Ловцов Н. А.
Ройзман М. Д.
1.
Я сидел у начальника заставы капитана Епифанова, когда, постучав в дверь, в кабинет вошел сержант Бянкин и доложил:
— Товарищ капитан! Приехал из района следователь Пивоваров, говорит, по срочному делу.
— Проси! — распорядился капитан.
В кабинет вошел молодой человек небольшого роста с копной палевых непокорных волос.
Пивоваров недавно окончил юридический факультет Пермского университета и по распределению попал на Дальний Восток. В районной прокуратуре все его звали попросту Васей.
Он волновался и, чуть заикаясь, объяснил, что вчера, по дороге из села Сипа в зверосовхоз «Тигровая падь», убит почтальон. Из его сумки пропали казенные пакеты, адресованные зверосовхозу. В этом году у нас уже был случай: весной на границе мы задержали нарушителя, который на допросе проговорился, что шел в зверосовхоз к какому-то знакомому. Кто был этот знакомый, — выяснить не удалось.
— Чем убит почтальон? — спросил капитан.
— Двумя пулями! Одна попала в живот, другая в висок.
— Какие пули?
— Охотничьего ружья.
— Кто обнаружил труп?
— Колхозные ребята. Они побежали в сельсовет, а оттуда позвонили к нам.
— Где сейчас находится труп?
— У нас, произвели вскрытие. Первая пуля застряла на выходе из живота. Врач говорит, что рана не смертельная. Вторая — сквозная в висок. Эту пулю мы не нашли. А первая — вот она!
Следователь положил на стол небольшую полуоболочную пулю с обнаженной головкой из свинца, изменившую форму. При попадании в цель такие пули почти всегда увеличиваются в поперечнике и наносят тяжелые рваные раны.
— Стреляли с близкого расстояния, — произнес капитан, теребя свои пышные рыжие усы. Этот жест мне был знаком: начальник что-то обдумывал.
— Старший следователь уехал в Забайкалье на Ямаровский курорт, — добавил Пивоваров, — прокурор занят каким-то серьезным делом, а мне одному не справиться.
— Поможем, — пообещал капитан, вставая. — Лейтенант,— повернулся он ко мне. — Кто-то проявляет сильный интерес к нашему зверосовхозу. Берите-ка своих хлопцев и займитесь этим происшествием.
— И я поеду с вами, — заявил районный следователь.
Выехали мы в то же утро. Стояла уссурийская осень, поражавшая обилием красок. Особенно хороши были заросли дикого винограда: разлапистые листья светились ярко-пунцовыми и зеленовато-золотистыми оттенками. По могучим пробковым дубам, серебрящимся бархатной корой, проворно лазили, выискивая насекомых, розовогрудые поползни. В долинах стрекотали стаи голубых сорок.
В зарослях начали реветь изюбри: у них наступила пора борьбы за самок.
Со мной отправились мои постоянные товарищи по охоте: волжанин Татаринов, забайкалец Бянкин и уралец Мезенцев. Мы взяли с собой нашего испытанного друга, любимца Бянкина, Байкала — сына известной на границе овчарки Веги, задержавшей немало нарушителей.
К месту происшествия мы подъехали, когда солнце уже покатилось на запад. Длинные тени деревьев покрыли дорогу, вороны стали сбиваться в стаи, готовясь к ночлегу. Стреножив коней, мы подошли к дереву, подле которого был убит почтальон. Трава уже поднялась, но сгустки крови запеклись на листьях. Очевидно, после первой пули почтальон начал сползать на землю, припав спиной к стволу дерева и упираясь пятками в корни. Вторая пуля сразила его еще до того, как он успел сесть. Человек, стрелявший в висок, стоял в стороне и, как верно определил капитан Епифанов, стрелял с близкого расстояния. Мы нашли следы его ног — от вдавленной пятки под листьями папоротника отпечатался оттиск маленькой круглой заплаты, приклеенной снаружи мягкой обуви, наверно ичигов. След этой заплатки я зарисовал в записную книжку, а потом, вырвав листок, вдавил его в землю. На белой бумаге четко вырисовалась улика.
— Где же все-таки вторая пуля? — развел руками Пивоваров. — Хотя баллистику мы проходили, а вот на практике я пас.
— Нужно проследить траекторию, — вмешался в разговор наш лучший стрелок Татаринов.
— Ну, ну, Волга! Покажи свое искусство! — подзадорил я пограничника.
