Егоров Олег Алексеевич
В истории отечественного охотоведения имя Сергея Александровича Бутурлина — одно из самых громких. Его прижизненная известность была огромна как в дореволюционной России, так и в советской. Без всякого преувеличения можно сказать, что Бутурлина знала вся охотничья Россия, и он знал всю охотничью Россию.
Об этом красноречиво свидетельствует надпись на книжке М. М. Пришвина, хранящейся в фонде Бутурлина в Ульяновском краеведческом музее: «Охотничьему полубогу С. А. Бутурлину смиренный охотник М. Пришвин. 22/I—27. г. Сергиев» (выделено мной — О. Е.). И этим он был обязан не только своему таланту ученого и тому действительно огромному вкладу в науку, который был им сделан, но и, не в последнюю очередь, своему невероятному трудолюбию и неистребимой жажде познания. Общее число написанных и опубликованных Сергеем Александровичем книг, статей, очерков и заметок поражает — более 2000.
С.А. Бутурлин — мировой судья. г. Везенберг. Начало XX века
Но прежде, чем перейти к освещению вопроса о значении и месте Бутурлина в истории отечественного охотоведения, необходимо уделить несколько строк вопросу общей истории развития российской школы охотоведения.
В отличие от западноевропейской российская школа охотоведения возникла много позже. И на это были объективные причины. Густонаселенная, с высокоразвитыми сельским хозяйством и промышленностью, Западная Европа первой столкнулась с проблемами оскудения животного и растительного мира, а следовательно — и с вопросами рациональной эксплуатации этих воспроизводимых ресурсов природы и их действенной охраны. Отечественная же школа охотоведения начала складываться почти на столетие позже, в 60—70-е годы XIX столетия, благодаря активной деятельности «первого русского охотоведа» Леонида Павловича Сабанеева (1844—1898).
Сабанеев, этот «энциклопедист охоты», был создателем первых общенациональных охотничьих журналов: «Природа и Охота» (первоначально «Журнал Охоты») и «Охотничья Газета», вокруг которых сплотились лучшие деятели России в области охоты. Эти журналы стали тем органом, на страницах которого получили возможность публиковать свои статьи и очерки те лица, для которых были далеко не безразличны вопросы охотничьего хозяйства России. Можно назвать эти журналы первым коллективным учебником охотоведения в России. Значительная часть материалов из этих журналов в том или ином виде вошла в энциклопедические сводки Сабанеева: «Рыбы России», «Охотничий календарь», «Собаки». И далеко не случайно, что Бутурлин первые свои статьи опубликовал на страницах именно этих журналов.
Сабанеев был одним из инициаторов и организаторов Императорского Общества размножения охотничьих и промысловых животных и правильной охоты — первого общества в России, которое поставило своей задачей изучение охотничьего дела и содействие процветанию охоты в России. По инициативе Сабанеева члены Общества в 1874—75 гг. провели первое статистическое обследование состояния охоты и охотничьих промыслов в России, материалы которого публиковались на страницах «Природы и Охоты».
Сабанеев же был одним из организаторов первых выставок охотничьих собак в России, сыгравших огромную роль в развитии отечественного охотничьего собаководства. И, наконец, Сабанеевым были проведены первые обследования охотничье-промысловой фауны и охотничьих промыслов на Среднем Урале и написаны первые охотоведческие монографии, посвященные охотничье-промысловым животным: глухарю, тетереву, рябчику и соболю, а также одному из самых грозных врагов животноводства в России — волку.
В истории отечественного охотоведения фигура Сабанеева олицетворяла собой интерес общества, в первую очередь со стороны охотников, к изучению и возможному разрешению назревших проблем охотничьей отрасли народного хозяйства. Общественная мысль раньше государственной созрела до понимания важности изучения и разрешения этих проблем. И вся научная и общественная деятельность Сабанеева явилась как бы сгустком энергии этой мысли, осознающей себя и ищущей пути своей реализации.
Весьма показательно, что, начав издание своих журналов в Санкт-Петербурге, Сабанеев вскоре перебрался в Москву, где общественная жизнь была более свободна и била ключом в отличие от официального, казенного Петербурга. Вообще Сабанеев в общественной жизни Москвы последней четверти XIX века представлял собой весьма колоритную фигуру, пользующуюся известностью и любовью москвичей. Подтверждение этому можно видеть на страницах книги «Москва и москвичи» В. А. Гиляровского, создавшего незабываемый образ старой Москвы, на многолюдных улицах которой не затерялась яркая фигура Леонида Павловича.
