портал охотничьего, спортивного и экстерьерного собаководства

СЕТТЕР - преданность, красота, стиль

  
  
  

АНГЛИЙСКИЙ СЕТТЕР

Порода формировалась в первой половине XIX столетия путем слияния различных по типу семей пегих и крапчатых сеттеров, разводившихся в Англии отдельными заводчиками. В России английские сеттеры появились в 70-х годах XIX столетия, главным образом из Англии. 

подробнее >>

ИРЛАНДСКИЙ СЕТТЕР

Ирландский сеттер был выведен в Ирландии как рабочая собака для охоты на дичь. Эта порода происходит от Ирландского Красно-Белого Сеттера и от неизвестной собаки сплошного красного окраса. В XVIII веке этот тип собак был легко узнаваем.

подробнее >>

ГОРДОН

Это самый тяжелый среди сеттеров,
хорошо известный с 1860-х годов, но
обязанный популярностью четвертому
герцогу Гордону, разводившему черно-
подпалых сеттеров в своем замке в 20-х 
годах XVIII столетия.

подробнее >>

Рожденный охотником (о К. А. Ястребове)

Житенев Дмитрий Валерьянович

Середина января. Кончается день; солнце у самого горизонта. Только что завершили последний, пустой загон. Лосей в нем, как и в предыдущих, не оказалось. Мрачные охотники вышли на дорогу и столпились там, ожидая отставших. Начинать новый загон не имело никакого смысла. И что самое обидное — это был последний день лосиных охот. Неиспользованная лицензия так и лежала незакрытой в кармане главного по охоте. Все молчали. Это был не самый лучший день в общем-то удачливой жизни нашего охотничьего коллектива.

И вдруг словно по волшебству все изменилось. Из кустов около дороги, не торопясь, вышел и начал ее переходить крупный лось. Как все задергались! Но что толку дергаться, если до быка не меньше полутораста метров, а у всех гладкостволки. Только у одного из нас было нарезное оружие — зауэровский тройник. Два верхних ствола — шестнадцатый калибр, а нижний — 9,3 мм. Мгновенно опустившись на колено, охотник успел перехватить лося пулей, пока тот еще не пересек дорогу. Разделывали мы его уже в темноте на базе, благо лежал зверь на дороге и грузовик подогнали к самой туше.

Свалил лося этим единственным и удачным выстрелом Константин Алексеевич Ястребов, в то время — заместитель главного редактора журнала «Охота и охотничье хозяйство».

Примечательно, что стрелял человек, которому было уже под семьдесят, который на фронте потерял правый глаз, который и стрелял-то без оптики. С полутораста метров попасть в шею, по позвонкам — это надо быть очень хорошим стрелком и еще больше — настоящим охотником.

У каждого из нас, охотников, свой путь в охоту. Кто-то приходит к ней поздно, уже сложившимся человеком, а кто-то еще в утробе матери словно чувствует себя охотником, знает свое предназначение. И для такого после рождения нет вопроса, какой должна быть его жизнь. Ответ заложен у него в генах — охота, только охота и служение ей, бескорыстное служение.

В моем понимании настоящий охотник — тот, кто всю жизнь, всю без остатка посвятил охоте. Даже мысли у него постоянно об охоте, и он не понимает, как можно думать о чем-либо другом. И семья у такого, как бы сейчас сказали, повернутого, под стать ему, поскольку и жизнь семьи тоже полностью подчинена охоте.

Дома нет хозяина сутками? Не беда! Будем ждать его с добычей! Муж — охотовед, едет на работу куда-то в тьму-таракань? И жена туда же за мужем, да еще с малолетними детьми, со всем скарбом. Зато все вместе! И так всю жизнь, до самой смерти! Вот именно такой, мне кажется, должна быть семья охотника.

