Ососков Вячеслав Вячеславович
Как-то решили мы с товарищем провести часть отпуска в Астрахани, где жил наш хороший знакомый Паша Соколов — заядлый охотник. Взяли билеты на самолет и уже через несколько часов приземлились на астраханской земле. Был конец сентября. Стояла непривычная для этого времени жара, пахло раскаленным асфальтом.
В городе чуть не на каждом шагу продавали из бочек живую рыбу. Купив свежей рыбки, мы отправились по известному нам адресу. Встретили нас гостеприимные хозяева. За обедом выяснилось, что Павел не сможет отправиться с нами на охоту по состоянию здоровья, но найдет какого-нибудь провожатого из местных охотников. На поиски компаньона ушли три дорогих для нас дня. Эти дни мы посвятили знакомству с городом, с его архитектурой и памятниками старины.
Наконец желающий взять нас с собой на охоту был найден, мы познакомились с ним и немедля начали готовиться к отплытию: покупали продукты, патроны и прочее. Паша инструктировал нас, как вести себя в плавнях, что нужно сделать, чтобы сохранить добытую птицу, и особо просил ни в коем случае не стрелять лебедей, иначе нас может постичь большая беда. К этому он относился с суеверным страхом и рассказал, как однажды чуть не утонул из-за того, что убил лебедя. Стрелять лебедя мы, впрочем, и не собирались, о чем клятвенно заверили нашего приятеля.
Рано утром, взяв такси, мы прибыли на лодочную станцию. Все необходимое, кроме ружей и боеприпасов, было отправлено еще накануне. Мы рассчитывали пробыть на охоте около десяти дней. Несмотря на то, что впереди было много времени, все же не терпелось поскорее отчалить от причала, и все казалось: что-нибудь непредвиденное помешает нам.
Но вот, наконец, двигатель запущен, и мы медленно выходим из лабиринта причалов. Тут такое количество всевозможных лодок и катеров, что просто диву даешься.
У нас был катер с водометным мотором от «Волги», с просторной, светлой каютой. В передней части каюты — стол, по бокам удобные сиденья, которые на ночь легко превращались в спальные места, газовая плита для приготовления пищи, посуда, спальные принадлежности и т. д.
Примерно через час хода хозяин катера решил зайти на какую-то базу за солью и принес чуть ли не полмешка. Я про себя подумал, куда ему столько, но спрашивать не стал, вроде как-то неудобно.
Хозяин катера был человеком лет пятидесяти, малообщительным и как мне показалось, не особо веселым. Но это нас мало смущало, ведь мы мчались на охоту!
На место прибыли к вечерней зорьке, которая сложилась не очень удачно, так как прошла в выборе места и знакомстве с особенностями здешней охоты.
Нас поразили бескрайние водные просторы и обилие дичи. На сколько видит глаз, повсюду тростниковые колки, словно стоят в поле скирды сжатого хлеба. Когда подъезжаешь ближе, видишь непроходимые, высокие заросли тростника. Он покачивает своими метелками и что-то шепчет, шурша острыми шершавыми листьями.
Поужинав, мы пораньше легли спать, чтобы завтра не проспать зари.
Утром, еще затемно, разбрелись кто куда. Дно в плавнях твердое из-за толстого слоя ракушечника. Идешь будто по асфальту. Иногда попадаются углубления с мягким илом. В таких местах на поверхности видна трава. Нужно быть внимательным, чтобы не оступиться в темноте в таких местах и не упасть. Вода практически везде по колено, так что болотных сапог вполне хватает, но если вдруг разыграется стихия и ветер подует с моря, то уровень воды резко повышается, чуть ли не до пояса. Чтобы не стоять в ожидании лета уток на ногах, у каждого из нас имелись сидушки, представляющие собой заостренный кол с прибитой к нему доской. Кол с некоторым усилием вкручивается в дно, после чего охотник садится на доску и устраивается на ней со всеми удобствами. Мой друг оказался более предусмотрительным, чем я. У меня были только болотные сапоги, а он прихватил еще и прорезиненный комбинезон, который доходил до подмышек, поэтому ему было, что называется, «море по колено». Хозяин катера имел кулас — маленькую плоскодонку, на которой плавают стоя, толкаясь шестом. Так что когда ветер дул с моря, мне приходилось сидеть на палубе — крыше катера и ждать у «моря погоды».
У хозяина катера была сетка длиной около десяти метров, и он ее изредка ставил, чтобы наловить рыбы на уху. Лишнюю пойманную рыбу бросали в бак из нержавейки, который был встроен в корму катера. Рыбу пересыпали солью, а сверху придавливали гнетом.
