Кун А. Э.
Километрах в трех от деревни, где я живу, в пойме реки есть небольшая низинка, метров 75 длиной и 30 шириной. Весной, в, половодье, низинка эта наполняется водой, а после спада воды в ней образуется озерко.
С окончанием разлива жизнь в озерке начинает бить ключом. Вешние воды оставляют в нем много мелкой рыбешки, большей частью щурят.
Лягушки, точно для них лучшего места нет, собираются сюда и по ночам устраивают многоголосые концерты. Из отложенной лягушками икры выводятся бесчисленные головастики. Водяные жуки, личинки разных насекомых, водяные пауки, дафнии и циклопы густо заселяют образовавшийся водоем. Края его зарастают осокой, а середина, как щеткой, покрывается бледно-зеленым хвощом.
Кулики селятся на берегах, а в воздухе всегда можно увидеть одного-двух чибисов, с криком летающих над своими гнездами. Трава, чуть ли не в рост человека, скрывает озерко, и можно пройти совсем рядом, не заметив его. Так выглядит низинка в начале лета.
Но дни идут, наступает жара — и все сырые места в лугах начинают высыхать. Низинку все чаще и чаще посещают серые цапли, сначала поодиночке, а потом и компаниями по четыре-пять штук. Прилетают они сюда не зря, здесь есть чем поживиться!
Воды в низинке остается все меньше. Обитатели ее постепенно исчезают. Лягушки перебираются в более сырые места. Головастики, если успеют до того, как вода высохнет, превратиться в лягушат, тоже уходят, а все прочее или становится добычей птиц или гибнет.
Когда воды останется, как говорят, на донышке, являются вороны и в один день расправляются с остатками рыбешки.
С обитателями водоема покончено. Он пересох, и ил на его дне полопался на правильные квадратики и ромбики; в глубоких щелях между ними поселяются новые жильцы — какие-то длинноногие пауки, и только несколько высохших на солнце щурят валяется еще на месте бывшей лужи.
Этой весной, как и в прошлые годы, в низинке был утиный выводок — целых семь утят. Трудно было бы найти для них лучшее место: корма вдоволь, а осока и высокая трава служили для них хорошей защитой от хищников. Все было бы прекрасно, если бы в этом году жара не наступила слишком рано — утята были совсем еще маленькие.
Дни стояли жаркие и безветренные. В такую погоду роса в лугах к семи часам утра уже высыхает и все птицы, кончив кормиться, забиваются куда-нибудь в тень, чтобы, переждав зной, на вечерней заре выйти снова на кормежку. В лугах все замирает, даже коростели — на что уж неугомонные музыканты! — прерывают свою скрипучую песенку.
В такую жару лишь одни луни низко летают над травой, то плавно скользя, то повисая неподвижно в воздухе, и высматривают добычу. Кузнечики, которым все нипочем, звенят на все голоса, да бабочки перелетают с цветка на цветок.
Я часто бывал на водоеме, вернее на том, что еще две недели назад можно было с натяжкой назвать озерком. Вчера это была уже только лужа, но выводок — 6 утят — был на месте (седьмой вот уже неделя как куда-то исчез). Не сегодня-завтра лужа окончательно пересохнет, и утке придется переводить свой выводок на новую квартиру, богатую водой и кормом.
Ближайший водоем, сколько-нибудь пригодный для жизни утят, расположен метрах в полутораста от пересыхающей низинки. Полтораста метров — это по прямой, как вороны летают, а утке надо идти, выбирая удобную дорогу для утят, и полтораста метров превратятся, по меньшей мере, в двести пятьдесят. А утята ведь маленькие, они летать не могут. Даже и полтораста метров составят около семи с половиной тысяч утиных шажков, а двести пятьдесят — прямо страшно подумать, сколько бедным малышам придется шагать!
А как много в это время у утки появляется врагов! Пользуясь тем, что утиное семейство находится на суше, а не на воде, где утята, ныряя, могут спастись от врага, на них нападают не только ястреба и болотные луни, но и вороны и сороки, не говоря уже о четвероногих хищниках.
