портал охотничьего, спортивного и экстерьерного собаководства

СЕТТЕР - преданность, красота, стиль

  
  
  

АНГЛИЙСКИЙ СЕТТЕР

Порода формировалась в первой половине XIX столетия путем слияния различных по типу семей пегих и крапчатых сеттеров, разводившихся в Англии отдельными заводчиками. В России английские сеттеры появились в 70-х годах XIX столетия, главным образом из Англии. 

подробнее >>

ИРЛАНДСКИЙ СЕТТЕР

Ирландский сеттер был выведен в Ирландии как рабочая собака для охоты на дичь. Эта порода происходит от Ирландского Красно-Белого Сеттера и от неизвестной собаки сплошного красного окраса. В XVIII веке этот тип собак был легко узнаваем.

подробнее >>

ГОРДОН

Это самый тяжелый среди сеттеров,
хорошо известный с 1860-х годов, но
обязанный популярностью четвертому
герцогу Гордону, разводившему черно-
подпалых сеттеров в своем замке в 20-х 
годах XVIII столетия.

подробнее >>

Старый охотник

Веливецкий Н.

Когда лучи заходящего солнца окрасили опавшие листья в багряный и нежно-розовый цвет, Егор Михайлович с удовольствием поднял за длинные, поросшие упругой шерстью, лапы крупного русака и, прислушиваясь к приближающемуся заливистому лаю Зорьки, отрезал ей передние лапки зайца — награду за хорошую работу. Отрезал — и, довольный, улыбался сам себе в полуседые усы старого солдата. Запыхавшаяся подбежала Зорька. Сколько радости, страсти и напряжения в ее безумных глазах! Подбежав к тому месту, где хозяин убил русака, она долго и жадно обнюхивала поблекшие, с болезненным румянцем, листья, окропленные редкими каплями теплой заячьей крови. Заячьи лапки незаметно для нее самой исчезли в жаркой пасти.

Вскинув за спину ружье, бодрыми шагами зашагал к дороге старый охотник. Ноша за плечами все время напоминала о себе, и Егор Михайлович с радостным чувством возобновлял в памяти удачный выстрел. И все же для него была радостной не столько сама охота, сколько работа Зорьки.

Два года назад у Егора Михайловича извелся от старости 14-осенний выжлец Троп, и теперь старик по-детски радовался тому, что Зорька будет хорошей сменой, порадует на старости лет...

Охотник всю дорогу следил за ней с теплотой в душе, и если Зорька замечала его ласкающий взгляд, она с живым огоньком в глазах подбегала к хозяину и снова, вильнув хвостом и весело тряхнув лопоухой головой, бежала вперед.

Но когда подходили к длинному, широкому оврагу, Зорька вдруг прихватила горячий след; сначала с легким всхлипываньем, а затем с певучим лаем помчалась вдоль оврага.

Егор Михайлович привычным движением снял с плеча ружье, прислушиваясь к прерывистому гону, определил: «Зайца гонит», — и широкими шагами побежал перехватывать русака. Пробежав шагов сто, он остановился, чтобы точнее определить направление гона. Гон приближался.

 Но в ту минуту, когда Егор Михайлович думал увидеть зайца, гон вдруг прервался, голос Зорьки стал тише и тише; вскоре он совсем замолк.

Тишина, только было слышно, как где-то далеко, редко и сухо кричала сорока, и, будто боясь вспугнуть тишину, шептались опадающие листья.

Егор Михайлович заволновался: не совсем приятно, когда собака, прекрасно работавшая весь день, под конец сплоховала...

Место, где «скололась» Зорька, представляло из себя небольшое заросшее камышом и осокой болотце. Кое-где уныло торчали дуплистые, усеянные сучьями, ивы.

Едва охотник пришел на это место, как сразу же увидел Зорьку. Взволнованная, она носилась по краю оврага:

— Тут, Зорька, тут, — подбадривал ее Егор Михайлович с таким видом, будто он и на самом деле знал, что заяц находится непременно здесь. Зорька сама знала, чувствовала, что заяц где-то здесь: в воздухе стоял еще теплый заячий запах, но где именно, никак не могла понять.

Егор Михайлович чувствовал, что здесь какая-то заячья проделка, но никак не мог ее распутать, как ни старался: спускался в овраг, переходил на другую сторону, но и там Зорька не находила следа. Потеряв последнюю надежду, Егор Михайлович взял на поводок Зорьку и, еще раз взглянув на лесок, на болотце с корявыми ивами, наклонившимися над оврагом, подумал: «Ну, ничего. Скоро пороша, а она все выдаст»...

Прошло три недели. Наступил ноябрь, похолодало, но снега все еще не было. И только в середине ноября упала первая пороша, устойчивая и глубокая.

В то утро Егор Михайлович, как всегда, встал рано — слышно было, как в сарае хрипло, спросонья басил рано проснувшийся старый куцехвостый петух, но в комнате было светлее и как-то просторнее, чем всегда. Догадка осенила охотника, а когда он подошел к окну, то увидел, что не ошибся. Снег, легкий и свежий, покрывал двор, лежал на ветках старых яблонь в саду, на крышах, всюду. И от этого кругом было молодо и просторно.