Он молча подошел к дереву, попытался, присев так же, как раненый почтальон, измерить высоту. Потом встал, отошел к месту, где были следы с заплаткой, и, прищурившись, мысленно наметил полет пули и зашагал по этому направлению. Вскоре его заинтересовал старый пробковый дуб, у которого большая часть сучьев засохла, кора потрескалась. Этот дуб Татаринов долго осматривал, затем вынул большой перочинный нож, раскрыл его, поковырял им в коре и подал мне пулю, похожую на ту, которую показывал нам Пивоваров.
— От виска пуля чуть отошла — кость изменила ее траекторию, и она попала в щель толстой коры пробкового дуба, — проговорил пограничник.
Солнце уже закатилось за голые вершины сопок, нужно было думать о ночлеге; до заставы было порядочно, и мы решили поехать в зверосовхоз «Тигровая падь». Там нас радушно принял директор совхоза Брянцев, наголо обритый, с иссиня-черными бровями, и устроил нас в свободной комнате общежития.
— Угощу кроличьим рагу!.. — и он прищелкнул языком.
За столом Брянцев признался, что убийство почтальона его тревожит. Кому понадобились наши письма? Секретная почта идет через фельдъегерей, а переписка со зверосовхозом посторонним неинтересна.
Когда вдоволь отведали рагу и закурили, я попросил его рассказать о совхозе. Оказалось, что совхоз организован пять лет назад и сначала в нем разводили только черно-бурых лисиц. Много поработал зверовод Заречный: теперь он приспособляет к климату Уссурийского края американскую норку, а попутно разводит этого зверька в неволе. Шкурка американской норки лучше европейской и, конечно, ценится дороже. Питается американская норка рыбой, водяными моллюсками, ловит водяных крыс, не брезгует ондатрой, разоряет гнезда птиц, выпивая яйца и поедая птенцов, а если зазевается наседка, тоже попадает в пасть хищнице. Норка отлично лазит по деревьям, на что способно не всякое полуводяное животное. Она предпочитает быстрые горные реки, но не любит далеко уходить от берега, избегает озер, болот и равнинной речной тишины, хотя иногда в такие заводи и заплывает. На Дальнем Востоке американскую норку впервые выпустили в бурливый приток Амура — реку Анюй. За годы войны норка поднялась до его верховьев и даже перевалила через хребет Сихотэ-Алинь. Зверьков стали замечать по рекам Хору, Хунгари, Чомару, Хосе, а потом норка появилась и в других районах Дальнего Востока, давая потомство.
— Интересно! — проговорил Пивоваров.
— Замечательно, что норка легко привыкает к человеку, — продолжал директор. — У нас одна лаборантка выкормила зверька у себя дома. Теперь это уже взрослый зверь и бегает за ней, как собака.
В комнату вошел высокий, поджарый человек средних лет, с гладко зачесанными каштановыми волосами, и вежливо поклонился.
— Знакомьтесь! Наш зверовод Заречный, — представил его нам директор, указывая на место рядом с собой. — Видишь, это проклятое убийство подняло на ноги даже пограничников.
— Разумеется, дело серьезное, — проговорил Заречный приятным низким голосом.
О звероводе я уже слышал и раньше как о хорошем работнике. Его расхваливали местные охотники. Внешне он производил приятное впечатление. В совхозе со смешком говорили, что он не пьет, не курит и, главное, не женат и не собирается обзаводиться семьей. Больше того, постоянно избегает женщин. Особенно много толковали о его упорном желании расселить американскую норку в тяжелых условиях каменистых распадков горного хребта Сихотэ-Алинь, заросшего дикой тайгой.
Теперь зверосовхоз заслуженно гордился первыми цветными шкурками, полученными от содержавшихся в клетках американских норок. В этом была большая доля труда Заречного.
— Как ваш ревизор? — спросил директор зверовода.
— А что ревизор? — отмахнулся Заречный. — Ходит за мной по пятам, сует свой нос, куда ему следует и куда не следует. Сейчас вон настаивает показать ему лесные реки, в которые мы выпустили американскую норку. Хочет убедиться, не втираем ли мы ему очки.
— Раз требует, — покажите! Это же достижение нашего совхоза!
— Но разрешите взять пару лошадей. Думаю отправиться с ним на рассвете. Только жаль времени: экспедиция займет не меньше недели!
— Не забудьте захватить с собой продукты!
— Возьму соли, хлеба, крупы, а мясо добуду в тайге!
— Это со своей-то одностволкой! — рассмеялся директор и весело сообщил нам, что вот уже пять лет знает зверовода и он никак не может расстаться со своей «тульской переломкой».