Для тех, кто родился в начале прошлого века, жизнь складывалась совсем по-другому, чем наша. Они ведь застали, как говорится, проклятый царизм. Пусть еще в детстве, но застали же. Выросшие в деревне, вдали от культурных центров, совсем по-иному воспринимали жизнь. Еще не были разрушены семейный уклад и деревенские традиции этим страшным монстром — городом, сохранялась патриархальность, та самая патриархальность, которая в значительной степени формировала сознание ребенка буквально с колыбели. Этим и закладывался стереотип поведения человека на всю последующую жизнь, где бы уже она потом ни проходила. Именно в деревенских условиях наследование семейных традиций особенно сильно. Это относится не столько к традиционным деревенским занятиям, как землепашество или скотоводство, сколько к таким, я бы сказал, творческим, как охота. Именно наследование охотничьих приемов, правильного отношения к природе и охоте воспринимается особенно глубоко с малых лет. Ведь будущий охотник совсем по-иному, чем его сверстники, воспринимает природу, он гораздо ближе к ней. Усвоение приемов охоты, которым учит его старший — дед, отец или дядя, — идет тем быстрее, чем большими творческими способностями обладают и обучаемый, и учитель. Если же в семье установились давние охотничьи традиции, то младшие поколения обязательно следуют по дороге отцов и дедов.

Все это, естественно, происходит и каждый день, и непосредственно в природе — она же вот, рядом, не только за околицей, но и на твоем дворе. Это городскому охотнику, чтобы научить своего ребенка охоте, надо отрываться на несколько дней от дел, ехать куда-то из города да и то ненадолго.

Все это полностью относится и к семье Ястребовых — тверских, вышневолоцких жителей, охотничьи традиции которой уходят очень глубоко.

Но обо всем по порядку.

Константин Алексеевич Ястребов родился 7 января 1908 г. в селе Алексеевском Вышневолоцкого уезда Тверской губернии. Дед его, Григорий Филиппович Ястребов, был настоящим профессиональным, как сейчас бы сказали, охотником и служил егерем в собственных охотничьих угодьях князя А.А.Ширинского-Шихматова, знаменитого медвежатника, автора популярной и тогда, и сейчас книги «Медведь и медвежья охота». О своем деде Константин Алексеевич достаточно подробно написал в журнале «Природа и Охота» (№ 2 за 1993 г.).

Если мальчика с младенческого времени окружает охота и все, что с ней связано, то совершенно естественно — он и сам потянется к охоте. Свою первую дичину, тетерева, Костя Ястребов добыл в десятилетнем возрасте. Видимо, совсем малолетком брали его с собой на охоту и дед, и отец, потому что если он не помнил князя, то запомнил фабрикантов Рябушинских, — владельцев вышневолоцких ткацких фабрик, с которыми охотился отец.

Если для князей и фабрикантов охота была развлечением и удовлетворением своей благородной страсти, то для егерей Ястребовых — труд, и для маленького Кости Ястребова — тоже труд, увлекательный, захватывающий, но все же — труд. Летом он помогал отцу добывать мелкую дичь на продажу для поставки к столу состоятельных владельцев близлежащих поместий или дачников, а зимой промышлял белку и другого пушного зверя. Вот как он сам рассказывает об этом: «Скупал дичь у охотников один торговец, некто Воробьев. Он договаривался с ними и постоянно объезжал их дома. Бывали случаи, когда он не заставал отца дома, который был на охоте. Но мать-то всегда дома, дичь развешана на стенке. Тогда он аккуратненько соберет ее, возьмет что нужно и сколько нужно и оставит записочку — взял, мол, столько-то штук. Через неделю снова приезжает за дичью и привозит деньги за реализованный товар. Цены на мелкую дичь были тогда довольно высокими. Дупель по тем деньгам стоил, к примеру, 40 копеек, вальдшнеп — 50, бекас — 30, утка кряковая — 20-25, чирок — 20, тетерев — 30-40 копеек. Стрелял отец блестяще и больше всего его привлекала мелкая, красная дичь. Таскать в сумке уток с тетеревами или бекасов с вальдшнепами — есть разница? Мелкая дичь и легка и денег больше приносит».