По двору, опустив хвосты, с присущим им равнодушием ко всему, бродили унылые куры и за ними спутанными цепочками тянулись следы. Воробьи с недружелюбным чириканьем возились возле деревянного корыта, взлетев, оставляли на снегу неясные оттиски крыльев и лапок.

Зорька тоже проснулась, вылезла из уютной будки и с тихим недоумением смотрела на случившуюся в эту ночь перемену.

Егор Михайлович постучал в окно, улыбнувшись, и Зорька, увидев хозяина, заерзала на месте, уминая снег лапами, должно быть, тихонько заскулила.

 Все было ново и прекрасно в это тихое воскресное утро...

И лес, к которому подходил через час Егор Михайлович, удерживая возбужденную Зорьку, был красив простой и чистой красотой. Солнце не спеша поднималось в голубую высь, и снег на земле, на ветвях деревьев искрился.

На опушке, совсем недалеко от того места, где «скололась» Зорька, стояла старая осина с мертвой желтой корой. Возле нее Егор Михайлович и решил отпустить собаку с тем, чтобы она сразу же напала на след русака-«профессора».

Очень скоро Зорька прихватила русачий след в редком дубняке, погнала, и по гону охотник определил, что Зорька вела по «профессору».

Заяц шел быстро, очевидно, намного опередив Зорьку, путал след, и собака застревала в таких местах; распутав след, она снова гнала. Егор Михайлович хотел уже перехватить русака, но тут Зорька скололась, и, оглядевшись, Егор Михайлович увидел, что скололась она на прежнем месте, близ болотца.

По размашистому следу он дошел до оврага, остановился на краю. Здесь следы Зорьки и заячьи смешались, перепутались. Дальше — овраг. Охотник стоял в недоумении. «Неужели вниз прыгнул?» — спрашивал он самого себя и стал спускаться вниз...

Когда он спустился метра на полтора, его что-то упруго толкнуло в голову, сбило шапку, и она, прыгая на уступах, покатилась вниз, на дно оврага. Егор Михайлович хотел было посмотреть, обо что он ударился, но тут неловко подвернулась левая нога, и, досадуя и на себя и на Зорьку, он вынужден был спуститься вниз. Вытряхнув из шапки набившийся в нее снег, он взглянул вверх. Там, на уровне человеческого роста, упруго покачивалась гнутая ивовая ветка.

Егор Михайлович невольно перевел взгляд на иву, от которой она отходила и... так и замер в неподвижности. Среди выцветших сучьев, на широком стволе, изуродованном годами, сидел тот самый злополучный «профессор», из-за которого и пришел Егор Михайлович на это место. Он сидел, сжавшись в серый комок, прижав уши к спине...

Опомнившись, охотник медленно поднял ружье, но вдруг почувствовал, что не испытывает того чувства, какое обычно испытывал перед выстрелом. Что-то другое заговорило в охотнике, это другое было похоже на то, когда не хочешь стрелять сидящую совсем недалеко птицу, а непременно вспугнешь и бьешь ее влет.

Подчиняясь этому чувству, Егор Михайлович опустил ружье и, косясь на зайца, стал взбираться по склону оврага.

Когда заяц был от него в каких-нибудь 15 метрах, он показался Егору Михайловичу совсем не таким уж премудрым «профессором», каким казался раньше.

А через минуту заяц, вспугнутый охотником, мчался от ивы, от дерева, где столько раз спасал свою жизнь... И Зорька, так старательно его искавшая и теперь заметившая серого на белом гнала «на глазок». Ошеломленный заяц ходил на больших кругах.

Лес делился надвое неширокой и чистой просекой; на ней-то Егор Михайлович и ожидал встретить русака, прикрываясь ветвистым кустом боярышника.

Егор Михайлович не ожидал зайца, когда он тихонько, будто зная, что его ждет опасность и каждую минуту готовый броситься в сторону, выпрыгнул на забеленную снежную полосу просеки. Но вот заяц участил ход и, сбивая холмики пушистого снега со старых пней, взметая вспышки искорок-снежинок, бешено покатил вдоль просеки, а за ним — Зорька, обезумевшая при виде русака. Егор Михайлович до глубины души ощутил в эти мгновения всю страсть охоты, всю ее волнующую прелесть. Старик помолодел. Его острые еще глаза настойчиво следили из-под нависших седых бровей за приближающимся русаком.

Вот он, русак, выцветший и вылинявший, нажировавшийся на сочных зеленях!

Охотник вскинул ружье. Мушка желтой звездочкой чуть опережает быстроногого скакуна, раскатисто разносится выстрел.

Через минуту Егор Михайлович держал в одной руке ружье, в другой, высоко подняв его над землей, — пушистого пахнущего животным теплом, седоусого русака; рядом Зорька, жаркая и любимая Зорька, съедала его ненасытными глазами...

На душе у старика было радостно и молодо, — как в тот день, когда он возвращался с первой своей добычей...

Английский сеттер|Сеттер-Команда|Разработчик


SETTER.DOG © 2011-2012. Все Права Защищены.

Рейтинг@Mail.ru