— А какой бой! — похвалился Заречный. — Сами знаете, без фазанов не возвращаюсь. А в прошлом году картечью сбил дикого козла!
— Знаю! — ответил директор. — А ревизор имеет ружье?
— Таскает какое-то в футляре!
— Какое же?
— Не видел. Он его не вынимал! У нас в хозяйстве стрелять-то некого! По-моему, у него двустволка.
— Вот что, дорогой! — обратился к нему директор. — Я нашим гостям начал рассказывать про американскую норку. Но у вас лучше получится.
— Что ж, время есть!.. У американской норки превосходная шкурка. Мех приспособлен к воде: он состоит из довольно блестящей ости, плотного пушистого пуха и не намокает. При нырянии норки в ее густом волосяном покрове задерживается воздух, защищающий тело от прикосновения холодной воды к коже. Мех красивый, темно-каштанового цвета, иногда с рыжеватым отливом. В минувшем году на двадцать девятом пушном аукционе мы впервые показали шкурки норок со снежно-белым, серебристым, золотистым, соболиным и светло-коричневым волосяным покровом. Эти шкурки очень заинтересовали зарубежных покупателей.
Заречный встал, сделал общий поклон и исчез за дверью. Брянцев с сожалением проводил его глазами и сказал:
— Рассказ о норке я дополню. В Америке с января 1952 года существует закон, по которому ни один американский предприниматель не имеет права покупать в СССР и завозить в Америку шкурки белого песца, горностая, норки, ондатры, куницы, колонка и лисицы. Американские фирмы надеются, что этот закон сохранит за ними монополию на эту пушнину. Ничего не вышло! На наши ленинградские пушные аукционы приехали сотни иностранцев, в том числе и американцы....
...Было уже поздно. Мы поднялись, поблагодарили директора за превосходное рагу, за рассказ о норке и стали готовиться ко сну.
Только успели раздеться, как из-под койки Бянкина выскочил Байкал и подбежал к двери. Мы насторожились, но умный пес повернулся к нам и замахал хвостом: это означало, что пришел кто-то из друзей. Дверь открылась, и при свете электрической засиженной мухами лампочки мы увидели нашего лесного объездчика Масенду Кимунки. Он был одет в орочский костюм, на его голове сидела колонковая шапочка, только на ее верхушке не было беличьего хвоста — значит Масенда был на серьезной охоте. Почему же он бросил преследовать зверя? Кивнув всем, охотник присел у моего изголовья и тихо сказал:
— Моя ходи мало-мало охота. Хотел изюбря стрелять. Слышу идут люди — моя прятался за куст. Солнце спать собирайся, изюбри реви. Чего-чего людям в тайге надо? Скоро моя увидел два люди. Одежда русская — один ходил в орочских унтах, другой надел ичиги, большие, широкий такой голенище. Болтают по-русски.
— Лица видел?
— Какой видел. Говорю, солнце спать ходи, — ничего не разобрал.
— О чем эти люди говорили?
— Сначала болтали шибко хорошо: надо мех американской норки готовить. Болтали, чтобы Москва думала, тут нет плохой люди. Потом пошли дальше, далеко пошли, и только слышу один говорил: «Совхоз с норкой нужно уничтожить, а воду в речках, где живет норка, надо шибко трави». Как так можно трави? Там выдра живет, там ондатра живет, там всякая рыба живет, там птица живет! А, скажи, как люди вода пить будут. Я шибко бежал на заставу. Только ночь остановила, думал, в совхоз зайду, а тут говорят — пограничники здесь, спать места больше нет. А моя шибко рад этому!
Сообщение было не из приятных. Получилось два дела: убийство почтальона и появление в нашем районе неизвестных людей, вернее диверсантов, грозящих уничтожить совхоз и нового зверька. Отравление грозило гибелью зверей, птиц, рыб и, главное, людей. Масенда Кимунки не мог соврать. Мы его знали прекрасно. Он со своим сыном, отличным охотником Само, не раз оказывал нам услуги.
Значит, в тайгу пробрались нарушители. И тут мелькнула мысль: а не одни ли и те же люди совершили убийство и грозят уничтожить совхоз и отравить реки? Но если убийство совершили нарушители, то какие причины могли их натолкнуть на это преступление, которое могло их выдать с головой?
2.