Первым ответом государства, и довольно неуклюжим, по разрешению назревших проблем в охотничьей отрасли России было введение в 1892 г. нового охотничьего закона. Этот закон, плод творчества казенных ведомств, вызвал шквал критики со стороны охотничьей общественности. Его недоработанность была совершенно очевидна, и уже через пять лет была создана Специальная государственная комиссия по пересмотру действующего закона под председательством Великого князя Сергея Михайловича, которая объединила лучших деятелей России в области охотничьего дела. Именно в этой Комиссии начал свою деятельность другой выдающийся русский охотовед, по праву носящий титул основоположника научного охотоведения в России, — Анатолий Алексеевич Силантьев.
В отличие от Сабанеева фигура Силантьева олицетворяла собой уже другой подход к проблемам охотничьего дела — государственный. Наконец-то и государство выдвинуло сильную фигуру, могущую оппонировать общественности и защищать государственные интересы. Вообще проблема взаимоотношения отдельной личности и государства, общества и государства чрезвычайно важна. Правильное ее разрешение ведет к процветанию как отдельной личности, так и всего общества и государства. Интересы и права общества, выражающего интересы отдельной личности, и интересы и права государства, выражающего общенациональные интересы, не всегда и не во всем совпадающие, должны быть законодательно взаимоурегулированы.
В данном случае можно сказать, что интерес и право отдельно взятого охотника состоят в возможности пользоваться беспрепятственной и неограниченной охотой. Охотник, конечно, осознает необходимость определенных ограничений в своем праве на охоту, но хотел бы иметь их как можно меньше. Интерес же государства лежит в необходимости сохранения общенационального богатства, т. е. охотничьей фауны и правильной ее эксплуатации в интересах всего общества.
На примере работы Специальной комиссии мы видим первую в России попытку урегулирования этих отношений. Точка соприкосновения интересов отдельного охотника и интересов государства — непрерывность пользования охотничьей фауной и повышение доходности от ее эксплуатации.
Для контроля за правильностью эксплуатации охотничье-промысловой фауны государство нуждалось в специалистах. Для решения этой проблемы Силантьевым была впервые в России разработана программа курса охотоведения и началась подготовка таких специалистов в стенах Императорского Петербургского Лесного института. Составленная Силантьевым программа курса охотоведения была передана руководством Лесного института на отзыв Сабанееву. К сожалению, ранняя смерть последнего не позволила сложиться многообещавшему научному сотрудничеству. Менее полугода они проработали вместе, но эту работу можно расценивать как символическую передачу эстафеты. И если последняя четверть XIX века в истории отечественного охотоведения прошла под знаком Сабанеева, то первая четверть XX столетия — под знаком Силантьева. Вот очень бегло тот фон, на котором начала складываться деятельность С. А. Бутурлина как охотоведа.
По признанию самого Сергея Александровича, большое влияние на формирование его мировоззрения оказал отец, который был «чрезвычайно разнообразно и основательно образованным человеком... Он был первым и лучшим учителем природы и жизни», — вспоминал Сергей Александрович. (Все сведения биографического характера основываются на материалах из фонда С. А. Бутурлина, хранящегося в Ульяновском краеведческом музее (УКМ). В частности, на основе его автобиографий: ед. хр. 16839 (написана после 1936 года); ед. хр. 16846 (написана 7 января 1930 года); ед. хр. 16847 (написана 4 февраля 1929 года); ед. хр. 16848 (б. г.); ед. хр. 16850 (б. г.)) Как и большинство передовых людей XIX века, Александр Сергеевич Бутурлин по своим взглядам был социалистом и материалистом, что предопределяло романтическое преклонение перед наукой, веру в ее могущество, видение в ней инструмента, при помощи которого можно изменить весь мир, и веру в то, что человек, вооруженный могучим знанием, может легко преобразовать природу и современное общество и сделать жизнь на земле счастливой для всех. Это романтическое отношение к науке отец передал и сыну.
Александр Сергеевич Бутурлин
Под влиянием отца, а также записок Аксакова, очень рано, с 13 лет, увлекшись охотой, Бутурлин начинает вести подробный охотничий дневник, куда заносит детальное описание добытых им животных и наблюдения в природе. А с 14 лет начинает собирать коллекцию животных, главным образом птиц. Одновременно увлекается изучением охотничьего и стрелкового оружия. Уже с 1888 г. в охотничьих изданиях появляются его первые статьи. Он интенсивно занимается самообразованием, прочитывая массу специальной литературы. Но, по всей видимости, в гимназические годы Бутурлин еще не думал о серьезности своих занятий орнитологией и оружиеведением и рассматривал их не более, как обычное увлечение, дополняющее занятия охотой. В качестве будущей профессии он выбирает профессию юриста и в 1890 г. поступает в Петербургское Училище Правоведения.