Еще до октябрьской революции Алексей Григорьевич Ястребов, отец Константина, арендовал охотничьи угодья у сельской общины села Алексеевского, охотился там сам, организовывал охоты для богатых гостей, этим и жил. Видимо, неплохо жил, если хозяйство было одним из лучших в селе, не в пример другим ели с тарелок, а не из общей миски на столе. Даже корову их прозвали «тарелочница». Без завистников тоже не обошлось — отравили охотничью собаку.

Константин был старшим в семье, кроме него еще три брата и сестра. Кстати, все они пробились в жизни, получили высшее образование. Не всякая крестьянская семья может похвастаться тем, что все ее дети закончили институты. Без привычки к постоянному труду этого не достигнешь, а семья была трудолюбивой и упорной. К примеру, отец Константина Алексеевича, вернувшись с Первой империалистической отравленный газами, не ударился во все тяжкие, как это было с некоторыми его односельчанами, не подался в город на легкие заработки. Вместе с группой таких же как и он крепких хозяев организовал крестьянскую общину. Выселились на новые земли неподалеку от своего села, купили вскладчину технику, начали поднимать хозяйство, но грянула коллективизация...

В то время, когда отец был в армии, все тяготы деревенской жизни легли на Костю. Годы человеческого перепутья не согнули мальчика. В городах разруха, многие горожане бегут в деревни. Среди тех, кто осел в большом селе Алексеевском, был преподаватель университета Кукушкин. Именно он приобщил маленького Костю к книгам, стал учить грамоте и пониманию печатного слова. В селе оставалась большая барская библиотека, еще не растасканная «любознательными» сельчанами, и Костя очень много читал. Это была закваска на всю последующую жизнь — тяга к знаниям никогда его не покидала.

После окончания школы Константин Ястребов поступает в учительский техникум в Вышнем Волочке и затем становится сельским учителем в родном селе. Шли уже двадцатые годы, преподавателей грамотных было мало и Константин Алексеевич (его уже так величали) считался одним из лучших учителей. Его даже направляли в другие школы преподавать, а главное, наладить дисциплину. Наверняка, он был действительно хороший педагог, незаурядный учитель. Недаром впоследствии, уже пройдя большую жизненную школу, в 60­х годах он почти десять лет преподавал в заготтехникуме. Однако этот его учительский дар чуть было не помешал ему поступить в тот институт, где, по его мнению, давали самую лучшую профессию — профессию охотоведа.

К месту будет сказать, что уже став пенсионером и отдыхая каждое лето в своем родовом доме в селе Алексеевском, он получил неожиданное подтверждение своей учительской популярности. Однажды, когда ему уже было около восьмидесяти, пошли с семьей по клюкву. Проходили по соседней деревне Лутково, заброшенной, как и многие в округе. Только в одном доме ютилась пожилая женщина. Она увидела проходивших, подошла к забору, присмотрелась и вдруг спросила: «Вы ведь Ястребов? Константин Алексеевич? А я когда-то училась у Вас, во втором классе». Она запомнила своего первого учителя навсегда.

Чтобы получить высшее образование, надо было, конечно, поступать в институт. Но какой выбрать? Если ты прирожденный охотник, — Московский зоотехнический институт, а в нем мечта и цель жизни — охотоведческий факультет! Именно там можно было получить настоящие охотничьи знания. Но скоро только сказка сказывается! Не так просто было уйти с преподавательской работы. Учителей в районе не хватало, а Константин Алексеевич был далеко не на последнем счету. Одним словом, пришлось выдержать настоящий бой с районным отделом народного образования, но направление в институт он все-таки получил. Студентом Московского зоотехнического института, охотоведом, он становится в 1933 г.

Студенты тогда, в начале 30­х годов, были, наверняка, совсем другими. От моего поколения они отличались так же, вероятно, как мы отличаемся от нынешних студентов. Они были старше, они обладали другим жизненным опытом. Однако, было скорее всего и то, что нас, студентов-охотоведов ястребовского и моего поколения, безусловно объединяет. Это — беззаветная преданность профессии и абсолютное бескорыстие при ее выборе. Мне почему-то кажется (не старческое ли это брюзжание?), что нынешнее поколение студентов, даже и охотоведов, очень меркантильно и более расчетливо. Что же поделаешь — другие времена, другие ценности.

