Львов И. А.
Принято считать, что чешуйчатый крохаль, крайне редкая птица, — детище исключительно Дальнего Востока, района Сихотэ-Алиня: среднего течения реки Иман, речек Сице, Бэлимбэ, Таксли и северо-восточной части Маньчжурии.
Однако в октябре 1959 года мне удалось повстречать эту заманчивую птицу в североевропейской части нашей страны, на юге Архангельской области.
В середине октября нам, с моим неизменным спутником в охотничьих похождениях Б. Л. Трефнером, снова удалось побывать на просторах озера Лача.
Вначале мы расположились в юго-западной части озера, в самом устье реки Ухта, в бревенчатом домике весенних сплавщиков леса. Компанию с нами разделял местный житель Николай Иванович Савичев — отчаянный рыбак, охотник и страстный любитель природы.
Река Ухта, как и Свидь, несет свои густые чаевидные воды в озеро Лача. По обеим сторонам устья раскинулись обширные луга, смыкающиеся с болотами и дремучими лесами. Прибрежная часть устья реки и озера обильно заросла камышами, кугой, шальгой и другими водорослями. В этих зарослях гнездятся кряковые и многие другие виды уток, а мелкие места являются излюбленными пунктами питания для лебедей и гусей. Впрочем, по непонятным для нас и местного населения причинам в этом году гусей и лебедей было очень мало.
Сутки езды на поезде, затем сто пятьдесят километров на автобусе, по знакомым уже с прошлой поездки лесным просторам, до деревни Пески, пять километров от нее вниз по реке Ухте — и мы в самом зеленом уголке южной стороны озера Лача, куда так неудержимо тянуло нас.
За двое суток нам удалось взять по нескольку крякв, нырков и гоголей. Гуси не появлялись. Решено было попытать счастья на гусей в районе устья и дельты реки Свидь.
Моторная лодка, не торопясь, доставила нас в намеченный пункт. Обосновались там в рыбачьей избушке с плитой и нарами. Поздняя заря принесла по паре крякв. При этом один подранок, когда совсем уже стемнело, сквозь густой камыш пробрался к самому борту лодки и с помощью фонаря был взят буквально голыми руками.
Большая часть ночи прошла в тесном обществе рыбаков и охотников; грубоватый, но добродушный юмор лился непрерывно и вызывал искренний и громкий смех. Присутствие женщины-рыбачки вносило мягкость и чистоту в самые замысловатые повествования.
Утро... Раннее, осеннее, туманное утро с легким бодрящим заморозком, сковавшим тонкой пленкой льда унылые прибрежные заросли. Слегка поеживаясь от мороза, все охотники — а нас было шесть человек — нарубили веток для устройства шалашей и двинулись в многорукавную дельту реки Свиди. Я направил свой долбленый челнок в самый правый рукав, ведущий к большой воде. При подходе к озеру туман рассеялся, воздух стал прозрачным и по-осеннему чистым; вдали плавно «парусили», сходясь и расходясь, наши северные красавцы — белоснежные лебеди. Вокруг и между ними заботливо сновали утки, питаясь остатками растительного лебяжьего стола. Плыл я, любуясь увлекательным зрелищем, без особой предосторожности. Вдруг неожиданно справа от меня за кустом куги раздались всплески воды, и вскоре я увидел стайку необыкновенных уток, наспех уплывавших в глубь озера. Мои движения при перемене весел на ружье были замечены, и утки поднялись на крыло. Торопливый дублет оставил на воде два экземпляра. Один оказался подраненным и ушел, ныряя в волнах, а второй лежал вверх белым брюшком. Вся стайка уток с самого начала показалась мне необычной. И когда была поднята первая убитая утка, то при нашем с Б. Л. Трефнером исследовании она, как и две убитые позднее, принадлежала к виду чешуйчатых, или, по-местному, панцирных, крохалей. Это были крупные утки со сверкающими белизной брюшками и сероватой волнообразной расцветкой перьев на крыльях и спинках, с удлиненными туловищами, длинными, коническими, загнутыми на концах зубчатыми носами, с медно-охристой окраской хохлатых голов и красными или оранжевыми перепончатыми лапами. Все три оказались самками, самца ни одного не удалось взять.
После этого эпизода я разбросал чучела и выпустил подсадную утку около шалаша. Но не успел я замаскироваться в нем, как к чучелам с шумом опустилась стайка чешуйчатых крохалей. Выстрел уложил одного на месте, а два подранка стали уходить. Одного из них удалось настигнуть у куста камыша, в глубь которого он не пошел, а остановился у самой кромки. Подтвердились рассказы местных охотников о том, что крохали в кусты, даже при преследовании, не заходят, а останавливаются около кромки зарослей.
Таким образом, мне удалось впервые в моей охотничьей практике добыть трех чешуйчатых крохалей в европейской части нашего севера. После первой удачи за все утро не удалось сделать ни одного выстрела, хотя метрах в трехстах от шалаша, на отмели, кормилась стая крохалей, зеркально сверкая белым пухом брюшка. По способу добывания пищи они напоминают кряковых уток, так же опуская голову со своим длинным зубчатым клювом в воду в поисках пищи в илистых отложениях реки, принимая при этом вертикальное положение.
Для нас эти трофеи были большой неожиданностью. К сожалению, обстановка не позволила снять с крохалей шкурки для чучел. В ночь погода резко изменилась. Поднялась пурга, и сильно похолодало. На утро все было занесено снегом, и мы отправились с последним рейсом парохода на Каргополь.
По приезде домой крохали потеряли свой живописный вид и обаяние и для чучел стали совсем не пригодны. Что касается мяса, то оно было вполне съедобным, без запаха рыбы и ворвани.
