Сергиевский В. К.
В апреле все быстрее и быстрее увеличивается световой день. Ярко светит солнце, и жители побережья надевают темные очки. Воздух чист и прозрачен, а снег ослепительно бел — идет весна...
Год от году море замерзает по-разному. Обычно к концу декабря появляется устойчивая полоса прибрежного льда.
Ширина ее непостоянна: от пяти до двадцати километров. Шторм иногда откусывает от берегового льда огромные куски и уносит в море. Восточный ветер приносит их обратно. Они вновь смерзаются с припаем. С самолета эти приткнувшиеся к припаю поля и более мелкие льдины кажутся огромными матовыми бликами. Молодой, прозрачный лед, скрепляющий этот хаос, позволяет видеть дно моря.
В середине апреля у берега остается лишь припай, от которого постоянно отламываются льдины разной величины и присоединяются к своим плавающим собратьям. Море становится сине-стальным и спокойным. Глыбы торосистого льда имеют причудливую грибообразную форму и разрушаются всегда сверху. Происходит это от того, что шейка гриба непрерывно истончается волнами гораздо быстрее, чем тает шляпка, которая в конце концов и обламывается под действием своей собственной тяжести с огромным грохотом и гулом.
Вскоре прилетают чайки, на льдах появляются тюлени: лахтак, реже ларга и сивуч. Все ждут рыбу; та подойдет к берегам в мае. Тюлени, перезимовавшие на дрейфующих льдах, сейчас нежатся под солнечным светом.
Берега здесь скалистые, обрывисто уходящие в воду. Со скалы в восьмикратный бинокль хорошо видно тюленей. Сначала они ложатся у кромки припая, но по мере таяния льдов, когда снег становится похожим на терку, проделывают лунки у самого берега. Тюлени местами ложатся густо.
Однажды я решил понаблюдать за зверьми. Надел резиновые сапоги и лыжи, взял бинокль. От берега до кромки льда было, несколько километров. Я бодро пробежал их на лыжах и совсем неожиданно увидел в бинокль лахтака. Зверь лежал на брюхе у кромки льда. Он был из крупных — зеленовато-белёсой, окраски с темноватыми пятнами. Затем я заметил небольшой торос, как раз между мной и лахтаком. Я сошел с лыж и стал подползать. Полз долго и изрядно устал. Но вот и торос, за ним можно отдохнуть и оглядеться. Зверь все лежал, до него было не более тридцати метров. Он играл. Изгибался, переворачивался с боку на бок, задирал задние ласты и голову. Потом успокоился и задремал. Я внимательно рассмотрел его в бинокль. Усы у него были совсем не кошачьи, как это кажется издали, когда зверь высовывает из воды только голову. Они были короткими — сантиметров пять-семь и как бы подпаленные на концах, отчего кончики загнулись. По виду усы очень напоминали толстую капроновую жилку. На мой взгляд, у тюленей зрение неважное, но слух хороший; о чутье и говорить не приходится; но доверяют тюлени больше зрению, чем слуху, и спасаются лишь тогда, когда увидят опасность вблизи. В этих широтах доверчивое поведение тюленя объяснялось отсутствием белых медведей. Бурые же медведи встают из берлог лишь в мае и охотятся за тюленями только на берегу.
В конце апреля припай был взломан почти до самого берега, и море покрылось битым льдом. Как-то раз я довольно близко подошел к зверю, успел подбежать к лунке и сунуть туда сапог. В сапог мой тут же ткнулся мордочкой лахтачонок, не успевший нырнуть. Всего два месяца назад он родился в снежной норе, во льдах, и только что сменил белую щенячью шубку на приличествующий подростку наряд. Я оттащил малыша в сторону и несколько раз сфотографировал, после чего отпустил с миром.
Первого мая началась долгая сырая пурга, которая длилась десять дней и намела огромные двухсаженные сугробы. Но море за это время очищалось ото льда, и там появились табуны уток и гусей. В море на птицу не поохотишься, а подходящих водоемов на берегу не было. Прилетели топорки, кайры, бакланы. Птичьи тучи летали и над морем; дичь ловила рыбу, орала и суетилась. Северная весна всегда удивляла меня неуёмной силой пробуждающейся жизни. В средней полосе это не так заметно. Там весна приходит как-то закономерно и естественно. Здесь зима сдается нехотя и долго скалит ледяные зубы. И все-таки всюду заметно обновление. Вчера еще голые, холодные и угрюмые скалы покрылись белыми, серыми и черными точками различных птиц. В море вздыхали и фыркали тюлени, пожиравшие икряную сельдь. В сумерках по берегам рыскали голодные после зимнего сна медведи, подбиравшие всякую дрянь и не брезгавшие тюленем. Но погода портилась. Резкий ветер швырял пригоршни дождя, мокрых липких снежинок, а то и твердой секущей ледяной крупы. Как по команде, потянулась на север водоплавающая дичь. Она спешила к гнездовьям.