Сергей Бутурлин — гимназист
Однако интерес к орнитологии и оружиеведению не ослабевает. В Петербурге Бутурлин знакомится и близко сходится с известным зоологом Валентином Львовичем Бианки, хранителем Зоологического музея, и с признанным знатоком охотничьего оружия Александром Петровичем Ивашенцовым, по профессии юристом, ставшими его учителями.
Наряду с учебой в Училище Правоведения Бутурлин (для систематизации занятий по зоологии) прослушивает курс лекций на естественном отделении физико-математического факультета Императорского Петербургского университета и активно занимается с коллекциями Зоологического музея под руководством Бианки. А вместе с Ивашенцовым интенсивно изучает и испытывает охотничьи ружья и огнеприпасы. Именно этот петербургский период жизни Бутурлина окончательно сформировал его научные интересы, которым он остался верным до конца жизни, — орнитология и оружиеведение. Первая принесла ему известность в научном мире и всемирную славу, вторая, наряду с первой, необычайную популярность, авторитет и известность среди охотников России.
Вклад Бутурлина в орнитологию подробно освещался как в охотничьей, так и в специальной литературе, поэтому я остановлюсь на этом очень кратко и только в отношении к охотоведению.
Охотоведение, как известно, комплексная наука, объединяющая различные прикладные и фундаментальные дисциплины. Часть из них, например, биология охотничье-промысловых животных и оружиеведение, практически самостоятельны; а другая часть, например, техника производства охоты или же организация охотничьего хозяйства, — узкоспециальны. Биология охотничье-промысловых животных — это базовая дисциплина в охотоведении, на ней основывается все ведение охотничьего хозяйства: способы и сроки охоты, процент изъятия и необходимость охраны животных, учетные и биотехнические мероприятия и т. п. Работы Бутурлина в области систематики и биогеографии орнитофауны стали мощным фундаментом зарождающегося отечественного охотоведения.
Сотрудничество Бутурлина с охотничьими журналами России, в которых практически в каждом номере появлялись его статьи и заметки по орнитологии, а также обзоры орнитологической литературы, позволило донести самые последние достижения орнитологии до широкого слоя образованных охотников. На этих статьях воспитывалось не одно поколение российских охотников и будущих охотоведов. Плодотворная работа Бутурлина в области систематики позволила ему уже в начале XX века выпустить впервые для русских охотников ряд определителей отечественных охотничье-промысловых птиц, например, «Синоптические таблицы охотничьих птиц Российской Империи» (1901) и т. п. Работа в области зоогеографии, а также наблюдения за миграциями и другими жизненными явлениями у птиц, кроме своей научной ценности, имели и широкий прикладной эффект. Основываясь на этих работах, Бутурлин разработал биологически обоснованные сроки охоты для различных регионов России. Это был весомый вклад в отечественное охотоведение.
Как я уже отметил, вторым сильнейшим увлечением Бутурлина стало оружиеведение. За очень короткий срок Сергей Александрович стал самым авторитетным специалистом в этой области. Уже в 1897 г. он был приглашен, вместе с Ивашенцовым, Императорским Русским Техническим обществом (ИРТО) в качестве эксперта на 2-ю выставку охотничьего оружия этого Общества. В последующие годы Бутурлин был практически штатным экспертом охотничьего оружия на большинстве выставок.
Экспертная комиссия 2-ой выставки охотничьего оружия И. Русского технического общества. Петербург, 1897 г.
Занимаясь вопросами построения боя охотничьих ружей, убойности пуль, конструированием пулевых и дробовых патронов и т. п., Бутурлин всегда исходил с позиций охотничьей практики, с точки зрения обычного охотника, желавшего иметь эффективное, удобное, практичное и дешевое оружие. Можно сказать, что работы Бутурлина являлись как бы обратной связью для фабрикантов оружия. На его работы ориентировались охотники в своих требованиях к оружию, что заставляло, в свою очередь, продавцов оружия давить на его производителей, а последних — вырабатывать то оружие и те огнеприпасы, которые были необходимы потребителям. И в этом несомненная заслуга Бутурлина, Ивашенцова и других специалистов по оружию. Работы Сергея Александровича по оружиеведению, сведенные им в ряд капитальных сводок, таких как «Стрельба пулей» (1913) или «Дробовое ружье и стрельба из него» (изд. 8-е, 1937), до сих пор остаются фундаментальными трудами, на которые ориентируются современные исследователи охотничьего оружия.
