Марцун Ю.
В скитаниях по тайге мне часто попадались гнезда мелких птиц, свитые из сухой травы, мха или веточек. Вместе с тем нередко попадались гнезда, для сооружения которых пернатые строители использовали в качестве строительного материала шерсть и щетину таких крупных зверей, как медведь, тигр, изюбрь и кабан.
Шерсть этих зверей чаще всего только выстилала внутреннюю часть гнезда, сделанного из сухой травы.
Заинтересовавшись вопросом, каким образом птицы получают значительное количество шерсти крупных, в том числе хищных, животных, я искал ответ в своих наблюдениях. Получить точный ответ помогли знание тайги и многолетние наблюдения.
В тайге, среди бесчисленного количества деревьев различных пород, стволы некоторых из них привлекают взгляд внимательного наблюдателя. Затертое грязью основание кедра или дуба говорит о кабане, любителе почесаться после грязевой ванны, находящейся где-то неподалеку. Не получая полного удовлетворения от сглаженного ствола дерева, он клыками делает на нем глубокие борозды, трение о которые успокаивает зуд, вызываемый сохнущей грязью, принесенной из «ванны».
Громадный дуплистый тополь со следами когтей на коре и входом в дупло, часто расположенным высоко над землей и расширенным зубами, указывает на берлогу, занимаемую зимой белогрудым медведем.
Изгрызанное основание и корни березы, обильно источавшие весной сладкий березовый сок, рассказывают о медведе, как о любителе полакомиться. О его стремлении хорошо поесть и нагулять на зиму сало напоминают изломанные верхушки дуба и кедра в смешанных лесах, покрывающих южные склоны водоразделов. В то время как бродящий по лесам кабан ждет, когда начнут опадать созревшие желуди, а затем кедровые шишки, медведь уже давно пользуется плодами урожая.
Среди деревьев, на которых записаны различные стороны жизни лесных обитателей, имеются и своеобразные стволы, служащие журналами регистрации всех приходящих. Этими деревьями являются преимущественно хвойные: пихта, кедр, ель. Следы зубов и когтей, содранная кора, шерсть, налипшая на потеках смолы, заполняют графы этого «журнала». Некоторые отметки очень старые, — они говорят о том, что «журнал» начат давно, лет пятьдесят назад. Другие, более свежие — оголенная часть ствола не успела побуреть и потрескаться, а края коры как следует не зарубцевались. Есть отметки прошлогодние и совсем свежие, сделанные несколько дней назад. Имеются отметки, расположенные высоко, до них едва дотянешься рукой, — это следы зубов и когтей тигра, больше всех оставившего своей шерсти на стволе.
Следы медведей, в зависимости от их роста, располагаются по стволу ниже.
Рядом с медвежьей можно найти шерсть изюбря, прислонявшегося к этому дереву.
Еще ниже видны следы клыков кабана и его щетина.
Невольно возникает вопрос: как звери находят эти стволы, хранящие автографы? Легкость и постоянство, с каким звери к ним возвращаются, обусловливаются тем, что эти деревья расположены около зверовых троп. Бездорожье тайги только кажущееся; в действительности она пересечена густой сетью зверовых троп. Иногда эти тропы приметны только для наметанного глаза таежника, но в некоторых местах зверовые тропы настолько отчетливы, что и несведущий человек может принять их за тропы, проложенные охотниками.
Особенно торные зверовые тропы встречаются на водоразделах, на отдельных участках в долинах и вблизи естественных «солонцов».
Однажды мне пришлось прорубать вьючную тропу, для переброски лагеря поисковой партии на другой участок. Прокладывая подобные тропы, люди стараются не столько прорубать, сколько обходить чащу и завалы, по возможности используя тропы зверей, пока в нужном направлении не обозначен путь частыми затесками на деревьях.
Возвращаясь дня через два проложенной тропой обратно, я нашел одну затеску на пихте, «подправленной» зубами медведя. Очевидно, мишка принял пихту за новый «журнал», а затеску топором — за его первую страницу.
Вспомнив об этих деревьях, хранящих летопись целых поколений обитателей тайги, я нисколько не усомнился в том, что именно с них птицы берут шерсть для оборудования своих гнезд.