Все пять лет студенчества, с 1933 по 1938 гг., Константин Ястребов был бессменным старостой группы. Ну и учился, естественно, с присущим ему природным упорством. К государственным экзаменам подошел с прицелом на красный диплом. Однако на одном из них заспорил с профессором, доказывая, что тот не прав. В результате — тройка. Не спорь с профессором! И все-таки прав оказался Константин. В библиотеке взял учебник и показал профессору то, что им самим и было написано. Как раз так, как и отвечал экзаменуемый.

1938 г. был во многом знаменательным для К.А.Ястребова. Он не только закончил институт и получил направление на работу старшим научным сотрудником Уральской научно-исследовательской зональной биологической станции ВО «Заготживсырье». Было и еще событие в его жизни — он женился! Женился по любви на девятнадцатилетней девушке Маше из подмосковного поселка Салтыковка, что недалеко от Балашихи, где и учился Константин Ястребов. Мария Николаевна прошла с ним всю жизнь, 20 октября 1988 г. они сыграли «золотую» свадьбу, а через полгода верной его спутницы не стало. Наверняка, все годы их жизни были счастливыми, а два с половиной перед войной — особенно. Ведь именно в эти годы у них родились две девочки, Наталья и Ксения, в один и тот же день, но с разницей в два года.

А что же работа? После прибытия по направлению в Свердловск Константину Алексеевичу было поручено заниматься изучением ондатры и ее расселением в озерах Западно-Сибирской низменности. Это и стало его основным делом. Только за первый сезон организованные им бригады охотников-ондатроловов отловили и расселили в угодьях Зауралья почти 1500 зверьков. При этом К.А.Ястребовым были разработаны и внедрены собственные методики отлова и передержки ондатры.

В институте, как он сам рассказывал, учили, что передерживать ондатру чем дольше, тем лучше. На деле оказалось совсем не так. В загонах при передержке зверьки, во-первых, дрались, во-вторых, после еды испражнялись в корыта с водой, которые ставили в загоны. В результате мокрые зады, переохлаждение и плачевный результат. В первые же несколько дней погибло семнадцать ондатр! Вскрытия показали, что гибнет ондатра от воспаления легких. Тогда выбросили корыта с водой и оставили только корм. Воду, если и ставили, то на очень короткий срок. Вскоре отказались и от этого, так как молодые побеги тростника и морковь, которыми кормили ондатр, достаточно сочны, зверьки и без воды могут вполне на них продержаться несколько дней до выпуска.

Вот так счастливо начинались и производственная деятельность, и семейная жизнь у четы Ястребовых, но, как и у многих, все нарушилось 22 июня 1941 г. Война! У него, правда, есть бронь. Он ведь с сентября 1941 г. уже заведующий опытной станцией. Однако, когда в мае 1942 г. у него спрашивают в военкомате, ну кого, мол, будем теперь из ваших призывать, он отвечает одним словом — меня!

Действующая армия. Курская дуга. Война для К.А.Ястребова длилась только один год, потому что именно в этом сражении он был ранен первый и единственный раз. Но какое это было ранение! Лейтенант К.А.Ястребов — командир механизированной роты. Получен приказ передислоцироваться, и он переводит свою роту под огнем через заминированный участок. Все перешли, и командир остановился передохнуть под какой-то яблонькой. Через мгновение шальной осколок попал в правый глаз, разворотил глазницу и, пройдя буквально в нескольких миллиметрах от мозга, вышел в полость рта.