В 1914 г. Бутурлин был приглашен читать курс по технике охотничьего оружия на Курсы охотоведения при Московском сельскохозяйственном институте (МСХИ). Таким образом, он оказался связанным уже непосредственно с подготовкой охотоведов, создав в отечественном охотоведении специальный раздел — охотничье оружиеведение, — в общем-то, не изменившийся до сих пор. На курсах при МСХИ он читал лекции, с перерывом на годы революции, до 1926 г., а затем до 1928 г. — на аналогичных курсах, организованных при Всекохотсоюзе.
Необходимо заметить, что именно слава Бутурлина-оружиеведа и его непререкаемый авторитет среди охотников России сыграли огромную положительную роль в целом для охотничьего хозяйства в двадцатые годы. И вот каким образом. Среди высших советских бонз у Бутурлина неожиданно нашелся покровитель. Им оказался Н. В. Крыленко, который буквально преклонялся перед Бутурлиным и во многом протежировал ему, помогая преодолевать затруднения и конфликты, неизбежно возникающие при столкновении с партийно-бюрократическим госаппаратом. Именно Крыленко в январе 1921 г. рекомендовал Бутурлина для работы в Наркомземе, в котором Сергей Александрович стал старшим специалистом по промысловой охоте и трудился на этой должности до 1925 г., когда перешел на работу в Комитет Севера. (УКМ, фонд Бутурлина, ед. хр. 16839, л. 1.)
В 20—30-е гг. Сергей Александрович активно участвовал в создании новых образцов боевого и охотничьего оружия, работая в Стрелковом комитете РККА и Ружейно-пулеметном тресте. В 1923—25 гг. он был председателем Комиссии по охотничьему оружию при Промплане ВСНХ, а с 1924 г. стал председателем Постоянной комиссии по охотвооружению при Комитете Севера (до 1935 г.), затем при Высшем совете по физической культуре. Надо отдать должное, что именно в 20—30-е гг. наконец-то была решена проблема снабжения промысловиков надежным нарезным и дробовым оружием и огнеприпасами, что позволило во многом упорядочить и поднять уровень охотничьих промыслов. И в этом была несомненная заслуга Бутурлина.
А теперь перейдем к работе Бутурлина непосредственно в области научного и практического охотоведения и ее значению в истории российской школы охотоведения.
Получив уже к концу XIX века широкое признание среди охотников как орнитолог и оружиевед, Сергей Александрович в эти годы не так много внимания уделял непосредственно самой охотничьей отрасли. Поэтому, например, Первый Всероссийский съезд охотников в 1898 г. прошел мимо его внимания. Это было связано с тем, что последнее десятилетие XIX века, помимо занятий наукой, было для Бутурлина связано с учебой и определением своего места в жизни, т. е. работой, которая могла бы приносить не только материальное благополучие и определенный социальный статус, но и, не в последнюю очередь, моральное удовлетворение от возможности служить делу социальной справедливости, сообразуясь со своими взглядами и нравственным воспитанием. Должность мирового судьи в одном из провинциальных городков Эстляндии не только удовлетворяла Бутурлина в моральном плане, но и оставляла достаточно времени для продолжения серьезных научных занятий.
В 1900 г. Сергей Александрович смог осуществить свою давнюю мечту о длительном зоологическом путешествии. Вместе с Борисом Михайловичем Житковым (1872—1943), известным зоологом и будущим профессором Московского университета, он совершил поездку на север Архангельской губернии в Онежский уезд, на Новую Землю и остров Колгуев.
В 1902 г. Бутурлин повторил поездку на север, на Колгуев, уже самостоятельно. Главные цели этих экспедиций были, конечно же, зоологические и географические. Но именно в этих экспедициях Сергей Александрович впервые столкнулся с бытом и нуждами северных охотников-промышленников. Он не посвятил специального времени изучению непосредственно охотничьих промыслов, но общее впечатление об упадке последних у него осталось.