Утро выдалось ясное, но холодное: чувствовалась осень и близость заморозков. Мы только начали седлать коней, как прибежал взволнованный Брянцев. Отведя меня в сторону, он сообщил:
— Ночью заболела самая лучшая производительница: серебристо-черная лиса по кличке Катька. В таких случаях мы вводим сыворотку, а она как назло была у Заречного. Живет он в домике возле клеток с норкой. Наш ветеринар побежал к нему, — а дверь на огромном замке. Он, черт, недавно такой запор себе устроил, словно боялся, что его самого выкрадут. А ведь клетки охраняются сторожами от росомах, диких котов, барсов, рысей. Сторож заявил, что будто бы Заречный с ревизором еще затемно уехали. Я приказал взломать дверь. Сунулись в его тумбочку, куда он клал сыворотку, а там полно взрывчатки.
Я отозвал Бянкина, Татаринова и Масенду, приказал им сейчас же отправиться к месту убийства почтальона и, обратив внимание на след ичига с заплаткой на пятке, проследить направление. Сам же с Пивоваровым и с Мезенцевым остался в совхозе. Бянкин захватил с собой Байкала, и все трое быстро исчезли.
Когда мы зашли в комнату Заречного, туда уже никого не пускали. На тумбочке стоял никелированный будильник Московского второго часового завода и громко тикал. Пивоваров кинулся к нему, но не взял, а очень внимательно осмотрел его, потом вытащил из кармана перочинный ножик и перерезал прикрепленный к будильнику провод.
— Никого не пускайте сюда! — сказал он.
Мезенцев встал за дверью. Пивоваров положил часы на стол, осторожно разобрал их и вытащил запал.
— Через двадцать минут ударник сработал бы, взрывчатка разнесла бы этот домик, огонь сжег бы клетки с норками и лисами. Тем более, что рядом с домиком зверовода сложены сухие клетки. Нашли место для склада!
Я приказал Мезенцеву взять и вынести за пределы совхоза всю взрывчатку. Потом мы ее бросили в одно из таежных болот.
— Вот ваш хваленый Заречный, — с горечью сказал я Брянцеву.
— Я знаю его почти пять лет! — ответил директор совхоза. — Его фотография не сходила с Доски почета нашего совхоза. Из Москвы, из Владивостока он привез блестящие отзывы. Там его премировали!
— А ревизора вы знаете?
— Во всяком случае, — уже смутившись, отвечал Брянцев, — он мне показал документы. По образованию — товаровед пушно-мехового сырья, учился в Иркутске. Рассказывал, что с детства увлекается охотой, наверно, поэтому и таскает с собой ружье в футляре.
— Значит, вызывает доверие?
— Учтите: Заречный и ревизор уехали до рассвета. Враги все это могли подстроить и без них. Мы-то все обнаружили, когда поднялось солнце. Тем более будильника я раньше у Заречного не видел. Таких часов наши заводы уже давно не выпускают.
Кроме карты района, очень подробной, с нанесенными на ней пунктами расселения американской норки, мы ничего не нашли. По заявлению директора, карта эта существовала давно, и по ней зверовод делал отчеты о разведении американской норки. Значит, и это не было уликой. Карту я взял, чтобы проверить маршрут Заречного и ревизора, а допросить их было необходимо, и мы помчались в тайгу.
Наших следопытов мы нагнали на лесной дороге, они сидели озабоченные и курили. Бянкин доложил о проделанной работе.
След с заплаткой они нашли быстро, Байкал сразу прихватил его и потянул на эту дорогу. Они вскоре различили два следа: один — ичигов с заплаткой, а второй — унтов. Рядом через дорогу протекал широкий бурливый ручей. За ним, хотя Байкал и вел их уверенно, на влажной почве они заметили отпечатки не ичигов и унтов, а широких олочей — охотничьих туфель. Местные охотники часто из сыромятных кусков кабаньей кожи вырезают овальные круги, по краям делают надрезы, в них продергивают тонкий ремень для стягивания у лодыжки — и охотничья обувь готова.
За ручьем следы олочей свернули в тайгу. Неизвестные шагали в густой траве, потом выбрались в мелкотравье, и там следы окончательно пропали. Байкал долго кружился, потом взвыл и бросился на полянку. Тут Бянкин вытащил из своей сумки ичиги с широкими голенищами и унты из выделанной сохатиной кожи. На пятке ичига с левой ноги была заплатка.
Я вынул мою записную книжку, где была зарисовка заплаты, сделанная мною на месте убийства. Сомнений не было — ичиги принадлежали преступнику. Я запустил руку в ичиги и с травой, обычно вкладываемой в такую обувь вместо стелек, вынул маленький клочок бумаги. Я его развернул: это был обрывок от конверта со следами почтового штемпеля.
