Панфилов П.
Наступила бурная, южная весна. Все выше поднималось солнце, сгоняя в степи снег, обнажая черную землю на месте будущего Цимлянского моря. Высоко в небе пели жаворонки, а еще выше парили степные орлы. На телеграфных столбах сидели луни и кобчики, выслеживающие неосторожных сусликов или полевых мышей, вздумавших после долгой и холодной зимы вылезти погреться.
А кругом по степи низко над землей летели и летели грачи.
Черные, с синеватым отливом, с белыми носами, они пересаживались на большие проталины и ходили по ним, не спеша, переваливаясь с боку на бок, в поисках пищи, а найдя ее, деловито выбивали крепкими клювами, разбрасывая по сторонам комки оттаявшей земли. Шла весна.
Дыхание ее чувствовалось во всем. Парила земля на косогорах и проталинах под лучами теплого солнца, щебетали птицы, яснее стали звуки, по дворам в станицах мычали коровы, горланили петухи, гоготали гуси, блеяли овцы и козы, почувствовавшие тепло.
На колхозных токах гремели молотилки и веялки, работали тракторы, готовясь к весенним полевым работам.
Веселые голоса ребят были слышны у школы и во дворах. Они первые узнали о вестниках весны.
— Грачи прилетели! Грачи! — указывали они на тополевую рощу.
Станица ждала тепла. Ждали весны с тем, чтобы переселиться на новое место из затопляемой зоны водохранилища Волго-Дона, и вот она пришла.
С утра до ночи слышались гудки сигналов автомашин, вывозивших имущество колхоза и колхозников. Станица таяла как снег. Звуки, присущие населенному пункту, постепенно замирали, пока не прекратились вовсе. И только грачи с утра и до вечера истошно кричали на деревьях, занимая свои прошлогодние квартиры.
Постановление о переселении их не касалось. У них своя жизнь, свои законы. Весна пришла!
Через несколько дней вновь появились колхозники с автомашинами и подводами. Они выкапывали оставшиеся фруктовые деревья и ягодные кусты, вывозя все это в новое место.
Грачи спускались с деревьев, копались в свежевыброшенной земле, пригретой солнцем, в потревоженных навозных кучах, ходили близко от работающих людей, поглядывая на них одним глазом, наклоняя голову набок, и, видя, что люди заняты делом, выбирали пищу. А вода со степи скапливалась по балкам и полным ходом шла в низины, разливаясь в озера.
Дней через десять, после постройки гнезд, гомон у грачей стал затихать. В воздухе стало тепло. Набухали и лопались тополевые почки. Грачихи начали откладывать яйца. Могучие потоки заполняли закрытую со всех сторон строителями Волго-Дона низину — дно будущего Цимлянского моря. Она подпирала, строители спешили. Вода страшна, она сильна и могуча. Сейчас на основных работах час — это год! Прозевай что-нибудь в такой момент на плотине, — вода все разрушит — это стихия.
Через день вода уже приблизилась к месту бывшей станицы и обошла рощу. Грачи вели себя спокойно. Некоторые из них слетели вниз на землю в поисках корма, другие летали в степь, туда, где еще не было воды.
По пути они видели затопленные низкие места с небольшими островками, уменьшающимися с каждым часом, на которых спасались зайцы, суслики и полевые мыши, а на одном из них — даже лиса.
Много ворон кружилось над такими островками, хватая жертвы наводнения и улетая с ними в степь. Парившие степные орлы, кобчики и луни, выбрав свою жертву, камнем падали вниз, хватали ее когтями и вновь взвивались вверх или летели к одиноко стоявшему неспиленному телеграфному столбу. А кругом, по кромке продвигавшейся воды, цепочкой стоял и двигался народ, встречавший воду. Через два дня вода затопила всю площадь у рощи, покрыла оставшиеся кусты и молодые деревья. Еще день, и она подошла к первым сучьям тополей, на которых гнездились грачи.
Это вызвало большое беспокойство всего гнездовья. Грачи сидели на деревьях, беспокойно кричали и тревожно глядели на лежавшие в гнездах зеленоватые яйца. Их было по одному, а в некоторых гнездах уже по два.
Настала беспокойная ночь. Небольшие волны разлившейся воды раскачивали верхушки деревьев, грачи бормотали во сне, но высидели до утра.
Громким печальным тысячеголосым криком огласилась вся окружающая местность с наступлением рассвета. Вода поднялась к их жилью.
Уже первые волны лизнули нижние гнезда, и, охваченные ужасом, самки перескочили на верхние ветки, наблюдая, как следующими волнами были сорваны гнезда с лежавшими в них яйцами.
Час за часом вода поднималась все выше и выше.
Яркое солнце блестело, отражаясь в воде, путало птиц. Плывущие куски деревьев и невесть откуда принесенные бревна, подгоняемые ветром, страшной громадой приближались на волне, налетая на деревья с гнездами. Грачи не выдерживали, взмывали с криком вверх, потом снова садились.
Они в это утро не летели в степь кормиться, жилище их было в опасности. Вода подходила к основной массе их гнезд. Поднимался ветер. На горизонте появились большие седые волны. Они быстро приближались к гнездовью с шумом и грохотом.
Грачи кричали. Крик их уносил усиливающийся ветер, рождавший волны и валы. Вот один из них поднялся выше других, выступил вперед и стремительно понесся к деревьям; достигнув их, он с шумом обрушился, ломая ветки и смывая гнезда. Грачи не выдержали и всей массой поднялись вверх, закружились над своими домами.
Долго кружилась кричащая стая обездоленных птиц над бывшими гнездами, потом повернула в сторону суши, удаляясь в поисках нового гнездовья. Крик стаи замирал, пока не заглох в шуме волн, а крутом затопленных тополей разливалась большая вода Цимлянского моря, о которой мечтали и которую сотни лет ждали люди.