В конце 1901 г. наконец-то было опубликовано детище Специальной комиссии по пересмотру охотничьего закона — «Проект правил об охоте». Такое событие не могло пройти мимо внимания Бутурлина, не только лично познакомившегося с положением охотничьих промыслов, но и получившего как мировой судья практику применения действующего закона. С этих лет третьей основной стороной научной и практической деятельности Бутурлина стала выработка правовых основ регулирования охотничьей отрасли России. В 1904 г. появляется его первая, всесторонне обоснованная и продуманная критика как действующего закона, так и нового законопроекта и концепция своего видения охотничьего закона для России. (Бутурлин С. А. Охотничий закон. Краткие замечания. М.: 1904.) В законопроекте, разработанном Специальной комиссией, Бутурлин в первую очередь отметил тенденцию сделать охоту доступной только людям состоятельным, что, по его мнению, явилось не намеренно, а «естественным и почти неизбежным результатом самого способа составления Проекта охотниками прекрасными но, главным образом, пристоличных местностей и Прибалтийского края с их особыми условиями, и притом людьми, по имущественному и общественному положению принадлежащими к высшим слоям общества». (Бутурлин С. А. Охотничий закон. Краткие замечания. М.: 1904. С. 43.)
Двадцать лет спустя в статье «Охота и революция» (журнал «Охотник», 1924), написанной в 1924 г., Бутурлин заметил: «Сергей Михайлович был не только отличный охотник, но и глубоко порядочный человек, терпимый к чужим мнениям. (Эта фраза у Бутурлина вычеркнута — О. Е.) Однако он настолько был далек от государственного взгляда на охоту, настолько проникнут узкими классовыми интересами крупного землевладения (и поддержан во всем этом громадным большинством членов комиссии), что творение их вышло поистине уродливым детищем, вводившим «охотничий земельный ценз» и тому подобные измышления, но забывшим, что у нас есть на большей половине территории и промысловая, и полупромысловая охота. И тщетно двое членов комиссии, понимавшие дело иначе (покойный профессор Силантьев (Силантьев никогда не был профессором. — О. Е.) и князь (Слово «князь» у Бутурлина зачеркнуто. — О. Е.) Андрей Александрович Ширинский-Шихматов), в своих заявлениях и особых мнениях отстаивали права и интересы крестьян-промышленников, которых знали по своим работам и путешествиям». (УКМ, фонд Бутурлина, ед. хр. 16748, л. 4.)
В 1905 г. Бутурлину представилась прекрасная возможность познакомиться ближе с охотничьими промыслами Сибири. По предложению Министерства внутренних дел он возглавил экспедицию на северо-восток Сибири для изучения возможностей продовольственного снабжения местного населения. Помимо выполнения прямого задания министерства и своих научных интересов по изучению фауны и географии этого обширного и малоизученного края, Бутурлин провел детальное обследование состояния охотничьих промыслов, быта и нужд охотников. Это позволило Сергею Александровичу выработать ряд предложений по подъему охотничьих промыслов и улучшению положения охотников-промышленников.
Мужчины-юкагиры
Езда на собаках
Уникальное сочетание в одном лице знатока любительской и промысловой охот, ученого-зоолога, профессионального юриста и судьи-практика дало возможность Бутурлину в начале 1909 г. подготовить свой проект охотничьего закона, детально разработанный, подробно и грамотно аргументированный. (Охотничий законопроект. Разбор проекта. СПб.: 1909.) При этом он исходил из мысли, что для России «главная гарантия легкости и успешности охранения правил об охоте, а, следовательно, и дичи, лежит прежде всего в справедливости, разумности, определенности, простоте и ясности постановлений закона, главные правила которого должны также легко запоминаться и передаваться среди малограмотного населения, как старинный Петров день». (Труды Второго Всероссийского съезда охотников. М.: 1911. С. 311.)
В связи с тем, что законопроект об охоте, разработанный Специальной комиссией, должен был в 1910 г. быть внесен на рассмотрение Государственной Думы, Правительство в начале 1909 г. разослало его всем зарегистрированным охотничьим обществам России для предложений и замечаний. Рассмотрение законопроекта обществами вылилось в проведение в ноябре 1909 г. Второго Всероссийского съезда охотников, на котором законопроект был подвергнут всесторонней критике.
Бутурлин был не только членом Организационного комитета съезда, но и одним из самых его активных участников. Он был сопредседателем секций Ружейной охоты и Охоты с ловчими птицами; сопредседателем подсекций Зоологической и по Общим юридическим вопросам; принял деятельное участие и в работе других подсекций съезда.
