из охотников выступил, как-то на собрании с критикой, а потом и сам не рад был. Собака его вот уже третий год диплом получить не может, хотя и присудили ей на полевых испытаниях диплом второй степени.
— Как же так? — изумился я. — Почему же не выдают диплома?
— Да, видите ли, какое дело... — продолжал мой собеседник, — Мокрозадов с Апломбовым придрались, что на испытаниях не проверили, как собака по рябчикам на воде работает, и замариновали диплом.
Я окончательно перестал понимать.
— То есть как по рябчикам на воде? Ведь рябчик-то лесная птица.
— Лесная-то, она лесная, а вдруг на воду сядет и поплывет, — говорят Мокрозадов с Апломбовым! — Что тогда собака будет делать? Неизвестно. — Так и не выдают ей диплома.
— Ну, а вы-то чего смотрите? — возмутился я. — Почему не разоблачили этих «дельцов от собаководства»?
— Пробовали некоторые товарищи, да им же это боком вышло. Из секции их исключили и говорят: «Будете себя вести тихо, руки по швам держать и не возражать против наших “установок” — примем в секцию, а нет, будете “бузотерить” — пеняйте на себя.
— Ну, и как же вы дальше думаете? — поинтересовался я.
— А что дальше? — ответил мой собеседник. — Ведь охота и собаки — это наш отдых после трудов. Будем охотиться, отдыхать, а на этих дельцов рукой махнем: не стоит нервы трепать из-за них. Ведь недовольных они изгоняют, даже из бюро секции всех их заставили уйти. А мы решили: собаки нам для охоты нужны, на выставки их не ставим, на испытания не выводим — все равно засудят.
— Нет, вы не правы, — горячо возразил я, — все, что вы рассказываете, — это остатки прошлого, его родимые пятна, и их надо беспощадно выкорчевывать. Подобные Мокрозадовы и Апломбовы сохранились еще кое-где и в других секциях. В нашей стране таким людям не дадут распоясаться и сумеют призвать их к порядку. Попробуйте обратиться в печать. Там, несмотря на то, что охотничье собаководство — участок вроде и небольшой, но, так как за ним стоят живые советские люди, откликнутся и помогут вам навести порядок в этом деле.
— Ну что же, попробуем, — согласился он, — обратимся в печать. Может быть, вы и правы, рано еще складывать оружие.
Мы попрощались, пожелали друг другу ни пуха, ни пера и разошлись, каждый своей дорогой. Наши собаки вновь заработали по болоту.
