портал охотничьего, спортивного и экстерьерного собаководства

СЕТТЕР - преданность, красота, стиль

  
  
  

АНГЛИЙСКИЙ СЕТТЕР

Порода формировалась в первой половине XIX столетия путем слияния различных по типу семей пегих и крапчатых сеттеров, разводившихся в Англии отдельными заводчиками. В России английские сеттеры появились в 70-х годах XIX столетия, главным образом из Англии. 

подробнее >>

ИРЛАНДСКИЙ СЕТТЕР

Ирландский сеттер был выведен в Ирландии как рабочая собака для охоты на дичь. Эта порода происходит от Ирландского Красно-Белого Сеттера и от неизвестной собаки сплошного красного окраса. В XVIII веке этот тип собак был легко узнаваем.

подробнее >>

ГОРДОН

Это самый тяжелый среди сеттеров,
хорошо известный с 1860-х годов, но
обязанный популярностью четвертому
герцогу Гордону, разводившему черно-
подпалых сеттеров в своем замке в 20-х 
годах XVIII столетия.

подробнее >>

Далекий Приилийский край

Гавриленко П. П.

...И направо горы, и налево горы, а между ними, в широкой долине, разделяющей хребты Джунгарского и Заилипского Алатау, течет крупнейшая река Семиречья — Или, которая здесь пошире Дона в его среднем течении.

Несколько суров и своеобразен, необычен для глаз обитателя Европейской части Союза ландшафт здешней местности: вместо широких и спокойных равнин, на горизонте вздымаются суровые, темные горы с белыми снеговыми шапками, которые не тают даже летом. В предгорьях расположены пашни, а между ними и поймой Или широкой полосой раскинулись каменистые степи, чередующиеся с массивами песчаных забарханенных земель, покрытых саксаульниками, полынью и другой полупустынной растительностью. Здесь — любимые места пребывания джейранов. Табунки этих грациозных антилоп встречаются повсюду, и тем чаще, чем ближе к Китайской границе, до которой нет и сотни километров.

Не так давно, всего двадцать-тридцать лет назад, здесь водились тигры. Теперь их уже нет, однако и сейчас еще животный мир Приилийского края богат и разнообразен. В окрестных горах многочисленны каменные козлы — тау-теки, не редок медведь. Довольно часто встречаются архары и маралы, на которых, так же как и на джейранов, охота сейчас запрещена. Что же касается дикого кабана и косули, то они являются широко распространенными представителями местной охотничьей фауны, и каждый охотник-спортсмен, обладающий известной долей уменья и настойчивости, может успешно на них поохотиться. Чудесным украшением здешних охотничьих просторов является фазан. Эта замечательная птица распространена в пойме Или повсеместно, хотя былого обилия фазанов по вине браконьеров уже нет. Сравнительно в большом количестве сохранился степной рябок-бульдурук и горная куропатка — кеклик. Горная индейка — улар, — являющаяся очень заманчивой добычей для охотника, встречается довольно редко и обитает высоко в горах. Осенью, во время перелета, в Илийской пойме можно неплохо поохотиться на уток, а при удаче пострелять гусей.

Красавица Или величаво несет свои желтоватые воды, весело журчащие на перекатах и отливающие полированным металлом под яркими лучами южного солнца. Осень уже сняла летний убор с деревьев. Тополя, карагачи, джида, ивы сбросили листья, но прибрежные тугаи по-прежнему непроницаемы: густой подлесок, состоящий из чингиля, шиповника, барбариса, гребенщика, перепутанных вьющимися стеблями ежевичника, хмеля и еще каких-то не знакомых мне растений, закрывает доступ в лес.

Однако кто из охотников, услышав звонкое токанье перекликающихся фазанов, остановится перед этими препятствиями?

Узкая, неглубокая протока отделяет покрытый тугаями остров от левого берега реки, на котором нахожусь я. В длинных резиновых сапогах без особого труда преодолеваю водную преграду и пытаюсь подкрасться к сидящему на верхушке джиды красавцу фазану, хотя по опыту знаю, что это почти безнадежная затея: бесшумно в густых зарослях не проберешься — то хрустнет под ногами сухая ветка, то затрещит раздвигаемый камыш...

Так и вышло. Услышав, что на острове появился непрошенный гость, фазан стремительно нырнул куда-то в гущу зарослей...

