Салий Л.
Охотников в нашем городке не много. Все мы хорошо знаем друг друга, и поэтому каждый новый человек с ружьем особенно заметен.
Появился у нас года три назад тихий, вежливый, очень приятный человек лет двадцати семи, понравился почти всем с первого взгляда. У него были добрые синие глаза, негромкий ласковый голос, да и весь он был приветливый.
Звали его Виктором Котовым, а работал он диспетчером на железнодорожной станции.
Все свободное время Виктор отдавал охоте. Чуть только кончалось у него дежурство, смотришь: с ружьем, уже спешит в лес.
Вначале мы решили, что он — страстный охотник. Правда, предпочитал он ходить один, но если его кто-нибудь приглашал или сам присоединялся к нему, то Виктор по природной доброте своей не отказывался разделить компанию, хотя и было видно, что делает это без особой радости.
Вот тут я и заметил за ним одну странность. Кроме ружья и патронташа, Виктор носил с собой еще и фотоаппарат, футляр с объективами, светофильтрами и другими мало понятными для нас принадлежностями.
В нашем городке было не мало фотолюбителей. Но по какому-то неписаному закону все они увлекались только портретной съемкой. Фотографировали друзей, знакомых, родственников.
А тут человек по лесу с фотоаппаратом ходит... Ну, естественно, пристаем к нему, просим: сфотографируй. Каждому ведь хочется увидеть себя на снимке с ружьем за плечами, при охотничьем снаряжении, особенно если у пояса болтается утка или черныш. Виктор не отказывался, но чувствовалось, его это раздражает. Говорили, что фотографирует он в лесу деревья, пеньки, болота и птиц. Ну и подсмеивались. Вначале шутили изредка и добродушно, а после одного случая стал он как бы даже посмешищем для всех наших охотников.
Один старик охотник видел, как у самого шалаша, в котором сидел Виктор, на воду опустилась стая уток.
— А он, родимый, — рассказывал старик, — перепутал да замест ружья хвать фотоаппарат и ну палить, ну палить! Они взлетели и не падають... А он им в угон из своего фото, — рассказал старик, и мальчишки, завидя Виктора, принялись кричать: — Дяденька, ты в уток из фотоаппарата стреляешь?
Виктора это, очевидно, злило, и он не то чтобы резким стал, а как бы это точнее сказать... ну, менее приветливым, что ли... словом, заметно стало, что начал избегать нашего брата, охотников...
Охотился я однажды осенью на глухарей. Все осинники обошел, выбился из сил, а дичи нет как нет... Вышел к ручью, напился, умылся. Присел на пенек, закурил и так это хорошо вокруг показалось — уходить не хочется. Деревья красные, как большие костры в небо взметнулись. Листья кружатся в воздухе искрами, падают в ручей. Земля от росы вся белая. Тихо. Вдруг слышу: шуршат палые листья, будто идет кто-то. А это выходит из-за кустов Виктор, здоровается и спрашивает:
— С чем поздравить?
— Нет дичи, — отвечаю я. — Ходил, ходил, да так ничего и не видел. Вот присел покурить и загляделся. Красота какая! Хоть картину пиши.
Посмотрел он на меня как-то странно и говорит:
— Да, место красивое. А многие проходят мимо и не замечают. Им лишь бы убить... Вот налетит скоро ветер, собьет все листья, и будет здесь совсем по-другому. И не увидишь этой красоты до будущей осени. Только на фотоснимке останется...
— Фотография не передает красок, на ней все серое, — говорю ему.
— Нет, даже черно-белая фотография передает многое... А я снимаю сейчас на цветную пленку, — отвечает он, а сам смотрит на меня: не засмеюсь ли?..
Я, признаться, до той поры ни разу не видел цветного фотоснимка. Ну, там в иллюстрированных журналах видел, конечно, но считал, что эти снимки сделаны специалистами, с помощью каких-нибудь сложных приборов. А тут вдруг стоит со мной рядом человек и обычным «Зорким» фотографирует на цветную пленку. И с этой стороны зайдет, и с той, и на корточки опустится, и на пенек влезет. Разобрало меня любопытство. Попросил я его показать мне потом, как получится.
— Обязательно покажу. Заходите в гости, — говорит.
Вскоре после этой встречи подошел у меня отпуск. Съездил я к родне, в Ленинград. Вернулся уже в конце октября. Виктора встретил на другой же день, в библиотеке.
— Узнаете? — говорит он и подает мне со стола журнал.
Смотрю, на обложке журнала — то самое место. Все как было: и роса серебристая, и ручей голубой, листья оранжевые кружатся... Не кружатся, конечно, а как бы застыли на миг в полете и вот-вот начнут падать... И такое, знаете ли, меня волнение взяло. Ведь был я на этом самом месте, видел эти самые листья, а теперь, может, тысячи людей будут любоваться ими. А это очень важно. Я заметил, что красота природы обычно вызывает в людях добрые чувства и мысли...
На обложке, внизу, было написано: «Золотая осень». Фото Котова».
Я крепко пожал ему руку:
— Спасибо, Виктор.
Вижу, взволнован он еще больше меня. Было ему очень приятно, что так подействовал его снимок.