Когда очнулся, почувствовал, что кто-то шарит по его телу. Вот оно спасение! Но это оказался мародер, который, поняв, что перед ним живой человек, уполз подальше. Жара! Несколько раз терял сознание, ползти куда-нибудь сил не было. Хорошо, что проходила похоронная команда и кто-­то из санитаров увидел, что вроде бы мертвый человек, голова в крови, а стонет. «Ребята! Лейтенант-то живой!». Привезли в медсанбат, в операционной, расположившейся на паперти какой-то церквушки, удалили остатки глаза, кое-как починили и — в путь по госпиталям больше, чем на полгода...

Всю последующую жизнь К.А.Ястребов носил на правом глазу, вернее, на бывшем правом глазу, марлевую повязку, которую менял каждый день. Искусственный глаз, протез, вставить было невозможно, так была исковеркана осколком глазница.

Уже после ранения и выздоровления (относительного, конечно), Константин Алексеевич рассказал домашним о странном сне, который приснился ему перед самой войной. Приснилось ему, что он на утиной охоте, и вдруг кто-то из охотников, его товарищей, стреляет, пуля попа­ дает Константину в правый глаз (!) и выбивает его. Проснулся в ужасе — что для охотника потерять глаз да еще правый! Схватился, а он цел и невредим! Вот облегчение-то!

А сон-то оказался вещим!

Вспоминать войну, говорят домашние, он не любил. Вспоминал только фронтовых друзей да сестричку Наташу из госпиталя 2386, которая выходила его. Ее он вспоминал особенно часто, почему-то решив, что это была его давняя, еще юношеская любовь, и которую он так и не нашел, чтобы отблагодарить за спасенную жизнь.

Боевую награду, орден Красной Звезды, он получил спустя десять лет после ранения, а выйдя из госпиталя и вернувшись домой, в Свердловск, даже опередил свою собственную похоронку. Сам ее и получил. Кого похоронили живым, тот будет жить долго. Так оно и сталось.

Константин Алексеевич еще в детстве был опорой семьи, таким он остался и после ранения. Вернувшись с фронта, он увидел буквально голодающих жену и дочерей. Но он же охотник! Еще не окрепший после ранения он едет с друзьями на охоту и привозит целого козла! Это было спасение! Потом Мария Николаевна говорила дочерям, что если бы не отец, они тогда угасли бы с голодухи. Охота и рыбалка были в те голодные годы одним из источников существования, если не самым главным. Воистину — охотник не пропадет даже в самых сложных условиях. Благо, что дичь еще водилась тогда в изобилии — были и мясо, и рыба.

Настала пора приступать к работе, но на опытной станции, которой он когда-то заведовал, места все заняты. Константин Алексеевич поступает в Окружной совет Всеармейского Военного Охотничьего Ообщества Уральского округа, становится военным охотником, но не надолго. Через год, в конце 1944 г., его переводят в Завидовское охотничье хозяйство Министерства обороны главным охотоведом. Отличнейшие условия, прекрасные угодья почти в родных местах — ведь это Калининская область. Чудесные охота и рыбалка.

Ксения Константиновна, младшая дочь К.А.Ястребова, вспоминает, что отец столько ловил в то время рыбы, в основном, щуки, что питались фактически только этой добычей. Приносил мороженых рыб в дом, словно охапку поленьев. «Я с той поры, — говорит она, — почти не беру в рот речную рыбу, а о щуке так и слышать не хочу». Но он оставался заядлым мормышечником всю жизнь и каждые выходные пропадал на льду возле лунки.

В Завидово работы немало — организация различных охот — от утки до лося, биотехнические работы, охрана территории. С утра и до вечера Константин Алексеевич в лесу, на остановочных базах. За хорошую работу он получает в подарок от Главного Маршала артиллерии Н.Н.Воронова трофейный тройник, из которого он пострелял немало зверя и птицы и из которого через три десятка лет свалил того самого лося (см. начало статьи). Кстати, ложа этого тройника была изогнута под левый глаз для стрельбы с левого плеча и звали мы это знаменитое ружье с почтением — «кривая кочерга». Стрелком Константин Алексеевич был отменнейшим до самой старости. Вообще надо сказать, что он был очень удачливым охотником и все свои трофеи едва ли помнил, разве что нескольких волков и медведей. Это мы, «штучные» охотники, считаем дичь поштучно, а для него добыча была обычнейшим и очень частым явлением. Даже если бывали неудачи (в последние годы в Подмосковье какая это охота!), он никогда не расстраивался и всегда пребывал в самом спокойном расположении духа. Может быть потому, что за свою жизнь настрелялся вволю?