— Где же вы нашли эту обувь?
— Байкал стал прыгать на старый дуб. Я подбежал, увидел дупло. Люди спрятали туда свою обувь, а надели олочи, — сказал Бянкин.
— Шибко плохой люди! — проговорил Масенда.
Вася Пивоваров взял у меня ичиги и стал их внимательно рассматривать.
— Сшиты хорошим мастером. Мой дед был сапожником в Перми. С этой работой я знаком. Вот только на одном сапоге есть ремешок, который стягивает ногу ниже колен, а на втором остались одни петли, ремешка нет.
Молодой следователь удивил меня своей наблюдательностью. Он поднял на меня глаза и сказал:
— Преступники уже заметают следы. Едем за ними! — и посмотрел на синеющие вдали горы.
— Куда-куда можно ходи? Там лудева! — проговорил Масенда.
— Лудева? — переспросил я ороча.
3.
Полвека назад крупные торговые русские и китайские фирмы объединились с американскими меховыми синдикатами, организовали в Уссурийском крае добычу пушнины. Предприниматели превратили жителей края: орочей, удыгейцев, гольдов, тазов — в своих поставщиков. Мало того, их агенты вербовали охотников в Китае и среди русских переселенцев, ежегодно направляя в Уссурийские дебри до тридцати тысяч человек. Люди шли за грошовым заработком, и многие гибли в далекой глухомани от голода, от болезней и от хищных зверей. На зарубежных рынках требовали пушнину, мускус кабарги, панты изюбря и пятнистого оленя, а также выпортки — плоды стельных маток оленей, из которых восточные медики варили снадобья.
В вершинах рек, на путях диких зверей к водопою, особенно оленей, изюбрей и кабарги, выкапывались лудевы — глубокие ямы, а чтобы земля не осыпалась, в них спускались срубы. Ямы сверху маскировались сучьями, ветками, травой, а по краям воздвигались преграды из таежного бурелома, из срубленных деревьев. Лудевы были длиной в несколько десятков верст с сотней ям, которые звероловы осматривали и извлекали оттуда добычу.
Еще до революции русские лесничие вели борьбу с хищнической добычей зверей, но людей было так мало, что это не принесло пользы.
При советской власти пришел конец лудевам, но в глухих нагорьях тайги кое-где еще сохранились старые завалы, браконьеры сделали новые ямы и втайне добывали диких коз, изюбрей и кабаргу.
— Вперед! — приказал я. — К реке!
И мы поспешили — я пешком с Масендой, остальные за нами. Моего коня вел Татаринов. Вскоре на лесной дороге заметили свежие следы коней. Масенда наклонился, внимательно осмотрел след подков, даже пощупал, и покачал головой.
— Это ехал плохой люди, шибко гонял коней. Гляди, копыто совсем провалилось!
Следы завели нас в молодой дубовый лес, темный, сумрачный, насыщенный тяжелыми испарениями: запахом гнилой древесины и прелых листьев. Дышать было тяжело. Только через час вдали мелькнул просвет, и мы вышли на залитый солнцем пригорок. Масенда покосился на тайгу и сердито сказал:
— Там раньше амба жил!
— Кто-кто? — удивленно протянул Пивоваров.
— Тигр, — пояснил Масенда. — Теперь в нашей тайге тигров всего десять.
— Вы что, считали их? — удивился следователь.
— Ученый люди считал. Ну, может, двенадцать. Однако, — заявил старый охотник, — теперь надо совхоз строить — тигров разводи. Дорогой зверь!
Мы прошли еще немного, Масенда вдруг остановился.
— В чем дело? — спросил я его.
— Моя не понимай, — заволновался ороч. — Гляди, куда они едут! Чего там людям надо? Там говорю — лудева! Кони ноги ломай, люди там пропади.
— А им что! Лишь бы самим уйти! — проговорил Бянкин.
— Говорю, люди пропади!
Когда солнце стало припекать, отряд оказался под крутыми горными обломками, за которыми темнели скалы, — конная дорога кончилась. Тут на лужайке подле скал мы увидели двух коней, щипавших траву. У одного под брюхом болталось тяжелое кавалерийское седло. Я приказал поймать их. В переметных сумах одного из седел обнаружили банку рыбных консервов и бумажный патрон двенадцатого калибра.
