портал охотничьего, спортивного и экстерьерного собаководства

Балябин Геннадий Гавриилович

Сплав по Онону

Для демаркации советско-монгольской государственной границы, проведенной в 70-х годах прошлого века, в системе пограничных войск были созданы структурные подразделения, в задачи которых входила проверка линии границы, расчистка просек, ремонт пограничных знаков, нуждающихся в восстановлении. За два-три десятка лет линия границы заросла и несколько сместилась в результате естественных изменений в природе (землетрясения, наводнения, рост растительности).

В 1992 г. мне предстояло работать на участке протяженностью 780 км горно-таежной и степной (на восточном фланге) местности, практически незаселенной. Правый фланг участка упирался в р. Чикой у села Жиондо — на границе Читинской области и республики Бурятия. С запада на восток участок проходил по отрогам Борщевочного хребта по линии государственной границы до р. Менза и одноименного населенного пункта, далее — по верховьям притоков Мензы — Укыру и Верхнему Кумыру — на притоки Онона — рек Куя, Ашинга, Бальджа, Киркун, Букукун, Кыра, еще дальше — через р. Онон при выходе реки с территории Монголии на территорию России, затем — по южным склонам хребта Эрмана до с. Новый Дурулгуй и далее — по даурским степям через знаменитые Тарейские озера до пограничного маяка Тарбаган-Дах на стыке трех государств: Россия, Монголия, Китай.

Коридор реки Онон в скалах

Хребты, высота которых доходила до 2500 метров, чередовались с ущельями и долинами горных рек, поросли непроходимой тайгой. На запад от Букукуна, левого притока Онона, в районы работ можно было добраться только вертолетом или вьючным транспортом.

С 20 июня до середины июля 1992 г. я занимался организационными вопросами в районном центре Кыра Читинской области. Рекогносцировку районов будущих полевых лагерей решили начать с бассейнов рек Ашинги, Кушенги, Худжеринги и Куи — левых притоков Онона. Планировалось провести воздушную разведку района, затем на лодке сплавиться по Онону — от устья речки Куи до устья Ашинги и затем верхом на лошадях наших проводников-охотников Кыринского госпромхоза — обследовать просеку линии государственной границы на участке от Ашинги до Куи.

Сплавляться по Онону мы решили с Олегом Бимбаевичем Аюрзанаевым — моим заместителем и самым надежным помощником. Для сплава получили новую армейскую надувную лодку НЛ-8, грузоподъемностью 800 кг. Офицер-топограф Валерий Катанаев на автомашине ГАЗ-66 (подобрали самую лучшую машину с лебедкой) с двумя проводниками, братьями Михайловыми, отправится до зимовья на р. Ашинга, в устье пади Курульча.

Сплав по Онону — от устья Куи до устья Ашинги — будет проходить по монгольской территории. По карте — 25 км, а по реке, с ее извилистостью, — все 60 км, примерно два дневных перехода. Право и разрешение на переход государственной границы я получил, согласовав это с главой монгольской части совместной российско-монгольской комиссии по проверке государственной границы полковником Амгаа. Мы догадывались, что по пограничной линии у монголов пройдет команда проконтролировать нас.

Я пытался через пограничный округ получить «кормовую» лицензию на изюбря, но у меня не получилось. Выручил директор Кыринского госпромхоза И. И. Баскаков, пообещав выдать лицензию на самца косули нашим проводникам, выезжающим с Катанаевым. Из оружия у меня был табельный пистолет ПМ и автомат АК-74, полученный на весь период работ в управлении Даурского пограничного отряда.

Предвкушая будущую рыбалку на Ононе, об огромных тайменях которого мне прожужжали все уши, мы с Аюрзанаевым основательно подготовили спиннинги, блесны, мышки, две сети: одну с крупной ячеей 60х60 мм, вторую на ленка 40х40 мм. Снаряжения со спальниками и продуктами получилось много, для переноса с места на место вдвоем за одну ходку не управишься. Но мы надеялись, что автомашина сможет пройти к устью Ашинги, а если нет, то вывезем на лошадях.

Уповая на себя и на Божью помощь, с утра 21 июля были готовы к вылету. Моя собака Лота со щенком Урканом, предчувствуя скорую смену обстановки на таежные условия, с утра не давали никакого проходу, оглашая двор заливистым лаем. Они уже месяц жили со мной в Кыре и с удовольствием летали на вертолете.