Продолжаю путь, стараясь идти более осторожно.

На небольшой полянке, густо заросшей высокой, уже пожелтевшей травой, многоцветными шумными ракетами вырываются два фазана. Успеваю выстрелить только по одному. Птица, не закончив броска вверх, на миг приостанавливается в воздухе и мягко опускается в траву. Крупный, старый петух. От клюва до конца хвоста оказалось 99 сантиметров, а если немного потянуть шею, то более метра.

Удача бодрит, придает новую энергию. Рискую пробраться в густейшие камышовые заломы, расположенные в центре острова, где никто и никогда камыша не выкашивал. Из года в год старые высохшие растения поникают к земле и постепенно начинают перегнивать, а между ними сплошной стеной пробивается молодой камыш, который в свою очередь будущей весной должен потесниться и дать место новой поросли. Так образуется многоярусная, чрезвычайно трудно проходимая преграда. Пробраться здесь можно только таким образом: раздвинешь руками стоящие стебли камыша примерно на полметра, потом примнешь ногой старые поникшие стебли и после этого сделаешь небольшой шаг вперед. И снова так, пока окончательно не выбьешься из сил...

Ни одного из поднятых в камышовых джунглях фазанов я не только не мог стрелять, но даже и разглядеть их толком мне не удалось.

Рядом с тем островом, где я охотился, находился второй, более крупный, покрытый джидой, ягоды которой являются любимым кормом фазанов. Оттуда доносилось частое цоканье фазанов, а порой на деревьях можно было видеть и кормящихся птиц. Но добраться на остров без лодки не было возможности. Пришлось отказаться от заманчивой мысли и заняться охотой по берегу Или. Глубоко в заросли я не забивался, стараясь придерживаться полян и опушек леса. Вскорости из куста барбариса, на котором я начал рвать вкусные кисло-сладкие ягоды, неожиданно с обычным шумом и криком свечой вырвался фазан. Ничто не мешало выстрелу, а промахнуться на 30 шагов было мудрено. В моей сетке появился второй фазан — поменьше первого, но все-таки крупный, тяжелый петух в нарядном осеннем убранстве.

Порядком набив ноги, я стал подумывать, что не плохо было бы достать собаку. Надо обратиться к какому-нибудь бакенщику, — почти у каждого из них имеются охотничьи собаки.

Олимп Павлович Звонарев, невысокий, благообразный старик, чисто выбритый, оказался очень любезным человеком, — он сам предложил взять на охоту его суку.

— Пальмочка, Пальмочка, иди, детка, молочка покушай...

Откуда-то из-под кровати появилась маленькая черно-пегая собачонка.

— Вы не сомневайтесь, что она такая маленькая, — любого фазана из кустов вытурит... Правда, она не подает убитой птицы, но подранка разыщет... Я только вчера из-под нее трех петушков стукнул... Можете сами убедиться, вон там в сарае висят...

Забегая немного вперед, скажу, что вскорости я вынужден был изменить свое мнение о Пальме. У нее оказалось недурное чутье. Правда, из-за маленького роста собака не могла долго бегать по высоким бурьянам и поэтому обычно шла вслед за охотником по примятой им траве. Сучонка слегка прихрамывала на правую переднюю ногу, которая была когда-то сломана и неправильно срослась. Но стоило Пальме наткнуться на фазаний след, как она мигом преображалась: глаза загорались отважным огнем, она забывала о своей хромоте и энергичными прыжками бросалась на поиски птицы. Никакие заросли не могли ее остановить. Упорно преодолевая препятствия, Пальма не теряла следа и добивалась своего — подымала фазана на крыло.

С нами была еще и Альфа — молодая сука, метис ирландского сеттера. Она обладала вполне порядочным чутьем и оказалась довольно энергичной и в то же время послушной, что очень редко встречается среди собак, не прошедших дрессировки.

Олимп Павлович, который согласился сопутствовать нам, убил из-под своей крохотной помощницы пару фазанов. Мне тоже удалось взять одного петуха, и еще по двум, поднятым Альфой, я промазал самым постыдным образом.