Чего только не делает мать, чтобы отвести врага от своего выводка. Иногда идешь болотом или берегом озерка, и вдруг из-под самых ног с громким кряканьем поднимается утка, но летит она как-то странно, боком, с опущенными ногами и, пролетев несколько шагов, опускается в траву. Подойдешь к этому месту, и она вновь поднимется и опять не то упадет, не то сядет в осоку или на воду. Впечатление, что утка ранена, полное!
Немногие сумеют удержаться от соблазна поймать раненую птицу, и вот начинается погоня: то поднимаясь в воздух, то волоча крылья, убегает утка и, отведя врага далеко в сторону, легко поднимается и улетает. Стоит незадачливый «ловец» и удивляется, как ловко его провели. Так же спасает утка выводок и от четвероногих хищников.
От пернатых разбойников утята, по приказанию матери, прячутся, с изумительной быстротой и ловкостью, заметить их в густой траве очень трудно, а утка поднимается и, положившись на быстроту полета, направляется к ближайшему водоему, где и ныряет. Избавившись таким образом от хищника, мать возвращается к выводку.
Так сколько же утке потребуется уменья, хитрости и беззаветной храбрости, чтобы довести своих малышей до новой квартиры! Идет она по лугу, в густой траве, изредка покрякивая, а за ней ковыляют утята. Мать зорко смотрит по сторонам: не грозит ли какая-нибудь беда детям. Как хороший штурман, умело обходит она все препятствия — рытвины, канавы и кочки и, наконец, доводит выводок до выбранного водоема. Усталые утята плюхаются в воду и живут на новом месте до тех пор, пока не придет время подняться на крылья.
Однако в этом году такое путешествие могло окончиться только трагически: утята были слишком малы, а жара и засуха слишком сильны, чтобы они могли добраться до другого водоема. Надо было идти им на помощь.
Часов в семь утра мы, то есть моя собака, черный сеттер — старуха Дарзи, егерь охотничьего хозяйства Орлов и я, подходили к бывшему озерку.
— Ну так и есть! — сказал Орлов. — Увела... Пойдем, Дмитриевич, пешеходов скорее спасать, а то как бы не погибли. Вишь жара какая!
И вот мы идем зигзагами по направлению к соседнему водоему. Дарзи ищет перед нами и скоро нападает на след. Прав был Орлов, только метров на девяносто отвела свой выводок утка. С громким кряканьем поднялась она, не подпустив еще собаки, и принялась выделывать свои фокусы. «Брось, миленькая, не обманешь... Мы не мальчики, чтобы гоняться за тобой! А вот утят твоих мы переловим».
Я посылаю Дарзи вперед. Она делает несколько осторожных, крадущихся шагов и замирает на стойке. Теперь нужно двигаться очень осторожно, чтобы не задавить притаившихся в траве утят. Медленно подхожу к собаке, а она нагибает голову и смотрит в густую траву, как бы говоря: «Вот он, здесь, вот в этом пучке травы». Я раздвигаю траву и вижу утенка, лежащего совершенно неподвижно. Попался плутишка! Беру его в руки, а он уже и клювик раскрыл, совсем замучился, бедняга, только сердечко бьется сильно-сильно. Сажаю его в кошелку и подхожу к собаке, которая сделала несколько шагов и вновь стоит над вторым утенком. Сажаем и этого в корзинку. «А ну, старушка, постарайся еще!» И Дарзи старается: она находит еще трех утят. Но больше, сколько ни искали, мы не нашли. Чьей добычей стал шестой утенок, кто им позавтракал, или может быть, он просто не выдержал трудного пути, — неизвестно. Вскоре мы подошли к берегу озерка, раздвигая хвощ, вошли по колена в воду и выпустили всех утят. Несколько секунд: они сидели на воде, а потом разом нырнули и пропали из глаз, словно их и не было.
Ну, а что же дальше? А дальше, будьте спокойны, через полчаса после нашего ухода утка будет уже на водоеме и, тихо покрякивая, соберет весь свой выводок.