Потащил он меня к себе. Жена у него ласковая, светлая, как радость по дому ходит. От такой жены в лес не побежишь... Я, признаться, вначале ее немного чурался. Сами знаете, как жены часто к охоте относятся. Столько я от них натерпелся, что даже выразить невозможно. Идешь к знакомому пригласить на охоту, а сам трепещешь: вдруг жена дома! Если она дома, то лучше не заходи: взглядом испепелит. И уж об охоте — ни слова.
Жена Виктора — приятное исключение: она сама заговорила со мной об охоте, и так все толково, со знанием дела, что я даже поразился.
Виктор показал мне свои снимки. Большое впечатление они на меня произвели. Это не какие-нибудь открытки с курортными видами, а просто поля, перелески, тропинки... Сама Россия! И так они сделаны, эти снимки, что чувствуешь — это Родина. Сидишь в маленькой комнатке за столом, смотришь на них и словно ощущаешь тысячи верст русской земли — то в снегах, то в весеннем цвету, то перегретую летним зноем. Я ведь за свою жизнь чуть не пол-России исходил с ружьишком. Дорога мне моя земля... В самое сердце вросла.
Особенно мне запомнился один снимок — «Белая береза». Вот такая же у нас на краю села стояла. Я мимо нее еще мальчонкой в школу бегал. Белая береза, если хотите, — символ чистой души народа. Сколько песен о ней сложено...
Между прочим, у Виктора было много снимков из жизни птиц и животных. Я вот сорок лет охочусь и ни разу не видел утку, сидящую на яйцах. А у него и такой есть снимок. Есть и волчье логово с играющими волчатами, и лиса, подкрадывающаяся к гусям, да всего и не перечислишь.
Много полезного я узнал от Виктора. Стали мы с ним друзьями. На охоту ходили всегда вместе. Однажды, примерно через год после нашего знакомства, произошел у нас такой случай.
Вышли мы рано утром, чуть свет. Исходили за полдня, как водится, верст тридцать. Я убил тетерева, он — двух рябчиков. Повернули уже к дому: вечером Виктору нужно было идти на дежурство. Бредем по частому ельнику. Место крепкое. Тропинка узкая. Стали выходить на поляну. Вдруг Виктор — он шел впереди — остановился. Я глянул через его плечо и обмер. На поляне — медведь. Стоит и таращит на нас маленькие злые глазки.
Медведи в наших краях до сих пор не встречались, да и вообще крупная дичь у нас не водится. Представьте: патроны у нас с дробью, а в десяти шагах эдакая махина стоит, не шелохнется. Я потихоньку пошарил рукой у пояса — ножа нет, дома забыл. Стоим. Секунды — как вечность. Смотрю: Виктор поднимает фотоаппарат и наводит на медведя. Я ему шепчу:
— Не делайте резких движений. Стойте тихо.
Щелкнул затвор фотоаппарата. Медведь заворчал, переступил с ноги на ногу. Ну, думаю, беда. А медведь не торопясь повернулся и пошел в сторону.
Обернулся ко мне Виктор.
— Вот это удача! Вот это сюжет! — говорит.
А я ему довольно резко отвечаю:
— Этот «сюжет» очень даже просто мог нам все ребра переломать.
А сам чувствую, что у меня от полученного впечатления вместо баса тенор появился, и такой, знаете ли, драматический, со всхлипыванием.
В тот же вечер перед дежурством Виктор проявил пленку. Оказалось, что в горячке, когда фотографировал, напутал он что-то с диафрагмой. Да и на пленке был дефект. В общем, снимок не получился.
Виктор рассказал мне об этом по телефону и предложил идти вместе с ним утром на медведя. Я и сам загорелся. Шутка ли сказать: на медведя! Первый раз у меня такая возможность была. Однако на другой день мне нужно было на работу. Несколько раз за вечер звонил начальнику цеха: хотел попросить у него отгул, но начальника не застал. Я уже и патроны с пулями снарядил, и топор нашел. Договорился с Виктором, что утром пойду в цех и отпрошусь.
Пришел утром на работу, а там — горячка — дел по горло. Так и остался на весь день. Не до охоты было.
А Виктор пошел один. Долго искал зверя и нашел его по свежему следу у ручья. Когда первый раз щелкнул затвор фотоаппарата, медведь заревел, встал на задние лапы, какое-то мгновение постоял, посмотрел зло и пошел наутек. Виктор все же успел сделать еще один снимок...
На другой день был готов увеличенный отпечаток снимка. Большой бурый медведь стоял во весь рост, подняв вверх мощные передние лапы... Такого медведя я еще никогда не видел. В зоопарке они другие... Снимок, доложу вам, прямо-таки мастерски сделан! Ну да и, кроме умения, для этого, наверно, нужно было иметь еще и мужество...
Уже год, как Виктор уехал в Сибирь, в Братск... А я с тех пор всегда беру с собой на охоту фотоаппарат. Столькому интересному и прекрасному научил он меня! Для меня теперь не так уж и важно, убью я там что-нибудь или нет.
Я все это к тому рассказал вам, чтобы вы не смеялись, если я в дичь из фотоаппарата палить буду.