Произошло это так: чтобы как-нибудь расстрелять патроны, заряженные года четыре назад для осенних утиных охот в Западном Казахстане, отправляясь на фазанов, я взял с собой магазинку Браунинга 12-го калибра. Она имеет крутой чок и бьет очень кучно, что на фазаньих охотах, когда стрелять большей частью приходится близко, приводит к многочисленным промахам. Но я к этому ружью привык и стрелял из него вполне удовлетворительно, так как поводов для особого беспокойства у меня не было. Но тут-то уточница и сыграла надо мной довольно злую шутку.

Забравшись в густую-прегустую рощицу в какой-нибудь сотне метров от берега Или и наспотыкавшись вдоволь, я начал подумывать, как бы поскорее, с наименьшим ущербом для костюма и рук выбраться на чистое место. Находившаяся вблизи Альфа, видимо прихватив свежие фазаньи наброды, в горячке заметалась и полезла в не доступные для человека кусты барбариса. Вскорости оттуда вылетел крупный петух. Стрелять было довольно удобно. Я спокойно повел стволом и нажал спуск. Выстрела не последовало. Неприятно, конечно, но что поделаешь... Вероятно, я забыл зарядить ружье. Хочу открыть затвор, чтобы исправить ошибку. Это не удается: в механизме что-то заело. Приходится тут же заняться разборкой магазинки. В это время Альфа, продолжавшая поиски, в пятнадцати метрах от меня выгнала еще двух фазанов сразу — петуха и курицу.

Проводив их восхищенным взглядом, снова принимаюсь за ружье. А проказница Альфа, как бы насмехаясь надо мной, с небольшими перерывами «выставила» из тех же кустов сперва самку, а потом еще петуха. Осталось только растерянно поглядеть вслед улетающим птицам...

Пойма реки Чарына, впадающей в Или примерно в сотне километров от Китайской границы, как и все окрестные места, известна обилием фазанов; кроме того, здесь довольно часто встречаются кабаны. Я уже давно собирался поохотиться в этих краях, но осуществить свое желание мне удалось только осенью 1958 года. Я попал на Чарын лишь в конце ноября, за несколько дней до закрытия фазаньей охоты.

В селах, носящих звучные, поэтические названия — Таш Кара Су (Камень Черной Воды), Чарын, — и других живут десятки охотников, имеющих собак и хорошо знающих местные охотничьи угодья. К ним приезжает много знакомых охотников из Алма-Аты, поэтому вблизи населенных пунктов к нашему приезду фазанов успели крепко потрепать — много выбили, а оставшихся основательно распугали и загнали в тугайные крепи. Узнав об этом, мы направились подальше от сел, к берегам Или между пристанями Барахудзир и Дубунь. Бакенщик Николай Петрович вначале довольно неохотно отвечал на расспросы о фазанах, а потом разговорился.

— Эх, надо было недельки на три раньше наведаться. Сюда уже приезжали и на машинах и на моторках... Были тут алма-атинские, ташкентские, фрунзенские и талды-курганские охотники. Некоторые десятка по три фазанов увезли...

— Ну, а если сейчас проехать на острова, там ведь фазанов побольше?

— Оно, конечно, больше, — колеблется Николай Петрович, — ну, раз уж так хочется, повезу вас на острова...

Тяжелая шестиместная лодка с маломощным навесным моторчиком трудно преодолевала стремительное течение реки на перекатах. На местах глубоких, где вода, казалось, застыла (а в самом деле текла довольно быстро), моторчик облегченно вздыхал, стучал не так натужно, и лодка заметно ускоряла ход. А в общем мы двигались не быстрее шести-семи километров в час.

Обгоняя нас, промчалась стайка уток. Пока мы возились, заряжая ружья, они успели скрыться. На реке было так хорошо, что, несмотря на свое нетерпеливое желание поскорее попасть в хорошие фазаньи места, мы не заметили, как пролетел целый час.

Не успел нос лодки воткнуться в песчаный мысок острова, как темпераментный Пират — рослый, светло-рыжий кобель, помесь ирландского сеттера с дворнягой, выскочил на берег и помчался в заросли. Вернуть его назад не удалось.

Скоро в тугаях послышалась тревожная перекличка фазанов, раздались треск и лопотанье крыльев — и несколько птиц, взвившись над деревьями, полетели в противоположный от нас край острова. По ближайшему петушку одновременно выстрелили Петр Тимофеевич и я. Фазан взлохмоченным комом шлепнулся на чистый песчаный нанос. Пират и его бесплеменный собрат Туман с такой стремительностью бросились к упавшей птице, что я серьезно опасался за ее целость, и особенно за пышный наряд. Более молодой и энергичный Пират подоспел первым. Фазана удалось «отбить».

