Дорохов А. В.
Страсть к охоте у меня была прирожденная, но не сразу мне дали ружье в руки. И мы с братом Костей часто размышляли: что бы придумать для ловли зайцев? Порой мне так явственно мерещилось, что где-то за стеной, по нашему саду, рыщут целыми стаями зайцы, а мы их ловим руками.
И вот однажды зимой, взяв с собой лопаты, мы пошли в заброшенный вишневый сад.
Вишни там росли густой стеной, сливаясь с синевой леса. Летом в его зарослях водилось много птиц, а зимой здесь вырастал снеговой покров высотой в наш дом. А торчавшие из-под снега сочные макушки вишен хранили на себе следы заячьих зубов.
На самом высоком месте мы выкопали большую яму. К вечеру, вылезая из нее и вытаскивая за собой тяжелую лестницу, Костя заметил:
— В такую глубинную яму медведя поймать можно!
Быстро заложили отверстие тонкими ветками, а сверху притрусили снегом, оставив для приманки на поверхности большой кочан капусты.
Долго мы с Костей в этот вечер отогревались на печи. Нестерпимо ныли ноги и руки, как будто тысячи иголок впивались в кожу.
Вот за окнами совсем посинело. Потемнели мохнатые узоры на стеклах. Зажглась керосиновая лампа. Мы услышали в сенях чьи-то тяжелые шаги. Скрипнула дверь, и в заснеженной овечьей шубе ввалился дядя Федя. Он взял старое отцовское ружье, запретное для нас с Костей, и сейчас же вышел из избы.
Мы вскоре уснули крепким сном. Перед утром мне приснился сон, что яма полна зайцев. Я толкнул Костю в бок: «Просыпайся!»
Через пять минут мы уже подходили к саду. Костя тараторил:
— Вот увидишь, что если не два, так уж один обязательно сидит в яме заяц!
— Что это за дымок? — насторожился я.
Мы остановились. Костя растерянно смотрит мне в глаза:
— Выходит, зайцы горят?
Мы с опаской тихо подкрадываемся все ближе к яме. Костя шепчет:
— А что если медведь?
И брат на всякий случай остается позади меня... Я храбро подползаю, тихонько нагибаюсь, и сердце мое замирает. В яме что-то большое, мохнатое, дымящееся!..
В уме проносятся одна за другой догадки, наконец, ко мне возвращается дар речи, и я кричу:
— Эй! Кто там?
Загадочная мохнатая куча шевелится, я вижу свирепое лицо дяди Федора. Он буквально рычит:
— Так вот кто устроил засаду? Племяннички! Сорванцы, да я с вас семь шкур спущу!
Не помня себя, мы пустились бежать. А как отдышались, так на нас навалился такой хохот, что хоть умирай.
Целых три дня дядя Федя не разговаривал с нами. Только на четвертый он буркнул, садясь за утренний чай:
— И, глядишь, ведь из таких сорванцов вырастут хорошие охотники.