Вылетели в 8-30. Погода благоприятствовала, и полет проходил по плану. Впереди просматривается уже знакомое широкое место в излучине Онона напротив прииска Худжернига. В прошлый раз я так и не смог сходить на минеральный источник, сегодня мы на него присядем: надо выбрать место полевого лагеря да и минеральной водички испить.

Минеральный источник с воздуха хорошо виден, мы зашли со стороны Онона, и командир вывел машину прямо на головку источника. В глаза бросается, что кочковатая марь будто подстрижена, а ведь сейчас должна быть высокая трава. Марь испещрена мелкими лужицами в грязевых берегах, чернеющих на километр в сторону Онона. Неужели звери так утоптали? Через шум двигателя кричу командиру:

— Это звери все изгрызли?

Он согласно кивает головой. Ключ бьет из-под полуголой горы, нависшей над ним. На склоне горы, прямо напротив ключа, стоит пограничный знак. «Даже минеральный источник отдали монголам», — мелькнуло у меня в голове. Командир завершил разворот и посадил вертолет слева от ключа на поляне березовой рощи.

Затихли винты, и мы живо принялись обсуждать, где будет лагерь. Сошлись во мнении, что лучшего места, чем возле ручья прииска Худжернига, не найдем, там рядом и площадка для вертолета. Минеральный источник — на монгольской территории, метрах в ста от линии границы. Очевидно неделю назад у источника были монголы: на вытоптанной траве видны следы от натянутой юрты, угли кострища, под покровом берез следы лошадей, их помет.

У коренных народов Забайкалья — бурят, тунгусов и монголов — минеральные источники пользуются большим уважением. Серьезное место они занимают в буддийской мифологии и медицине. Служители буддийских храмов (дацанов) знают все источники Забайкалья и Монголии и направляют к ним больных людей, определяя время пребывания на источнике, употребления воды, ванн. Бывает, больные едут на источник за многие сотни и даже тысячи километров. Олег Бимбаевич — ононский бурят — рассказывает, что этот источник почитается как исцелитель от болезней костей, желудочно-кишечного тракта и женских органов. Считается, что в сентябре (с середины первой и до конца второй декады), во время появления на небе звезды Рихи, вода особенно полезна, она становится легкой, чистой, мягкой и вкусной. Для древних бурят появление звезды Рихи служило знаком завершения цикла очищения воды в природе. Это время массового паломничества на целебные источники.

Головка источника огорожена бревенчатым срубом, вероятно, чтобы дикие звери не лезли, на третьем его венце прорублена кольцевая дыра с вставленным деревянным желобом, по которому вода отводится из сруба. У сруба и далее, метров на пятьдесят вдоль ручья, проложены деревянные клади из жердей. В отдельных местах они подводят к импровизированным купальням — углубления в русле ручья с четырех сторон огорожены удобно лежащими друг на друге толстыми палками, закрепленными без гвоздей. По объяснению Аюрзанаева, человек ложится головой на верхнюю палку, ноги кладет на нижнюю, а руки — на боковые палки и таким образом принимает ванны по времени, указанном монахами. У нас времени на ванны не было, решили это мероприятие перенести на время Рихи.

Склон березовой рощи, ниспадающий к источнику, расцвечен кусочками тканей разных оттенков, а по руслу ручья набросано много мелких монет разного достоинства, монгольских и наших. Так люди благодарят духов источника.

Вода из головки источника очень холодная (зубы сводит), сильно газированная, но приятная на вкус, ржавчина на иле и камнях говорит о содержании в ней железа.

Следы лосей, изюбрей и косуль были даже у сруба, а метрах в 50 от головки звери буквально измесили русло источника. Сплошь и рядом попадались купалки кабанов. Копытные не только пьют воду, но и едят ил. Попадались следы медведей и волков: хищники, вероятно, караулят на подходах к источнику свою добычу. Значит, источник у лесного населения пользуется даже бо?льшим уважением, чем у людей.

Вертолет опять летит над просекой. Она сплошь поросла мелколесьем и тянется, перемежаясь с марями, до самой речки Куя, у нас сегодня там посадка: надо оборудовать на Куе полевой лагерь. На отрезке от Ашинги до Куи (около сорока километров) нет отрогов гор, работа здесь пойдет быстрее. Речка петляет по широкой, заросшей ерником долине, катясь с темнеющих на северо-западе хребтов.

