Урманов К. Н.
Березы в алмазах
С вечера заненастило. Легкий ветерок гнал туман низко-низко над землей, казалось, развешивал его седые космы на ветвях берез, расстилал по прошлогодней траве.
Остановившись у стожка сена, я решал: идти в деревню ночевать или остаться здесь, под стогом?
Мой плащ потемнел, сено тоже было влажным, но до деревни было не близко, и я решил ночевать под стогом.
Сказывалась долгая тоскливая зима, хотелось услышать первые весенние голоса птиц, понаблюдать за пробуждением природы, и это желание было столь же непреодолимым, как желание утолить жажду при виде воды.
Я зарылся в стог и уснул.
Ночью ударил крепкий мороз, но мне было тепло, и я проспал зорю. Проснулся с горькой обидой на себя. Как же! Проспал то, за чем ехал длинные километры, чего ждал всю зиму, от чего трепетало сердце при воспоминании и горело огнем, похожим на вдохновение!
Я отвалил сено и... замер: далеко за низменной равниной поднималось яркое большое солнце и березы, стоявшие рядом у стога, вспыхнули множеством алмазов. Легкий ветерок шевелил ветви, и алмазы искрились живым переливающимся огнем.
Я выбрался из своего логова и стал у березки. Рядом, в пади, уже чуфыкали и бормотали тетерева, звенели голоса мелких птиц. Утро, ясное и спокойное, наполняло меня юным восторгом.
Потом ветерок подул сильнее, алмазы вспыхнули еще ярче и посыпались на меня...
Я стоял, как зачарованный, и ни о чем не жалел. Всему свое время, сегодня я переживаю одно, завтра — другое. Будут у меня еще и охотничьи зори, — впереди весна, большая, красочная пора жизни всего живого на земле.
Гости
Наша палатка, как и в прежние годы, стояла на кромке Чуманского бора; рядом, с севера на юг, раскинулось огромное озеро Зимник, окруженное широкой полосой кустов тальника, ракитника, смородины и черемухи, а на восток, до самой многоводной Оби — залитая половодьем низменность. Эти чистые пространства вешней воды мы, охотники, называем полоями. Через эти полои пролегают весенние пути пролета многочисленных стай дичи, и сметливый охотник всегда возвращается отсюда с хорошей добычей.
А весна в этом году была особенно холодная. Охотники догадываются об этом еще в апреле. Если апрель стоит ясный и теплый, в душе охотника борются два чувства: радость наступления весны и горечь сознания, что это обман, что придет май и ударят морозы, зашумят бураны.
Так оно и случилось.
В половине мая повалил снег, закрыл плотно землю, а ночью ударил мороз. Все застудило, даже птичий гомон умолк, будто вся жизнь остановилась. Пять дней бушевал сердитый холодный ветер. По Зимнику заходили свирепые волны, рыба ушла на дно, а птицы попрятались в чащобу тальника и ракитника.
Но весна была весной. И, несмотря на холода, с юга прибывали все новые и новые отряды птиц. Прилетела кукушка, и хотя робко, но прокуковала в бору; на болоте за Зимником появилась выпь и в первую же ночь известила все птичье население о своем прибытии:
— Бу-ух!.. Бу-ух!..
А перед вечером, возвращаясь на стан, я видел станку ласточек-касаток, кружившихся над камышами.
Товарищ вернулся раньше меня и на костре готовил чай. Не успел я подойти к нему, как он поднял руку:
— Тише!.. — и загадочно добавил: — У нас гости...
Я принял это за шутку. Какие могут быть гости в такие холода?.. Разве охотника занесла нелегкая...
Он осторожно открыл палатку, и сейчас же оттуда вылетело с десяток ласточек. Они сидели на одной из жердочек наших нар, и мы не смогли бы их не потревожить, устраиваясь на ночлег.
Ласточки летали вокруг палатки, залетали в нее, проверяли все и вновь вылетали.
Пока было светло, я устроил им маленькое насестье, рядом с электрической лампочкой, и настежь распахнул палатку:
— Пожалуйте, гости дорогие!..
Нам самим так хотелось тепла, что невольно верилось поэту:
Ласточка с весною
В сени к нам летит...
Ласточки покружились, обследовали мое устройство и, найдя его подходящим, уселись, плотно прижавшись друг к другу. Их было ровно десять.
Позднее я зажег свет. Это их нисколько не обеспокоило. Пили мы чай и с каким-то благоговением поглядывали на желанных посланцев весны.
Наши гости были удивительно спокойными. Я брал одну из них, согревал под полушубком и опять сажал на жердочку. При этом они не бились, как другие птицы, не защищались.
Ночью они изредка переговаривались, и я не мог понять причины.
На рассвете я открыл палатку. Потрогал одного самца за нос и говорю:
— Не пора ли вам вставать, гости дорогие?
Он пропикал что-то невнятное и спрятал свой крохотный носик в нагрудных перьях. После его писка в палатку влетела одиннадцатая ласточка и, выбрав место, спокойно прижалась к подругам.
Вот с кем, оказывается, переговаривались, по своей вине она всю ночь мерзла на палатке.
Утро было таким же холодным, как вчерашний день, и ласточки покинули нас только в девять часов.
...Вечером ласточки к нам не вернулись. Днем потеплело, и они, по-видимому, полетели дальше, возвещать приближение тепла, приближение настоящей весны.