Второй Всероссийский съезд охотников был одним из самых ярких явлений в истории русской охотничьей культуры. Государство, уже само выступившее с инициативой по урегулированию охотничьей отрасли России и вынесшее на съезд «Проект закона об охоте», разработанный правительственной комиссией, получило довольно сильную критику со стороны общества. И основной претензией с этой стороны к новому законопроекту было то, что очень многие вопросы законопроект оставлял на усмотрение государственных чиновников, что, конечно же, было неприемлемо. Требование общества к охотничьему закону Бутурлин сформулировал так: «Мы, русские охотники, хотим иметь охотничий закон, утвержденный Верховной Властью и прошедший горнило всестороннего обсуждения законодательными палатами, следовательно, обдуманный, справедливый и авторитетный для всех, а не «право» выпрашивать через губернские канцелярии шаткие и случайные решения администрации». (Труды Второго Всероссийского съезда охотников. М.: 1911.)
Еще одной положительной стороной съезда было то, что на нем встретились, близко познакомились и смогли обговорить многие вопросы охотничьей отрасли люди, составившие костяк российской школы охотоведения. Кроме Бутурлина это были уже известные Силантьев и Житков, а также Георгий Александрович Кожевников (1866—1933) и Николай Михайлович Кулагин (1860—1940) — один из организаторов Курсов охотоведения при МСХИ. Кожевников и Кулагин были пионерами в области охраны природы в России и внесли много природоохранных идей в новый законопроект, поддержав таким образом работу Силантьева. Вообще съезд был во многом поворотным пунктом для Бутурлина. Отныне он уже непосредственно включился в работу по упорядочению и реорганизации охотничьего дела в России. И деятельность Бутурлина в этой области не осталась незамеченной.
В 1910 г. проект нового охотничьего закона после серии межведомственных совещаний, на которых были отклонены все поправки и пожелания Второго Всероссийского съезда охотников, был внесен Правительством на утверждение в Государственную Думу. Охотничья комиссия Государственной Думы, принявшая к рассмотрению проект, пригласила Бутурлина на свои заседания в качестве независимого эксперта. Со стороны Правительства экспертом был назначен Силантьев. Пять лет Бутурлин и Силантьев встречались на заседаниях Охотничьей комиссии Думы, и, хотя по ряду вопросов они оппонировали друг другу, в целом это было очень плодотворное сотрудничество. Принял Бутурлин участие и в работе Делопроизводства по охоте, созданного по инициативе Силантьева при Департаменте земледелия.
Февральская революция, отменившая сословия и введшая демократические свободы, освободила составителей закона об охоте от многих ограничений, ранее налагавшихся давлением крупных собственников. По инициативе Силантьева, в сентябре 1917 г. была создана Комиссия по переустройству охотничьего хозяйства России на новых началах, которая объединила в своем составе всех лучших специалистов охотничьего дела России. Бутурлин принял деятельное участие в работе этой Комиссии. Несмотря на короткий срок работы, всего около двух месяцев, Комиссия успела выработать ряд проектов по реорганизации охотничьего хозяйства России, основывающихся на таких основополагающих принципах: вся дичь является национальной собственностью и берется под охрану закона, право охоты отчуждается от права на землепользование и т. п. К сожалению, деятельность Комиссии была прервана октябрьским переворотом. Последовавшие за ним разруха, гражданская война, военный коммунизм не позволили продолжить работу в прежнем ключе.
До мая 1918 г. Бутурлин оставался в Эстонии. Но после оккупации Эстонии немцами выехал в Москву. Почти год Сергей Александрович трудился простым чиновником в одном из советских учреждений. У юриста Бутурлина не было никаких заблуждений относительно характера новой власти. Поэтому первым его побуждением было уехать из России. Но все же Сергей Александрович не уехал. Хотя имел к этому полную возможность, получив заграничный паспорт и разрешение выехать в Англию для работы в Британском музее. Многое удерживало его на родине и в первую очередь тридцатилетний труд по изучению природы России. И как только появились первые слабые признаки возможности продолжить работу в любимой области, Бутурлин оставил попытки уехать и полностью включился в научную работу. В июле 1919 г. он возглавил зоологическую лабораторию в созданном им вместе с Житковым Институте Природоведения в городе Алатырь.