В иллюминатор вижу, как в ямке кристально чистой воды речки метнулись штуки четыре здоровущих ленка. Вот это да! Никак не чаял с высоты птичьего полета увидеть рыбу. Летчики тоже засекли ленков, но для них они сейчас не главное, надо найти место для посадки. Через минуту мы на отмели, мерно крутятся винты, замедляя ход.

Прямо у вертолета определили места будущих лагерей. Летчики попросили поймать рыбы, ведь им сегодня улетать домой. Мы с Аюрзанаевым пошли бросать блесны, минут через двадцать я вытащил из двух ямок трех ленков, черных с буроватыми пятнышками, один около трех килограммов. Олег Бимбаевич тоже вытащил ленка. Успех окрылил нас, мы предвкушали шикарную рыбалку, летчики тоже остались довольны. Посоветовавшись с командиром экипажа, решили, что он высадит нас на косе р. Онон, где-нибудь недалеко от устья Куи.

Через пять минут мы поплыли на высоте метров пятьдесят над долиной речки. От линии границы до устья Куи по карте десять километров, минут пять лета. Буквально километра через два из култука кустов у реки шум двигателя выпугнул большую матку-сохатиху, она крупной рысью пошла в ближайший закраек леса. Один раз остановилась на мгновение и оглянулась, вероятно, в кустах у нее остался теленок. Копытные стараются прятать свое потомство вблизи водоемов.

Долина реки Онон выплыла резко из-за очередной сопки слева по борту. Она легко угадывалась по желтым отмелям песка. Командир посадил машину метров на 500 ниже устья Куи на каменистой отмели правого берега Онона. Летчики торопились, поэтому двигатель не глушили. Мы с Олегом Бимбаевичем быстро выбросили свое снаряжение, выпустили собак, пожелали с командиром друг другу счастливого возвращения, и вертолет взял курс на восток. Еще минут пять гул двигателей доносился до нас.

Итак, мы в безлюдном месте, на берегу знаменитого Онона. С плеч и из сердца сразу свалился груз ответственности. Река мерно шумит. В голову пришла мысль: именно здесь, на берегах Онона, по преданиям, родился великий Чингисхан в монгольском роду Хамниганов. Отсюда он пошел походами на юг и восток, а его сыновья и внуки — на запад, донося запах походных костров реки Онона до Европы и Месопотамии. Когда-то, вероятно, здешние берега были обжиты, а сейчас до истоков Онона более ста километров (по карте), и нет ни одной жилой точки, вниз тоже на сто километров нет ни одной юрты. Только пограничники и охотники двух стран (Россия и Монголия) изредка посещают эти места. Сколько таких нетронутых человеком уголков осталось на планете? Уверен — не много.

Утро на реке Онон

Тишина и покой... Слышится только мерный гул реки на перекате выше нас и резкие писклявые крики коршунов, парящих высоко над нами: родители учат слетков держаться и парить в воздухе. Погода пока хорошая, над нами солнце, но над хребтами на западе начинают сгущаться тучи. Дождь нам сейчас совершенно ни к чему. Начинаем разбирать и надувать лодку, она длиной около четырех метров, четырехсекционная, борта в диаметре более сорока сантиметров, много воздуха нужно вогнать. Попотеть пришлось минут двадцать, сменяя друг друга. Зато надутую лодку вполне можно нести по берегу вдвоем (вдруг затор), к переноске она удобна.

Перекур перед дорогой. Пока Олег Бимбаевич курит (я не курю), я связываю Уркана, а Лота пусть бежит по берегу. Как показали дальнейшие события, это было ошибочное решение, надо было и ее привязать к борту. Обсудили план сплава. Конечно, хорошо бы сегодня дойти до Худжерниги, но вряд ли, время уже 13 часов, по прямой (на карте) — более десяти километров, а по реке будет все сорок. В целом план — с одной ночевкой дойти до устья Ашинги, там ночевать и ждать товарищей. Главное желание — посмотреть красоты Онона и поймать огромного тайменя. Обговорили как вести себя в случае появления монголов: будем стараться проплыть незамеченными. Перекусили тушенкой с хлебом, запив водой, в 14-30 оттолкнулись веслами, и через минуту течение охотно подхватило лодку.