Неуемная прыть Пирата помешала нам хорошо поохотиться на острове. Пес, не внимая нашим призывам, убегал далеко вперед и там, вне выстрела, выгонял фазанов, большая часть которых благополучно скрывалась в крепях. Но все же благодаря бесшабашному Пирату мы вдоволь налюбовались интересным зрелищем: то тут, то там раздавалось громкое лопотанье крыльев взлетающей птицы, которое сопровождалось отчаянным кудахтаньем, если попадался петух. Над островом во всех направлениях зареяли фазаны. Мы ахали и то восхищались редкой картиной, то бранили злополучного пса. Вскорости распуганные собаками фазаны забрались в густейшие тугаи.

Заломы камыша тянулись неширокой полосой. Николай Петрович предусмотрительно пошел вдоль левого края зарослей, по местам сравнительно легкодоступным; нам с Петром Тимофеевичем пришлось лезть в самую гущу. Продвигаться было крайне трудно. Напуганные фазаны так крепко затаились, что мне не удалось поднять ни одного. Решив выбраться на более открытые места, я, воспользовавшись канавой, круто повернул в сторону пыхтевшего где-то вблизи Петра Тимофеевича и вскорости догнал его. Запарившись в своем полушубке, он, не унывая, вытирал рукавом пот на раскрасневшемся веселом лице.

Поднятый где-то собаками матерый фазан цветистой ракетой пронесся мимо нас. Звуки двух выстрелов слились воедино. Настигнутая дробью птица с лету врезалась в камышовые заломы; найти ее оказалось делом далеко не легким. Продвигаться вперед приходилось не шагами, а буквально сантиметрами. Пират птицы не подавал, так что на него надеяться не приходилось. Все зависело от Тумана. Старый пес дважды залезал в заломы и возвращался оттуда пустой. Мы снова посылали его в заросли, и на третий раз Туман вернулся с петухом в зубах, за что был незамедлительно награжден куском колбасы.

— Нет, хватит на сегодня. В таких трущобах можно охотиться только с утра, на свежие силы, — предложил я.

— Ладно, поедем домой...

Вечером, поужинав замечательной ухой из свежепойманной маринки, мы сразу улеглись спать, чтобы утром подняться пораньше: Петр Тимофеевич собирался завтра возвратиться в Алма-Ату, а до этого хотел на рассвете поохотиться на косуль с подхода. Я решил провести завтрашний день на острове. Несмотря на усталость, мне долго не удавалось заснуть. В избе было очень жарко, и я дважды выходил на берег Или, слушал серебряное журчанье ее вод, пытался по звездам угадать погоду на завтра.

Охота на косуль не состоялась: товарищ передумал и сразу после завтрака поехал домой, а я, не меняя своего намерения, — на остров. Солнце встало багровое, мутное, — видимо, дело шло к перемене погоды. Однако никто не ожидал, что она наступит так быстро. Через час с низовья реки подул ветер, который постепенно усиливался и вскорости превратился в бурю. Небо затянули слоистые облака, сквозь которые еле виднелось тусклое солнце. Воздух над рекой и по ее берегам был заполнен мельчайшим песком, который лез в горло, глаза, уши, противно трещал на зубах. Прежняя спокойная и ласковая Или неузнаваемо изменилась, по ней гуляли вспененные волны более чем метровой высоты.

— Ну, теперь все... и охоте и рыбалке конец: Чилик пошел, — ругался недовольный Николай Петрович, который собирался сегодня заняться ловлей маринки. (Чиликом называют здесь ветер, дующий из Чиликской щели в горах.)

— А может, ветер скоро стихнет?

— Нет, это не меньше чем на двое-трое суток...

Досадно было отказаться от заманчивой поездки на остров, тем более, что сегодня — последний день охоты на фазанов. Решил направиться в окрестности села Чарын, там по камышам можно поискать фазанов.

По пути в перелесках встретилась косуля. Животное спокойно стояло метрах в двухстах от дороги. Я заторопился стрелять и промазал из трехстволки, обладающей довольно точным боем. В песчаных барханах видели два небольших табунка джейранов, или кара-куйрюков, как их здесь называют. Антилопы, отбежав метров на триста, остановились, наблюдая за машиной.