Однажды после ужина мы долго беседовали. Спать совершенно не хотелось. Над нами было темное, бездонное небо, украшенное россыпями мерцающих далеких звезд, чуть не над головой висела огромная луна. Она как фонарь освещала тихое зеркало воды, отражаясь в нем. Кругом тишина, ни малейшего дуновения ветерка. Вокруг нас под водой — густые заросли травы, и в этой траве питалась рыба. Ее было несметное количество. Она булькала и чавкала, словно стадо поросят у корыта с похлебкой. Сеть у нас стояла в воде, и я решил проверить, не попалось ли в нее что-нибудь. Взявшись за конец веревки, которой сеть была привязана к катеру, и слегка потянув на себя, я почувствовал, что вроде что-то есть. Подойдя к сетке, увидел стоявшую возле нее большую рыбину. Ее спина поблескивала, освещенная луной. Рыба зацепилась щекой за сетку и спокойно стояла, открывая и закрывая жаберные крышки. Это был белужонок, а может осетр, длиной около метра. Обхватив одной рукой рыбину под брюхом, я другой рукой начал отцеплять ее жаберную крышку от сетки. Когда эта процедура успешно закончилась, рыба с такой силой рванулась из рук, что я, не удержавшись на ногах, полетел в воду. Рыба, конечно же, ушла, а двое зрителей в катере хохотали до слез над моей неудачей. Я вымок до нитки, и поэтому пришлось пропустить утреннюю зорьку, так как одежда до утра не высохла.
Рано утром, еще в темноте, все пернатое население плавней поднимается на крыло и разлетается в разные стороны на кормежку: кто на поля, кто на мелководные участки водоема. Перед закатом солнца и до самой темноты дичь возвращается обратно на ночевку. В это время, куда ни посмотришь — всюду темные облака летящих птиц. Вокруг стоит многоголосый стон, воздух вибрирует от птичьих голосов, и на сколько видит глаз — дичь, как мошкара. Летят лебеди, гуси, цапли, пеликаны, бакланы, всевозможные утки и кулики...
В плавнях, для прохода крупной рыбы, земснарядами углубляют дно специальных каналов. По сторонам образуются длинные гряды, заросшие тальником, тростником и высокой травой. Места эти труднопроходимы и в таких крепях держатся кабаны. Мы не раз приставали на катере к таким грядам.
Однажды погода стала резко портиться. Подул сильный холодный ветер, поднялась большая волна. Мы запустили двигатель и пошли искать укромное место для ночлега. Вскоре нашли небольшой затончик, привязали катер и сошли на твердую землю. Ветер усиливался, стал накрапывать дождь и вот, раньше обычного, полетела с полей птица, застигнутая непогодой. Мы решили постоять немного в камышах и поохотиться, несмотря на неуютную обстановку. Отойдя от катера, я встал в высоких камышах недалеко от берега. Черные тучи едва не задевали рваными краями качающиеся метелки камышей, в лицо хлестал холодный дождь, ветер срывал с поверхности воды брызги, и утки, ничего не разбирая, падали возле меня на воду. Они не знали, куда укрыться от такой непогоды — прятались в камышах, выходили на берег. Их можно было бить палками, и я не посмел стрелять в них, в таких беспомощных. Первый раз в жизни мне довелось видеть такое скопление разнообразной дичи прямо перед собой!
Среди ночи ветер стих, дождь прекратился, и утро обещало быть хорошим.
Мы проснулись, когда рассвет чуть забрезжил, и решили обследовать окружающую местность. Взяв длинную палку, я пошел, опираясь на нее, по черной, еле различимой в темноте тропе между густыми тальниковыми кустами и зарослями тростника. Через некоторое время впереди показалась небольшая луговина метров двадцать в диаметре. Пришлось обойти ее краем, так как на ней под ногами хлюпала грязь. Только я снова углубился в тростники, как впереди, в нескольких метрах от меня, что-то зафырчало и с ураганным треском понеслось в сторону. Я замер в испуге, не зная, что предпринять, затем развернулся и пошел назад к катеру. Когда совсем рассвело, мы решили посмотреть, что же там было? Оказалось, что черные проплешины на луговине — это грязевые ванны кабанов. Тут все было ими истоптано и изрыто. Везде в заросли тростника уходили многочисленные кабаньи тропы.