 Ширина реки метров пятьдесят, местами доходит до семидесяти. Берега очень красивы. Уровень воды минимальный, это угадывается по широким отмелям песка и гальки, свободным от воды. Вода кристально чистая, каменистое ложе русла просматривается метра на два. Берега чередуются отмелями, переходящими в крутые яры, высотой метра по два-три. Пока мы плывем в широкой долине приустьевой зоны реки Куя. Справа и слева проплывают берега, поросшие тальником, черемушником, боярышником и куртинами зарослей дикой яблони — сплошное буйство зелени. На кустарниках плодов не видно, вина тому сильные ночные заморозки в первой декаде июня.

Скоро широкая долина начала сужаться, впереди в километре просматриваются справа и слева сопки, значит надо быть осторожными: возможны щеки (отвесные скалы, круто обрывающиеся в воды реки.), не исключено, что и с двух сторон.

С момента отплытия я сразу начал кидать по сторонам блесну, Олег Бимбаевич сидит на веслах. Один небольшой леночек схватил, но вытащить я не смог, борта лодки высокие, оторвалась губа. При сборах мы не додумали, надо было приготовить сачок. На первой же остановке что-нибудь придумаем. Собаки заняты каждая своим делом: Уркан развалился на вещах в корме лодки и спит. У него сейчас самый беззаботный возраст — пять месяцев, пока ничего не понимает в охоте, я надеюсь, хорошая будет собака, экстерьер отличный, отец его рабочий зверовой кобель. Лота поняла, что мы плывем вниз, бежит по зарослям, иногда показывается на яру или мелькает в кустах.

Впереди, слева по борту показался прижим (скала, камни или крутой склон горы, исключающие проход (проезд) вдоль берега реки.), слышен гул переката. За пятьсот метров видно: струя воды бьет в скалу метров сорок высотой, затем резко поворачивает направо. Надо быть осторожными. Поэтому оба на веслах.

Лодка в струе воды на перекате

Осторожно причалили метров за пятьдесят до переката, пошли смотреть. Да, препятствие серьезное. Пойди без разведки, прямо по струе, — и нашу тяжелую лодку свободно могло бы разбить. Во-первых, сам перекат узкий, метров тридцать, вода идет одним сплошным валом в виде длинного, кипящего бурунами языка, перепад высот в верхней и нижней точке переката больше метра. И самое грозное — струя воды бьет почти под прямым углом в отвесную скалу. В основании скалы видно углубление, похожее на пещеру, — это многолетняя работа сильной струи воды. На такой скорости течения и на таком угле поворота мы могли не вывернуть, лодку ударило бы о скалу, а дальнейшее — лучше не представлять. У скалы и ниже метров двадцать вода бурлит и пенится, но затем, сбавляя ход, река образует плес шириной метров сто и длиной метров триста.

— Здесь должен стоять таймень, его место, — делюсь я с Аюрзанаевым.

Олег соглашается, он уже третий сезон на демаркации и тоже наслышан о местах летнего нагула тайменя. Водовороты воды ниже скалы должны намыть серьезную яму. Из опыта знаю: таймени парами всегда стоят в ямах под перекатами. Струей воды сверху несет мелкую живность: рачков, лягушат, рыбью молодь, в бурлящих потоках воды ее легче ловить, а в яме отстаиваться и переваривать пищу.

Решили, что я бросаю блесну, а Олег нагреет на огне прут тальника с палец толщиной и загнет из него кольцо. Затем из мелкой сети вырежем метр дели — и сачок готов.

Начал бросать сверху в бурлящую воду, дошел до нижнего края переката, поклевок нет, хотя блесна-вертушка из чайной никелированной ложечки идет очень хорошо. Интересно, в чем дело? Не может быть, что нет рыбы. Пробую забросить под скалу. Со второго заброса — рывок, и вот красный с пятнышками ленок, килограмма на полтора-два, бьется на отмели. Затеплилась надежда, что будет еще удача. Яма угадывается с берега, от уреза воды слой намытого песка уходит резко вниз, в пугающую чернотой глубину. Перекрестными бросками штудирую яму — ни поклевки, ни хода за блесной. Но ленок ведь взял, значит, блесна ходовая. В чем секрет? Спускаюсь ниже по течению метров на пятьдесят, где по разрезам струи воды угадываются два подводных камня ближе к противоположному берегу. Первый заброс под камни и — тупой толчок в спиннинг и в руки. Зацеп? Нет! Чувствую, неодолимая сила вырывает спиннинг из рук и тянет к противоположному берегу.