Медведи на восточных склонах Джугджура просыпаются в конце апреля — начале мая. И сразу же устремляются к морю. Это и понятно, если учесть, что снега в тайге еще много, а кормов практически нет. На берегу корм найти значительно легче. В отлив морское дно обнажается, и здесь можно найти моллюсков и водоросли, а то и подкараулить зазевавшуюся нерпу. Кроме того, к побережью подходит на икромет сельдь, которую звери успешно ловят. В прибрежных сопках, где снег тает интенсивнее и растительность оживает быстрее, чем в глубине тайги, медведь с удовольствием пожирает дикий лук и чеснок. В июне весь берег усыпан уйком. Уёк — маленькая рыбка, величиной с крупную кильку. Во время икромета бока уйки разлинованы всеми цветами спектра, и берег как бы покрыт перламутровой пеленой, издающей запах свежих огурцов. Позднее медведи меньше придерживаются морского берега и широко ходят по тайге, особенно в августе, когда начинают созревать ягоды и шишки кедрового стланца...
Снежные бараны в апреле-мае тоже выходят на приморские скалы, где им легче добыть корм. О их взаимоотношениях с медведями трудно сказать что-нибудь определенное; весьма сомнительно, чтобы медведь специально охотился за ними. Баран — обладатель гораздо более сильного зрения и не менее хорошего, чем у медведя, слуха. Впрочем, я допускаю мысль о случайной добыче ягнят и самок. Медведь все-таки зверь очень проворный и ловкий, поэтому вполне возможно, что при определенных обстоятельствах баранам от него может не поздоровиться. А вообще медведь на Охотском побережье — зверь мирный. Об этом говорит хотя бы тот факт, что здесь неизвестны (или крайне редки) случаи нападения медведей на домашний скот. Я умалчиваю об оленях, так как все они пасутся за хребтом, в континентальной тайге.
Как-то, в последних числах октября, с двумя местными охотниками я отправился на медвежью охоту. Было это в среднем течении Амгуни. По дороге попадалось много следов медведей. Снег еще не выпал, погода была прохладной и ясной, а по ночам уже перепадали сильные заморозки. Воздух был чист, и условия для наблюдения нас радовали. С нами шли две собаки, которых старики вели на поводках. Зверя мы обнаружили утром на абсолютно голом месте, метров за восемьсот. Лет пять назад здесь бушевал пожар, начисто уничтоживший лес на двух отрогах. Сейчас каменистую поверхность гор обильно покрывала брусника, что и привлекало сюда медведей. Кое-где торчали редкие маленькие дубки и кусты кедрового стланца. Окружающие горы были покрыты отличным спелым лесом с преобладанием ели. Зверь стоял к нам задом и увлеченно пожирал бруснику. Старики поочередно рассмотрели его в бинокль. Медведь был почти черный, средней величины. Ветерок тянул по распадку снизу вверх, и я был уверен, что мы пойдем к зверю слева через вершину. В разговоры стариков я не вступал. Но вот охотник постарше сказал, что к зверю надо подходить справа. И мы пошли, стараясь остаться незамеченными. Вскоре собаки почуяли зверя по ветру и стали взвизгивать и рваться, старики по-прежнему вели их на привязи. Вдруг один из стариков с разочарованным видом указал ружьем на противоположный склон: зверь быстро поднимался в гору. В бинокль каждый из нас хорошо видел, как на его лопатках перекатывалась черная лоснящаяся шкура; затем он скрылся в кустах кедрового стланца. Охотники спустили лаек, но было уже поздно: медведь был далеко, и собаки не стали его преследовать.
Весенняя охота на медведей в то время, когда звери только что выходят из берлоги, относительно проста. Обычно они очень осторожны: ведут сумеречный образ жизни и днем разгуливать не рискуют. Надо хорошо знать местность, дороги медведей к морю и суметь подойти к зверю на верный выстрел.