Вечером, после ужина, мы увидели вдалеке огонек и решили прибиться к этому месту — немного «побыть на людях». У берега стояла большая деревянная лодка. Около кормы на кирпичной кладке горел костер. Над костром висел чугунный котел, в котором варилась уха, рядом — чайник. Возле костра сидел древний дед — казах, в нагольной шубе и бараньей шапке, пробовал готовность ухи, отхлебывая из деревянной ложки, и часто сморкался чуть не в котел. Тут же сидел, как мы узнали позже, его сын. Он резал широким ножом большими ломтями хлеб, щурился и отворачивался от дыма костра. Ему было уже лет пятьдесят, а отец называл его «мала». Сын рассказал, что у них в семье из всех восьми сыновей он самый младший, поэтому отец и зовет его так. Старику около ста лет, но точно сколько ни он, ни его дети не знают. Он плохо говорил по-русски, и сын, хлебая уху, переводил его неторопливый рассказ. Все они, с женами и детьми живут вместе и работают в колхозе, занимаются кто чем. Осенью выходят с сетями на лов рыбы. Вот и сейчас их сети стоят недалеко от берега, а они здесь ночуют, оставшись как бы за караульных. С рассветом к ним придут помощники. Дед рассказал, что раньше он имел здесь свою «стойку» — плавучий магазин, табун лошадей, много коров, овец. Их семья считалась не особенно богатой, но и бедности не знали. Рассказал старый казах и про то, сколько раньше здесь было рыбы — не то, что сейчас. Всю, что поймают, приходится сдавать в колхоз. Себе оставляют только мелочь — детишкам. Когда речь зашла о тростниковых зарослях и кабанах, то «мала» рассказал, что кабанов там очень много, и что они, т. е. казахи, ставят на кабаньих тропах самострелы — настороженные заряженные картечью ружья. Он качал головой, цокал языком и очень удивлялся, что меня там не убило, когда я рассказал ему про свою вылазку в кабанье царство.
У рыбаков в лодке было много сена, и они стали укладываться спать, а я вспомнил, что к такой «стойке», о которой говорил дед, мы однажды причаливали, чтобы пополнить запас продуктов. Нас приветствовали молодые казахи. Они предлагали по сносной цене осетровую икру, но мы отказались, так как не собирались еще домой. Тогда они предложили нам «белужонка», который был привязан к их магазину пропущенной через рот и жаберную крышку веревкой. Размер рыбины был около трех метров, и они просили за него совсем смешную цену. Но мы отказались и от этой покупки. Куда бы мы его дели? А если бы нас с этим «белужонком» увидел рыбнадзор, то могла быть большая неприятность. Еще вспомнилось, как однажды пристали мы к одной гряде, хотели там переночевать, но сразу покинули это место, так как на луговине было целое кладбище догнивающих осетровых голов и хвостов, испускающих ужасное зловоние. Каждая голова была размером с поросячью. Браконьеры берут только икру и балыки. Все остальное бросают за ненадобностью.
В один из дней, когда мы собирались готовить обед, наше внимание привлекли громкие звуки, словно кто-то играл на трубе. Повернув в ту сторону головы, мы увидели медленно летящих в нашу сторону тройку лебедей. Хозяин катера схватил ружье. Мы закричали ему, чтобы он не стрелял, но, не послушав нас, он сдуплетил по птицам. Пара свернула в сторону и с набором высоты ушла за стену камыша. Задний лебедь как бы приостановился в воздухе и, расправив крылья, стал, постепенно снижаясь, удаляться от нас. Мы долго наблюдали за его полетом, пока он не исчез за камышом. Хозяин катера спрыгнул в кулас и, толкаясь шестом, быстро поплыл к месту падения птицы. Через некоторое время он вернулся назад, с лебедем в куласе. Мы с товарищем стали стыдить его, а он, нимало не смущаясь, заявил:
— Ничего. Бог простит. У меня на носу день рождения. Как раз будет впору на праздничный стол такого красавца поставить.
Единственное, в чем был прав этот человек, так это в том, что перед нами действительно был красавец! Хозяин катера обработал свою добычу и спрятал в катере. Варился обед. Я сидел на корме и со злости расстреливал старые патроны, которые стреляли через раз, постоянно давая осечку, благо у меня их была целая пачка. Через несколько минут к нам подлетел катер с двумя моторами. В катере находились охотинспекторы. Они сказали нам, что мы находимся на территории заказника, стрелять здесь запрещено, и спросили, почему такая пальба? Попросили предъявить документы. Мы показали документы, я объяснил, что ликвидирую плохие патроны. Один из инспекторов посмотрел на воду, где плавали белые лебединые перья, и сказал:
— А зачем же лебедей-то бить?
Хозяин катера затараторил:
— Что вы, что вы, мы лебедей не бьем! Разве ж можно!
