Ржевский Б. М.
Несколько лет назад мне дважды довелось побывать в белорусских краях, вблизи реки Сож. Мы ловили там речных бобров, перевозили их в другие места страны.
На нашу базу поступало много зверей, почти не отличавшихся друг от друга. Среди них нередко попадались опасные животные, стремившиеся в любом положении укусить кого-либо из нас, а если это не удавалось, то в порыве злобы кусавших самих себя.
Однажды, перед вечером, когда мы все приготовили к кормлению, неожиданно подкатила полуторка, в кузове которой стояла клетка с бобром, пойманным два-три дня назад на реке Чечоре. Это был огромный, килограммов на тридцать, угольно-черный красавец бобр, спокойный и с удивительно мирным взглядом. Такие бобры-старики — редкость (хотя известно не мало крупных особей, килограммов на двадцать пять).
Я попробовал слегка прижать бобра ко дну клетки с намерением поднять его, чтобы затем перенести в вольеру... Куда там! Зверь мгновенно освободился из моих рук и, несмотря на то, что ему была причинена некоторая неприятность, совсем не «обиделся» и даже не собирался нападать.
— Вот это настоящий Илья Муромец! — сказал кто-то из нас.
В тот же вечер мы искупали его и поместили в отдельную просторную вольеру.
Вскоре Муромец стал нашим общим любимцем.
Богатырь не любил сидеть без дела: он с вечера до утра занимался изготовлением стружки из осиновых палок для своей постели.
В стене вольеры было квадратное отверстие для света и воздуха. До этого окна не мог дотянуться даже Муромец. Однако с каждым днем количество стружки увеличивалось, и бобр поднимался все выше и выше. Еще одна ночь работы со стружкой — и Муромец совершил бы побег...
Недели через две богатыря пришлось поместить в обыкновенную клетку. Через минуту из клетки полетела поилка, а затем и кормушка: бобру было тесно и он всячески увеличивал свою жилую площадь. Когда же ему хотелось пить или есть, Муромец всегда давал об этом знать особым, довольно настойчивым, стуком.
Бывало попросит он воды, напьется вдоволь, а затем вытолкнет поилку; спорить с ним не приходилось.
По правде сказать, мне не хотелось, чтобы Муромец оставил вольеру, но ему предстояло знакомство с бобрихой, чтобы вместе с ней уехать в новые края. Если же бобров перевозить по одному, они так и будут жить долгое время после выпуска.
Знакомство бобра с бобрихой не так-то просто; для того, чтобы они подружили, нужно не меньше пяти-шести дней пребывания в одной клетке через сетчатую перегородку. Без перегородки бобры в одно мгновенье вступают в смертельный поединок, и только своевременное вмешательство человека может спасти животных.
Спустя несколько дней Муромец познакомился с бобрихой, и она стала его подругой, и, как видно, на всю жизнь.
Это было удивительное знакомство. Муромец не посчитался ни с какими сроками предварительного содержания через перегородку: он в два счета порвал сетку и оказался вместе с бобрихой, не причинив подруге никакого вреда. Из глаз Муромца при этом потекли даже слезы. Слезы в такой обстановке!
Чем же объяснить такое необычайное поведение бобра?
Видимо, он много лет жил один, не видел ни бобров, ни человека, его никто не преследовал, может быть, у него и не было врагов. Бобр, если так можно выразиться, «радовался» встрече с живым существом.
В погожий августовский день мы отправили Муромца с подругой в далекий путь — в суровый Красноярский край. Клетку, в которой находился Муромец, поставили на самый верх полуторатонки, и, пока она удалялась, мы оставались у реки, прощались, помахивая рукой, как это делают провожающие на перроне...