После Завидова у Константина Алексеевича был, как мне кажется, один из самых удачных периодов его профессиональной деятельности. Думаю, что это был прирожденный не только охотник, но и учитель. Свои уже солидные охотничьи знания и опыт он умело передавал ученикам, будущим охотоведам и звероводам — в течение почти десяти лет преподавал в Московском заготовительном техникуме, что на Сходне под Москвой. Мне доводилось встречать тех, кто считает себя учеником Константина Алексеевича, не только в Подмосковье.

Чтобы закончить рассказ о его послужном списке, перечислю те должности, на которых он работал после техникума. Старший научный сотрудник ВНИО — три года. Главный охотовед отдела заготовок Главкоопживсырье — два с половиной. Была в свое время такая организация, поглощавшая львиную долю выпускников охотоведческих вузов и техникумов. Затем счастливые полтора года Константин Алексеевич работает заместителем директора по научной работе Кроноцкого заповедника, что на Камчатке, вплоть до закрытия заповедника[1]. Вместе с ним, естественно, поехала и Мария Николаевна, верная спутница его жизни. Вероятно, это были действительно счастливые годы. По воспоминаниям дочерей, которые тогда оставались в Сходне, вернулись родители с Камчатки помолодевшие, стройные, счастливые и веселые.

После Камчатки — последнее место работы. В конце 1961 г. К.А.Ястребов становится заместителем главного редактора журнала «Охота и охотничье хозяйство». Этой должности он отдал 17 лет, с нее он ушел на пенсию в возрасте 70 лет. Но и будучи пенсионером, он не расстается, как говорится, с пером — пишет короткие рассказы о своих наблюдениях в природе и на охоте, публикует их в журналах «Юный натуралист», «Природа и охота», «Охота и охотничье хозяйство», в альманахе «Охотничьи просторы».

Этот человек, с детства наделенный незаурядным здоровьем, несколько раз был вынужден в прямом смысле слова бороться за свою жизнь. И каждый раз на помощь ему приходили охота и семья. Жить для охоты и для родных — вот цель, достойная каждого! Родные же считали, что без него жить нельзя, и помогали ему справиться с недугами.

После выхода на пенсию ему пришлось лечь на операцию. Болезнь была такая, что кое-кто уже с ним мысленно простился. Он выжил ценою полностью удаленного желудка. Не прошло и года, как он уже ездил с нами на охоту.

В конце 80­х — сильнейшее заболевание крови. Видимо, сказались и ранение, и предыдущие болезни, и сильнейший вирусный грипп. Однако, могучий организм охотника и самоотверженный уход за ним дочери Ксении поставили его на ноги. Последний раз он ездил с нами на охоту вскоре после того, как ему исполнилось 83 года. И не просто на охоту, а на загонную, на кабана и лося.

Он тогда буквально упросил меня взять его с собой: «Это точно будет в последний раз. Больше мне не подняться — ноги начинают отказывать». Я не смог сказать ему «нет». С трудом он дошел до машины, а с еще большим — до номера. И сел на снег! И это после всех болезней! Какое же непреодолимое влечение к охоте, какое упорство! Я стоял на соседнем номере и следил не столько за своим сектором обстрела, сколько за Константином Алексеевичем, который сидел, привалившись к квартальному столбу, на какой-то, невесть откуда взявшейся подстилочке. Видно, незаметно от всех припас. Мне тогда пришла простая мысль, что он, не дай Бог, решил просто умереть на охоте. Что ж, достойнейшая смерть! Я даже немного позавидовал его неуемной жажде жизни, непреодолимому стремлению не заканчивать того, что было смыслом всей его жизни. Охота! Охота превыше всего!