Инспектор показал на перья:
— А откуда же тут лебединые перья взялись? Нехорошо...
Они запустили мотор, и катер на большой скорости помчался прочь. Вскоре шум двигателя стал еле слышен, а затем наступила тишина. Я чувствовал себя как оплеванный, чего нельзя было сказать о хозяине катера. Он отпустил в адрес инспекторов глупую шутку, а затем сказал:
— Слава богу, пронесло! Хорошо, что догадался его спрятать, а то бы протокол составили, и плати потом штраф...
В плавнях мы пробыли семь дней. Погода стала портиться, и мы решили прекратить охоту. Еще с вечера стал накрапывать нудный дождь. Он не прекратился и утром. Усилился ветер, и мы после завтрака взяли курс к дому. Волна увеличивалась. Катер сильно качало. Временами он глухо ударялся днищем, и мы с тревогой прислушивались к этим неприятным звукам. Пришлось сбавить скорость. Частенько были слышны слабые глухие удары. Это под винт попадала крупная рыбина. Она выплывала позади катера, и в волнах мелькал ее светлый бок. Резко похолодало. Лобовое стекло постоянно захлестывало волной, поэтому управлять катером приходилось стоя на открытом воздухе. Хозяин полеживал в тепле, а мы с товарищем меняли друг друга на «мостике», укрываясь плащ-накидкой от встречного ветра, дождя и холодных брызг. Были уже видны крутые берега Волги. Мы решили идти под их прикрытием, но тут случилось непредвиденное. Винт обо что-то ударился, у него сорвало шпонку, и мы его потеряли. Хорошо, что с собой был запасной. Дождь вскоре прекратился. За деревьями у крутого берега было уютно и тихо. Мы решили тут перекусить. К причалу прибыли уже под вечер. Хозяин катера на одном такси, мы — на другом отправились по домам. Когда ехали, разговорились с таксистом, и он, узнав, что мы с охоты, присвистнул и сказал:
— Ну и охотнички! Мне, когда случается отвозить местных охотников, так я несколько рейсов делаю, чтобы отвезти всю дичь и рыбу! А вы что за охотники?
Да, это было действительно так! Но мы не хапали, а отдыхали! Мы жили в плавнях и радовались! Они мешками привозят уток и продают на рынке. А как они уничтожают рыбу... Насмотревшись за время охоты на хозяина катера, мы теперь имели об этом достаточное представление.
Перед отъездом домой мы решили приобрести рыбы и на следующий день, с утра, поехали на базар. Рыбы продавалось много, самой разной, но кроме ценных пород. Нам показали на одного мужичишку с протезом вместо правой ноги. Он согласился продать балык. К нам присоединился еще один клиент, и мы поехали на трамвае. Точнее мужичишка с протезом поехал в одном вагоне, мы — в другом. Хромой, как мы его окрестили меж собой, строго-настрого запретил нам подходить к нему. Мы должны были следить, когда он выйдет из вагона, и выходить следом. Дальше мы должны были следовать за ним, сохраняя дистанцию не менее пятидесяти метров. В общем, должны были соблюдать полную конспирацию.
Выйдя из вагона, прошли по улице на окраину города. Он жестом показал, в какую нам нырнуть калитку, а сам прошел дальше. Нас встретил казах лет семидесяти и провел в низенькое, полутемное помещение. Через некоторое время появился хромой. Он сразу распорядился, мешая русский язык с казахским, чтобы старик принес рыбу, а нам велел идти в магазин за водкой. Мы возразили, но он сказал, что такой у них порядок — рыбу нужно пробовать с водкой и по ее вкусу договариваться о цене. За водкой отправился присоединившийся к нам на рынке молодой человек. К его приходу из магазина явился и дед с рыбой в корзине. Это были засоленные куски осетра, большие, как свиные окорока, блестящие янтарным жиром. Хромой нарезал рыбы для пробы, разлил по стаканам водку. Мы выпили, закусили. Рыба нам очень понравилась. Это была даже не рыба, а «золото в слитках». Хромой рассказывал, что с рыбой, и особенно с икрой, стало очень опасно связываться. Говорил, что уже дважды сидел за браконьерство, и если попадется еще раз, то ему «светит» лет пять. Затем мы выпили еще, и он назвал цену. Это было не очень дешево, как хотелось бы, но мы не стали спорить. Взяв несколько килограммов осетрины, мы по одному покинули дом.
Вечером мы отлетали домой. Самолет, разбежавшись по бетонной полосе, оторвался от нее и стал быстро набирать высоту. Под крыльями проплывали голубые просторы астраханских плавней...