Необходимо заметить, что большевики, захватив и узурпировав политическую власть, после первой неудачной попытки установить тотальный контроль над всеми сторонами экономической и духовной жизни граждан России в соответствии со своими идеями и программой построения коммунизма, неизбежно приведшими к гражданской войне, разрухе и голоду, вынуждены были ослабить этот контроль, введя НЭП и предоставив относительную свободу во многих областях общественной жизни. Именно это позволило в 20-е годы старым специалистам охотничьего хозяйства успешно разрешить ряд назревших проблем отрасли и добиться законодательного обеспечения охоты. Вообще относительная свобода НЭПа создала у многих специалистов иллюзию возможности спокойного и плавного перехода к нормальной экономической жизни, иллюзию того, что большевики, получив опыт управления экономической жизнью государства, поймут ошибочность своей теории.
На первых порах так оно и было. Отсутствие своих кадров специалистов вынуждало большевиков использовать силы старых спецов, а присутствие в Правительстве достаточного числа людей, не зараженных экстремистскими идеями, позволяло старым специалистам проводить свои знания в жизнь. В архиве Бутурлина в Ульяновском краеведческом музее сохранилось письмо Петру Гермогеновичу Смидовичу (1874—1935) от 11 октября 1926 года (УКМ, фонд Бутурлина, ед. хр. 17334), которое хотя и не касается охоты, но косвенно позволяет подтвердить вышесказанное. Тон этого письма показывает нам и уважение, и доверие к этому старому большевику, и уверенность Бутурлина в возможности своего влияния на государственную политику.
В 1919 г. ученик Силантьева, Д. К. Соловьев, вообще много сделавший для объединения и привлечения к сотрудничеству с новой властью старых специалистов, привлек Бутурлина к работам по созданию Всероссийского союза охотников (ВСО) и организации советского охотничьего хозяйства. В этот же год Бутурлин был избран в состав ЦК ВСО и занялся разработкой правовых основ охотничьего хозяйства. Им был разработан проект «Декрета об охоте», подписанный в 1920 г. Председателем СНК В. И. Ульяновым, «Проект основных положений и правил о сроках и способах охоты», который в 1921 г. был принят Третьим съездом ВСО и утвержден СНК в 1922 г.
Вместе с Соловьевым Бутурлин редактировал орган ВСО — журналы «Охота для всех» (1918—1921), «Известия ЦК ВСО и Центрохоты» (1921—1922), «Охотничье дело» (1923). В 1921 г. при Наркомземе под давлением старых специалистов и ВСО была создана Центрохота — государственный орган, который был призван проводить государственную политику в области охотничьего хозяйства и оказывать необходимое давление на Правительство. Отдел охоты в нем возглавил Бутурлин. Но уже на следующий год этот орган был ликвидирован, а его функции были переданы в Управление лесами Наркомзема. Бутурлин стал специалистом по охоте в этом Управлении (1922—1925).
В 1923 г. Соловьев и Бутурлин попытались реорганизовать ВСО с целью оживить его деятельность, повысить значение в охотничьей жизни России, вовлечь охотников в более активное участие в делах охотничьей отрасли, повысить их заинтересованность в процветании охоты и т. п. Но здесь они вскоре натолкнулись на противодействие большевистской фракции ВСО. Коммунисты зорко следили за всеми независимыми общественными движениями, какого бы толка они ни были, постепенно стараясь подчинить их своему влиянию. Естественно, что такая мощная и опасная (с их точки зрения) организация, как охотничий союз, должна была контролироваться партией. Соловьев и Бутурлин вынуждены были уйти. И отныне ВСО до своей ликвидации в 1931 г. руководился членом партии, назначенным ЦК этой партии. Это был первый ощутимый удар по старым специалистам и их влиянию на общественное движение. Соловьев после этого навсегда оставил практическую деятельность и занялся преподаванием и чистой наукой.
В сентябре 1923 г. под председательством Бутурлина специалисты охотничьего хозяйства провели последнее частное совещание по выработке предложений об улучшении охотничьего хозяйства России. В рамках этой работы Бутурлиным были разработаны основные положения об охотничьем хозяйстве РСФСР, которые были приняты СНК в 1929 г. Это было, пожалуй, последнее крупное влияние старых специалистов на политику Советского государства в области охоты. После перелома 1929 г. экономическая политика государства резко изменилась. К тому же за 20-е годы были подготовлены свои кадры специалистов, так называемых «партийных выдвиженцев», малограмотных, но преданных делу партии. И потому уже с начала 30-х годов началась планомерная замена старых «буржуазных» специалистов. И хотя Бутурлиным был разработан еще ряд проектов и положений по охотничьему хозяйству, провести в жизнь ему больше ничего не удалось.