Но уходил он из жизни очень тяжело. Могучее тело не желало сдаваться, разум не принимал того, что маячило впереди непременным концом. Привыкший к постоянной деятельности, катастрофически теряя зрение (в конце жизни единственный левый глаз уже не видел совершенно, и номер телефона Константин Алексеевич набирал на ощупь), он каждый день надиктовывал на магнитофонную ленту историю своей длинной, многотрудной и по-своему счастливой жизни, из которой ушел 10 сентября 2000 г. на девяносто третьем году.

Для меня с его смертью как бы закончилась эра бескорыстия в охоте, бескорыстной преданности ей. Он был, как сейчас принято говорить, знаковой фигурой. Однако, не по таким ориентируется нынешнее поколение. Для большинства из них охота — не предмет служения ей, а как раз наоборот. Не я для охоты, а охота для меня.

Никто уже не вспоминает нынче тех, фамилии которых раньше так часто встречались на страницах охотничьей прессы. Их читали, у них учились. Вы помните, кем были Борис Александрович Крейцер, Владимир Георгиевич Холостов или Сергей Владимирович Шибанов? Эти фамилии известны, наверное, только людям моего поколения. Новые времена — новые кумиры. Но нам всем надо вспоминать тех, ушедших, почаще. Даже если они не оставили большого следа в охотничьей науке, журналистике или литературе, то они оставили след в наших душах. Во всяком случае мне они запомнились своим молодым, юношеским и даже порой по-детски восторженным отношением к охоте, а Константин Алексеевич Ястребов — особенно.

Он не учил меня стрелять или тропить зверя. Ко времени нашей встречи я все это уже умел. Нет! Просто он был тем самым старшим товарищем, с которым хорошо и спокойно на охоте, которого, наверное, мне недоставало в отрочестве и юности. Мне нужны были не нравоучения, но обыкновенные контакт и соучастие, а с такими, как Константин Алексеевич, контакт устанавливается очень быстро, почти что на уровне мысли. Видимо, есть все же какие-то флюиды, невидимые провода, по которым идет обмен информацией между людьми именно на подсознательном уровне. Вот так и было у нас с ним. Он первый показал мне лучшие охотничьи места Подмосковья, а Бревновский залив Московского моря, куда он привез меня еще в 1967 г., остался моим любимым местом на этом громадном водоеме, как остался там навсегда знаменитый Ястребовский куст (небольшой островок куги), в котором он ежегодно охотился, пока был в силах, на осеннем утином пролете.

Должность от него в 1978 г. я принимал с чувством некоторой вины — вот, мол, выпер старика с его насиженного места. Оказалось, все не так. Как-то он мне сказал (в середине 80-х, кажется), что трудно ему было вначале без работы, без коллектива, но он доволен, что именно я сменил его на месте зама. Не скрою, что втайне я надеялся услышать от него эти слова.

К чести сотрудников редакции, Константин Алексеевич не был оторван от них насовсем. Его не забывали и не забыли. Он оставался в охотничьем коллективе до самой смерти, а редакция помогала ему и материально.

Недавно перечитал стихи Мацуо Басе. Был такой великий японский поэт XVII века. Его знаменитые трехстишия, хокку по-японски, очень известны. Когда их читаешь, то кажется, что он словно прочитал твои мысли, хотя и жил за четыре с половиной столетия до нас. Поэзия Басе очень созвучна тому, что сегодня происходит с нами, учит, как надо относиться к миру, к себе, к людям. Одно из таких хокку как нельзя лучше подходит для того, чтобы закончить им мое небольшое повествование о большой жизни Константина Алексеевича Ястребова. Это трехстишие написано на смерть почти никому даже тогда, полтысячелетия тому назад, не известной монахини Дзютэй (жила ведь когда-то такая!):

О, не думай, что ты из тех, Кто цены не имеет в мире! Поминовения день...

Сноски