Казанский В. И.
Была у меня гончая собака, пегая, потому и звали ее Сорока.
Сорока хорошо знала свое дело, и, когда мне удалось выехать на три недели в глухую Новгородскую деревушку, мы славно поохотились.
В начале нашей охоты был, как говорят охотники, чернотроп, а потом пошли выпадать пороши; заканчивать охоту пришлось уже белой зимой.
На этом переломе лесные зайцы-беляки стали белеть, некоторые были уже совсем белыми, другие еще оставались сероватыми.
Насладился я и лесной осенней тишиной, и спокойным шумом темных ельников, и чуть слышным под ногой шорохом влажных от дождя и уже потемневших листьев. Надышался я и днями ясными, бодрыми, полными солнца и свежего морозца, по-осеннему короткими, но по-осеннему и милыми своей задумчивостью, своим покоем. Радовался я и первому чистому-чистому, мягкому-мягкому снегу.
Красивы первые пороши. Лес стоит не шевелясь и как будто любуется собой, своим новым белым убором. Тишина...
Следов почти нет. Только белочка пропятнала ровную скатерть легкими своими следками-ямками, где все четыре лапки в кучке. Зайцы смущены новой обстановкой и постеснялись нарушить нетронутость снежной пелены, укрывшей землю. Беляк не дал следа, но гончая все равно разыщет его, поднимет и погонит, будя заливистым лаем лесную дрему...
Хорошо мы поохотились! Кроме той добычи, которую наша хозяйка жарила к обеду и к ужину, осталось к отъезду еще двенадцать беляков. Их я решил везти в Москву в качестве гостинцев родным и друзьям.
Я связал зайцев в две вязанки по шести штук — все передние лапы вместе, задние тоже вместе, а между передними и задними ногами к каждой вязанке пристегнул по лямке. Надев рюкзак за спину и ружье в чехле через плечо, я мог навесить на каждое плечо по шести зайцев — ноша серьезная, но это было самое деловое решение вопроса. Дорого, что руки были свободны; можно было вести на сворке Сороку и браться за поручни площадки вагона при посадке.
Дед Иван, колхозный конюх, лихо прокатил нас с Сорокой на санках до станции и уехал домой.
Взял я билет, дождались мы с Сорокой поезда, вышли на платформу, а пассажиров — тьма!
Вот прогремел и прошикал мимо нас паровоз, заставив Сороку шарахнуться подальше, насколько позволила сворка... Закипела посадочная толчея; нас с Сорокой и тяжкой заячьей обузой оттеснили, мы оказались последними.
Трудно было с Сорокой: в лесу ей море по колено, а тут, в людской толпе, она изо всех сил рвалась назад, подальше от страшных человечьих ног, так больно наступающих на собачьи лапы. Да и килограммов по двадцать пять на каждом плече мне тоже не помогали.
Когда я дорвался до вагона и, кинув на площадку вязанку с левого плеча и ухватившись за поручень, уже поставил на порог левую ногу, поезд тронулся. Моя правая нога поехала по платформе, и я не мог ступить ею на площадку или хотя бы на ступеньку вагона, потому что Сорока на сворке с немалой силой рвалась прочь.
Видя за собой зияющий провал между вагоном и платформой, я чувствовал, как теряю способность соображать. Вот-вот, казалось, я сорвусь и полечу туда!
Но... сорвался и полетел не я, а пук зайцев: лямка не выдержала...
А паровоз набирал скорость. Сорока, упираясь, тащилась уже позади, и казалось, не миновать и ей и мне упасть в страшную щель под колеса поезда, если не сделать что-то... а что — никак было не понять, не собраться с мыслями...
Платформа кончается!.. И Сороке и мне беда...
В этот миг, бросив сворку, я оттолкнулся от вагона и упал на платформу, на самом ее конце, благополучно покатившись, как хорошая чурка.
Встал я и готов был изругать Сороку последними словами: ведь по ее милости я лишился всех своих богатых трофеев! Подлая!.. Но ко мне бежал со всех ног дежурный по станции в своей красной фуражке. Он был так перепуган, глаза его были так вытаращены и он до того запыхался при своей несколько излишней полноте, что мне стало совестно. Теперь опасность показалась мне пустяком, все событие только смешным.
— Не ушиблись? Ах, как же это! Простите! Недосмотр!
Я отвечал, что пустяки, пройдет... жаль вот зайцы, наверное, перемолоты колесами... а другие уехали. Пошли обследовать место: удача! Шесть беляков аккуратной горкой лежали себе спокойно под платформой; наверное, их отшвырнуло туда подножкой вагона.
С какой же легкостью я прыгнул, нет! порхнул за ними с платформы!
Товарищ в красной фуражке был бодр и уверен:
— Беглецов поймаем!
В «дежурке» он позвонил на следующую станцию:
— Товарищ Петров! Задержи шесть зайцев!
Почуяв добычу, тот отвечал с азартом:
— А где они?
— Едут от меня почтовым.
— Почтовый ко мне прибывает. Позову начальника поезда...
Через минуту в трубке послышался новый голос:
— Начальник поезда № 72 слушает.
— Товарищ, прошу, пожалуйста, задержать шесть зайцев.
— Чего вы просите? Это моя обязанность, — в голосе слышался профессиональный азарт. — А где они?
— В восьмом вагоне.
— Приметы?
— Три белых, три серых.
— Это у них полушубки что ли такие?
— Ну да, шкуры.
— Вы видели, что в восьмой попали?
— Видел, видел...
— Да, небось, разбежались уже...
— Да нет же! Как им разбежаться? Они же связаны.
Начальник поезда опешил:
— Как связаны?
— Веревкой!
— Да что вы порете? Кто их мог связать?
— Тут пассажир один, ну, охотник.
В трубке послышалось злое раздражение:
— Как не стыдно!? Тут поезд отправляется, а вы дурака валяете!
Трубка брошена, почтовый идет дальше... Что-то ждет моих зайцев? Я, конечно, законно приуныл.
А мой покровитель в красной фуражке не печалился. Немедля позвонил он на вторую станцию и не без труда, но основательно втолковал тамошнему дежурному, что зайцы, хотя и едут без билетов, все же не безбилетники.
— Поймите, — просил он умильно и настойчиво, — это буквальные зайцы. Уши длинные, хвосты маленькие... Которых охотники стреляют...
...Наконец все понято и договорено.
Со следующим поездом мой дежурный лично проводил меня до вагона. Только убедившись, что я, Сорока и шестерка беляков без опасностей погрузились на поезд, он дал отправление.
В Бологом, где остановка долгая, оставив пачку зайцев и Сороку на попечение добрых соседей, я пошел к дежурному по вокзалу:
— Извините за беспокойство, — сказал я, — не задержались ли туи зайцы?..
— Вон они лежат в углу.
Так и приехал я в Москву со всей своей обильной и великолепной добычей.
