Петков А.
Поздней осенью 1953 г. я приехал в служебную командировку в г. Орджоникидзе.
Поезд опоздал на три часа, и когда я вышел из вокзала, был самый глухой час ночи. Мне предстояло пройти километра полтора до гостиницы, и я немедленно направился в путь по безлюдным улицам города.
Воздух был чист и прохладен, под ногами шуршали облетавшие листья.
Улицы были довольно ярко освещены электрическими фонарями с большими широкими колпаками-отражателями.
По мере того, как я удалялся от вокзала, прохожих становилось все меньше и меньше. Сначала, после шума вокзала, мне показалось, что в городе царит полная тишина. Но по мере того, как я удалялся от станции, до моего слуха стали доходить какие-то новые звуки...
Это не были звуки города. В них чувствовалось что-то таинственное, печальное и ласковое... Это летели перелетные птицы.
Привлеченные ярким светом фонарей, они кружились над городом, где-то совсем низко, над самой границей света и тени.
Сколько их было, трудно сказать, но судя по гомону, сотни, тысячи, а может быть, десятки тысяч.
Вот где-то невысоко, над самыми крышами домов, раздается характерное посвистывание мелких куличков. Вот слышатся заунывные клики чибисов, потом гогот гусей и казарок, покрякивание уток. А вот, прорываясь через хор других голосов, доносится мерный, глухой, монотонный крик рыжих цапель.
Временами отчетливо слышался какой-то стук: усталые птицы, измучившись в непрерывном кружении, садились или падали на крыши домов.
Я долго слушал эту необычайную ночную симфонию...
Чем же было вызвано это непонятное скопление птиц ночью, да еще в такое время года, когда огромное большинство их должно быть уже на местах своих зимовок за сотни километров от г. Орджоникидзе?
Каждую осень, гонимые холодом и бескормицей, сотни тысяч самых разнообразных птиц, населяющих необъятные просторы нашей Родины, покидают места своих гнездований и несутся к местам своих зимовок.
Бесстрашно и неутомимо пролетают они огромные пространства.
Темные громады гор, вершины их, покрытые снегом, облаками и туманами, необходимость подниматься в высокие слои атмосферы — пугают пернатых странников.
И вот огромное большинство птичьих стай поворачивает и летит вдоль хребта, предпочитая пролететь несколько сот лишних километров, чем пересечь его суровые вершины.
Мне удавалось наблюдать, как огромные стаи уток, казарок, скворцов, чибисов и других птиц, подлетая к цепи гор, меняли направление полета, делали как бы в нерешимости несколько больших кругов, удалялись от гор, возвращались обратно и, наконец, поворачивали на юго-восток и быстро уносились вдаль, летя параллельно горам, не поднимаясь высоко над их подножием.
Так они добираются до гор Дагестана, спускающихся к Каспийскому морю, и, летя над узкой полосой земли, между берегом моря и горами, облетают их с востока, достигают, наконец, Закавказья, Ленкоранской низменности и степей Мугани, где очень многие остаются на зимовку.
Достигнув Дагестана и Каспийского моря, большинство птиц, прежде чем облететь горы, делает здесь длительный отдых.
Так было и в ту осень, о которой идет этот рассказ.
Огромные массы птиц скопились на северо-западном побережье Каспия, отдыхая и поджидая благоприятных ветров, чтобы двинуться дальше.
Но пришли не ветры, — пришел ураган. Море взбунтовалось, поднялось валом, со страшным шумом обрушилось на берег. Ураган ломал деревья, срывал крыши, валил заборы.
Гуси и казарки, как наиболее сильные и выносливые, собравшись в стаи, пытались пробиться сквозь ураган и лететь дальше на юг, но это мало кому удавалось.
И вот огромные массы птиц, спасаясь от урагана, ринулись на север и северо-запад, вдоль Кавказского хребта.
Испуганные, потерявшие направление, мчались они в ночной темноте, стремясь спастись от ужасного преследователя. По мере того как им удавалось выбраться из зоны урагана, стремительность их полета ослабевала и они начинали искать приюта, отдыха.
Огни города, как свет маяка в море, манили к себе усталых крылатых странников. И они летели на эти огни и кружились над ними, боясь опуститься, но боясь и улететь из света в тьму.
Случайным свидетелем этого и оказался я в ту темную, ноябрьскую ночь.
Проснувшись рано утром, я прислушался. Птичьих голосов уже не было слышно, зато в отворенное окно отчетливо доносились звуки ружейных выстрелов. Как я позже узнал, городские охотники торопились «использовать положение».
Городской пруд был покрыт сотнями усталых лысух, они неохотно и с трудом поднимались с воды даже после нескольких раз за разом сделанных выстрелов. Все речки, ручейки, пруды, озерки в окрестностях города оказались забитыми водоплавающими и болотными птицами.
Самых разнообразных птиц находили в садах, на огородах. Даже во дворах, на крышах, на чердаках и балконах домов обнаруживали перепелов, скворцов, куликов....
С наступлением дня птицы стали исчезать.
Выехав в обратный путь из Орджоникидзе в автомобиле, я имел возможность убедиться, что это редкое явление обратного пролета птиц наблюдалось и в пунктах, значительно удаленных от Каспийского моря (Нальчик, Котляревская и др.).
Грозненские и кизлярские охотники рассказывали, что при обратном пролете на юг птицы уже не задерживались на отдых на лиманах моря, как бы опасаясь возможности повторения урагана и стремясь поскорее достигнуть мест зимовок.