После того как зверь обнаружен, оценивается обстановка: направление ветра, хода зверя, его возможные намерения, а также пути собственного подхода. Ни в коем случае не следует торопиться и совершать необдуманные поступки. Гораздо лучше пропустить зверя, не испугав его, чем отпустить раненного неточным выстрелом или только напугать пальбой. Подходить к зверю следует как можно ближе и бить по убойным местам. Раненый зверь обычно стремится уйти, но надо быть готовым и к разным неожиданностям. При малейшей попытке зверя к нападению вовсе не следует хвататься за нож и стараться «развалить» ему брюхо, как обычно полагают люди, знающие о медвежьей охоте понаслышке. Случаи, когда охотники применяют нож, сейчас крайне редки и давно ушли в прошлое. Риск этот совершенно не оправдан, да и мало найдется людей на такую удаль.
Весной на побережье мы пошли на охоту уже втроем. С нами была одна собака, которая тащила нарту с провизией и снаряжением. Это очень удобно: идти без груза легко и можно отвлечься на наблюдения. Спутники мои большей частью следили за нартой, а я шел впереди.
Шли до места почти целый день. Забрались мы высоко и решили ночевать прямо в кустах кедрового стланца. Снега было еще много, и ходили мы на лыжах. Лишь местами снег сошел и можно было обходиться без лыж. Море покрылось битым льдом, солнце сияло ослепительно, и потоки теплого воздуха поднимались от проталин. К вечеру мы расселись в разных местах перевала и стали наблюдать. Здесь было много медвежьих следов, направляющихся к морю. Вскоре мои спутники заметили на скалистой осыпи у самого моря медведицу с двумя медвежатами. В бинокль было видно, что медвежата шустро бегали вокруг матери, но чем они занимались, сказать было трудно, так как по прямой было довольно далеко.
Стало быстро темнеть. Западная половина неба покрылась рваными облаками. Солнце, опускаясь к горизонту, подсвечивало их сверху, отчего они были золотисто-алыми по краям и темно-фиолетовыми снизу. Когда солнце коснулось темной изломанной линии Джугджура, оно полностью вышло из облаков, и его диск на мгновение замер над горизонтом. Картина была замечательная. Красивые закаты на севере, изобилующие яркими и нежными красками, обычны. Но в тот весенний вечер панорама заснеженных гор, освещенная светом уходившего дня, производила неизгладимое впечатление. Отроги гор, миг назад еще бывшие серыми, вдруг осветились и стали золотисто-розовыми. Солнце, к сожалению, недолго задержалось на хребте. Через минуту оно скрылось, и сразу все вокруг стало темным и неприветливым.
Мы зажгли свое солнце — костер и сели ужинать.
Ночь мы провели спокойно. Я просыпался один раз и слышал свист, чирков, летевших на север. Встали в пятом часу. Позавтракали и собрались быстро. Решили выйти на приморские скалы, откуда хорошо можно высматривать зверей. Скалы там обрывистые и спуски к морю были наперечет. Там мы просидели до полудня. Я прошел по медвежьему следу с биноклем. След был ночной и спускался к морю через густой лес. Видел пятерых баранов. Они грелись на солнце, и медведи их не тревожили. Я вернулся к товарищам, и мы решили уходить. С моря стеной шел туман, но до нас он не достал. Мы сидели на высоте около двухсот метров. Следом за туманом, вторым валом, двигались плотные снежные облака, и ждать их прихода не имело смысла. Могла начаться сырая теплая пурга (что потом и случилось), а она очень неприятна.
На обратном пути мы встречали много следов медведей, которые пересекали наш старый след.
Мы дружно ругнули погоду и ускорили шаг. Часть обратного пути шли по морскому льду, спрямляя дорогу. В одном месте чуть не провалились, но вовремя разбежались в стороны. Морской лед весной в местах старых снежниц превращается в игольчатый, и эти места очень опасны. Надо внимательно смотреть под ноги. Лед в опасных местах всегда белее в отличие от не промытого снежной водой голубого морского льда.
Через несколько дней море полностью очистилось. Льды отогнал в море западный ветер. Стало теплее, и началось бурное таяние снегов, чему сильно помогали морские туманы. К берегу начала подходить сельдь, которая на долгое время стала предметом пристального внимания местного населения.