В 1925 г. Смидович пригласил Бутурлина в Комитет Севера, в котором Сергей Александрович работал вплоть до его ликвидации в 1935 г., а с 1926 по 1930 г. был ученым секретарем Комитета.
А.С. Бутурлин среди участников Пленума Комитета Севера (первый ряд, третий справа). 1928 г.
Политика советского правительства по отношению к Северу и населяющим его народностям была рассчитана на экспорт, на «втирание очков» Западу, дабы показать, что только при советской власти могут быть решены проблемы малых народностей и правильного освоения Севера. Север, по своей исключительной малонаселенности, ничего не решал и не требовал от Правительства огромных материальных затрат. Зато забота о нуждах малых народов Севера давала много пропагандистских очков. Тем не менее, благодаря этим обстоятельствам, Комитет Севера получил достаточную степень свободы. Здесь, конечно, надо отдать должное и Смидовичу, человеку глубоко порядочному и интеллигентному, болевшему о нуждах и проблемах Севера и подобравшему в Комитет сильный состав знающих специалистов. Поэтому в 20-е годы было сделано очень много для развития и процветания Севера и населяющих его народностей. Бутурлин выполнил ряд работ по изучению экономики, хозяйственному освоению, перспективам развития русского Севера, организации быта туземного населения, упорядочению промыслов, снабжению оружием охотников-промышленников. Но уже в 30-е годы Комитет свою пропагандистскую задачу выполнил. Власти, дождавшись удобного случая, ликвидировали его в 1935 г., и с этих лет продолжилась старая политика хищнического ограбления Севера и постепенного забвения нужд народностей, его населяющих.
В 1930 г. Сергей Александрович из-за болезни, уложившей его почти на два года в постель, был вынужден выйти на пенсию. Так случилось, что годы болезни Бутурлина совпали с очередным крутым поворотом государственной политики. Сплошная коллективизация русской деревни, судебный процесс по делу Промпартии, закрытие всех независимых (относительно, конечно) общественных организаций под предлогом, что в их органах окопалось слишком много «бывших» и т. п., — со всей определенностью показали, что даже тот, сильно урезанный, диалог между государством и обществом, между государством и отдельной личностью закончился. Государство взяло курс на тотальный контроль над обществом и жесткое подавление любой частной инициативы своих граждан. В предчувствии поживы зашустрили всевозможные «партийные выдвиженцы», получившие необходимые партийные инструкции по борьбе со старыми спецами и уже вошедшие во вкус. Не обошлась без них и отечественная школа охотоведения в лице доцента Лесотехнической академии Г. В. Полубояринова, сделавшего себе карьеру на разоблачении «вредительских» теорий Бутурлина, Соловьева и др. Поколебать авторитет и позиции Бутурлина он, конечно, не мог, но свою лепту в разгром отечественной школы вложил. Старые спецы постепенно сходили со сцены. В 1931 г., не выдержав травли, скоропостижно скончался Соловьев. А другой ближайший друг и соратник Бутурлина — Житков — в этот же год вышел на пенсию, реально оценив все прелести работы в условиях, диктуемых «единственно верным учением» и партийными начетчиками. Правда, вообще без знающих специалистов никакая власть обойтись не могла. И поэтому Бутурлин и Житков оставались консультантами и экспертами различных советских контор типа «Пушгосторга» и т. п. Но реально в политике государства в охотничьей отрасли они уже ничего не определяли. Наступала другая эпоха, у которой были другие ценности и понятия, эпоха, где человек, имевший свое мнение, осознававший свою ценность именно как личность, расценивался властями только как враг.
Но даже в эти тяжелые годы Бутурлин продолжал работать. И хотя прямые возможности влиять на выработку политики государства в области охотничьего дела для него значительно сузились, он продолжал оказывать на нее мощное влияние опосредованно — через охотничью печать, где его авторитет до последних дней жизни оставался непререкаемым, несмотря на старания ретивых «партийных выдвиженцев» обвинить ученого в протаскивании «контрреволюционных теорий», во вредительстве и тому подобных стандартных обвинениях тех лет для так называемых «врагов народа». Можно сказать, что в 30-е годы, после смерти Соловьева и отхода от дел Житкова, Бутурлин фактически оставался главой отечественной школы охотоведения, с честью выполнив свою миссию и не опустив флага старой школы. И не его беда, что традиции этой школы оказались прерванными на долгие годы.
г. С.-Петербург
В статье использованы иллюстрации Ульяновского областного краеведческого музея; фотография экспертной комиссии — из семейного архива Бутурлиных.