Наших коней пришлось оставить, выделив для охраны их Мезенцева: верхом на конях подниматься по скалам было невозможно. По еле приметной тропе, по которой, наверно, лазили только дикие козы, мы стали карабкаться на вершину горы, заросшей старым лесом. Впереди лезли Масенда и Татаринов. Я шел с Пивоваровым, сзади поднимался Бянкин с Байкалом. Масенда всю дорогу ворчал:
— Чего-чего они туда ходи? Шея ломай!..
Я торопил Масенду, который в тайге ходил ловко, умело, а по горам лазил с трудом.
— Скорей, скорей, уйдут!
— Твоя чего хочет? Падать в яму? — рассердился он, останавливаясь и присаживаясь под нависшей скалой гнейса. — Моя говори, там лудева, там яма, там бурелом...
— А если они полезут через бурелом?
— Шибко трудно лазить. Нет, люди ходи прямо в яму, — он поднялся и полез вперед, но через несколько шагов опять остановился, устало обтер рукой пот со лба и тихо сказал мне: — Гляди, вон там проход, вон другой рядом — там яма, надо проверяй...
Я и Татаринов осторожно поползли вперед и вскоре заметили провалившиеся сучья над ямой. Я осторожно заглянул в нее. В одном углу с темными бревенчатыми стенами испуганно дрожала дикая козочка, в другом сидел на корточках Заречный — из зверовой западни он не мог вылезти без посторонней помощи. Отползая назад, я наткнулся на Масенду и указал на черный провал в стороне. Он шепнул:
— Это другой яма. Сучки сломан — там люди сидят!
Туда уже кинулся Байкал и, нагнувшись над ямой, злобно залаял. Только Бянкин успел отдернуть его, как раздался выстрел и зарядом дроби были сорваны желтые листья с веток.
Татаринов подполз к яме и, встав за толстый ствол сваленною дерева, громко крикнул:
— Бросай наверх оружие или будем стрелять!
Положение у диверсантов было безнадежное. Они выкинули трехстволку и охотничье одноствольное ружье центрального боя. После второго напоминания выбросили по револьверу системы «Парабеллум». В каждую яму спустили по сучковатой жерди, по ней с трудом преступники вылезли. Мы тут же связали им руки.
Прежде чем спуститься вниз к коням, Татаринов вместе с Масендой вытащили наверх козочку и пустили ее на траву. Животное сделало несколько шагов и легло на землю. Татаринов нашел под скалой ключ, налил котелок воды и напоил косулю.
4.
Заречный оказался сыном русского эмигранта, окончил курсы за границей по разведению зверей, и его увлекла эта работа. Иностранная разведка завербовала его и отправила в Россию. Ему было приказано вести себя лояльно и завоевывать доверие.
Все это Заречный выполнял в Советском Союзе в течение четырнадцати лет. Он гордился разведением в зверосовхозе американских норок с цветной шкуркой и размножением этих зверьков в предгорьях Сихотэ-Алиня.
Зарубежная разведка следила за его работой. Когда русские меха, в частности шкурки американской норки, стали интересовать иностранных торговцев, пушной синдикат решил уничтожить труды советских звероводов. Первый удар было решено нанести по звероводческим совхозам Дальнего Востока.
«Ревизор» работал полицаем при немцах, после Отечественной войны перебрался с подложным паспортом в другой периферийный город. Там новые хозяева зарубежной разведки нашли его и, угрожая разоблачением перед советскими властями, заставили работать связным.
Под видом ревизора Союзпушнины он приехал в зверосовхоз «Тигровая падь», передал задание Заречному, отдав ему взрывчатку и сильный яд, спрятанный в охотничьих патронах, для отравления рек, заселенных американской норкой.
Почему же был убит почтальон? Связной ждал на имя Заречного шифрованного, с дальнейшими указаниями работы письма и точно знал, когда оно будет отправлено. Рассчитав срок прибытия, Заречный, чтобы письмо как-нибудь не попало на глаза директору зверосовхоза Брянцеву, с умыслом встретил почтальона по дороге и сказал, что сам доставит всю почту в «Тигровую падь».
Почтальон знал в лицо Заречного, но отдать письма отказался, потому что среди них были денежные переводы, требовавшие личной расписки директора.
Может быть, Заречный и уговорил бы почтальона отдать адресованные на его имя письма, но «ревизор» пригрозил почтальону своей трехстволкой, нечаянно нажал курок и ранил почтальона в живот. Тот закричал, связной испугался и, перезарядив третий ствол, убил его в висок пулей со свинцовой головкой.