По мере удаления от Или погода становилась лучше: ветер постепенно стихал, рассеивались облака, и, наконец, из-за мутной пелены выглянуло солнце.

В каменистой степи, невдалеке от Чарына, мы видели несколько стай бульдуруков. Это меня очень удивило: в окрестностях Алма-Аты бульдуруков уже давно не стало, они еще в октябре улетели на зимовку. Мой спутник Николай Григорьевич, егерь управления охотничьего хозяйства, объяснил, что в здешних местах бульдуруки держатся всю зиму.

День, начавшийся столь неудачно, оказался богатым охотничьими переживаниями. Курцхаар Николая Григорьевича Рекс неплохо ходил по фазанам. Ему временами помогал, а больше мешал беспородный черный Цыган, принадлежавший чарынскому охотнику Павлу, который вместе с нами отправился бродить по камышам.

Фазаны встречались не часто, зато больших заломов по пути не попадалось, ходить было легко. Солнце уже склонялось к закату. Убив несколько фазанов — кто одного, кто двух, — начали поговаривать о возвращении в село.

— А давайте зайдем еще вон в те камыши, — предложил Павел. — Там всегда бывают фазаны... А может, и еще что-нибудь попадется, — многозначительно добавил он.

Отлогая луговая лощина, в которую привел нас Павел, тянулась примерно на километр. По обеим сторонам ее стояли камыши. Один конец лощины замыкался зарослями, второй выходил на открытый луг, где паслись колхозные быки.

Как только мы подошли к зарослям, Рекс сразу засуетился, завертелся туда-сюда и, видимо прихватив какой-то след, полез в гущу камышей. Ленивый Цыган вначале тихонько трусил вдоль стенки камышей, а потом и он свернул в заросли. Невдалеке свечой взвился фазан. Кто-то из товарищей выстрелил. Мимо. В это время из камышей донеслось злобное «гав... гав...». Подавал голос Рекс. Вслед послышался хриплый лай Цыгана. Я вопросительно взглянул на Павла.

— Кабаны, — взволнованно прохрипел он, — побежим...

И, позабыв о своей хромоте, Павел быстро помчался вперед. Вслед за ним направился Николай Григорьевич. Перезарядив ружье пулями, я решил вернуться назад, туда, где камыши пересекала узенькая дорожка, наезженная колхозными животноводами: если свиньи повернут в мою сторону, мне будет довольно удобно стрелять.

Устроившись в облюбованном месте, я затаился, прислушиваясь к тому, что творилось в камышах. Собаки замолкли, лишь изредка оттуда доносился какой-то легкий шорох. Через некоторое время в зарослях снова возник шум и начал постепенно замирать.

В отдалении послышались выстрелы моих товарищей.

«Эх... везет же людям», — завистливо подумал я и хотел уже оставить свою засаду. Но в эту минуту где-то совсем недалеко от меня недовольно фыркнула свинья, и отчаянно завизжал поросенок.

Несколько минут в камышах продолжалась какая-то еле различимая возня. Вероятно, свиньи хотели пройти в моем направлении, но что-то тревожило их. Я недоумевал: ветра не было, я сидел совершенно недвижимо. Чего же они боялись?

— Эй, куда? Назад! — закричал кто-то справа за стенкой камыша.

Оттуда донесся сильный топот: где-то близко бежал табун свиней. В это же время, метрах в семидесяти от меня, послышался шорох, и, перепрыгивая дорожку, в воздухе мелькнул крупный прошлогодний подсвинок. Наспех выстрелив, я, очевидно, обзадил, причинив кабанчику несерьезную рану. А шум и крики справа продолжались: табун свиней, почуяв меня, вышел из камышей на чистую поляну и наткнулся на колхозного пастуха. Последний неизвестно из каких побуждений пробовал завернуть свиней назад в камыши и поднял крик.

Лишь ночью, разуваясь перед сном, я обратил внимание, что мои сапоги пахнут дегтем, которым я смазал их перед охотой. Так вот почему, оказывается, свиньи учуяли меня! Было очень досадно, но я оправдывал себя тем, что фазаны запаха дегтя не боятся, а на кабанов в эту поездку я охотиться не собирался...

Английский сеттер|Сеттер-Команда|Разработчик


SETTER.DOG © 2011-2012. Все Права Защищены.

Рейтинг@Mail.ru