— Олег! На помощь! — кричу товарищу.

 Но он добежать не успел: леска, толщиной 0,8 мм, натянувшись как струна, издала звук — «ти-иу» и резко ослабла. Обрыв! В возбужденном состоянии вытаскиваю конец — обрыв у места петли блесны. Каким же чертом должен быть таймень, чтобы порвать такую толстую леску?! Мне приходилось на такую леску вытаскивать тайменя на двенадцать килограммов, а рассчитана она на 15!

У меня в запасе есть еще одна катушка с леской в 1 мм толщины, иду за ней к лодке. Настраиваю в течение пяти минут, блесну (тоже ложку) беру потяжелее, иначе не выбросишь.

Опять блесна уходит под камни. Первый заброс пустой, второй — хватка, да так, что катушку на два оборота прокрутило назад, чуть кисть не вывернуло. Опять кричу Аюрзанаеву и с огромным усилием пытаюсь, отходя от воды, тащить тайменя, а он встал, как вбитый кол, чувствуется по леске, что идет по течению вверх. Подбежал Олег, перехватил удилище. Осторожно отходим от берега, вроде сдвинули рыбину в свою сторону. И вдруг леска слабнет, блесна летит, беспорядочно крутясь, в нашу сторону и плюхается в воду метрах в десяти от берега, а чуть выше камней — большие разводы на воде, как будто под водой крутанули туда-сюда большим веслом. Руки дрожат, и Олег испугался — видно по лицу. Как так, вдвоем не смогли справиться?! Подтягиваю блесну, тройник — одно жало обломано. Бурно обсуждаем, сходимся во мнении: наверное, более двадцати килограммов будет, а мы тактику неправильную избрали, надо бы не тащить к берегу, а дать рыбе слабину и помотать ее. Но былого не вернешь, это урок на будущее.

 Меняю тройник, бросаю еще и еще — тишина. Было два тайменя, и обоих обколол, сегодня больше не возьмут, разве что оставаться на ночь и сетью попробовать. Но это не входит в наши планы, время около 16-00, надо плыть дальше. Идем делать сачок из сети, она с ячеей 40х40 мм. Вдвоем быстро его завернули, привязав к таловому пруту капроновой ниткой.

Олег Бимбаевич начинает вдоль берега потихоньку спускать лодку через перекат, а я опять утюжить низ переката и яму спиннингом. Бесполезно — таймени не берут. Значит, стояла на яме пара тайменей, и обоих я обколол, сегодня точно не возьмут. Есть надежда, что на плесе ленки стоят. Олег лодку спустил по течению без особых усилий, придерживая рукой за швартовочный конец. Садимся на весла и потихоньку пошли. Лота бежит рядом с лодкой.

Я опять поменял катушки, буду ставить леску 1 мм на ямах, а по ходу движения кидать блесну с катушки леской толщиной 0,8 мм. Плес прошли с добычей двух ленков, по килограмму каждый и один, покрупнее, сошел. Сачок хорошо помогает.

Только вышли с плеса на быстрое течение, как впереди залаяла Лота. Чувствую, лает по крупному зверю и на одном месте. Метров через сто причалили к правому берегу, я отвязал Уркана и с автоматом в руках выбрался на яр. Место болотистое, с правой стороны, ниже нас, впадает ручей, полоса ольховника показывает на это. Собака лает в ольховнике метрах в семидесяти от меня. Вылез на яр и Аюрзанаев.

— Наверное, сохатый, — говорю Олегу, — надо вспугнуть.

Мы обусловились, что во время сплава зверя стрелять не будем. У меня фотоаппарат «Зенит» с хорошим объективом, вот этим оружием и буду работать. Олега попросил остаться на месте, а сам по высоченной траве и кочкам пошел на лай. Через минуту и Уркан присоединился к лаю матери. У меня мелькнула мысль: только бы щенка сохатый не убил ногами. Подошел метров на двадцать, как затрещал ольховник, лай Лоты вслед за треском пошел по ольховнику в сторону от реки. А Уркан уже у моих ног, остановился, смотрит в сторону, где лает мать, и по-щенячьи визгливо взлаивает.

— Ну вот, у тебя боевое крещение, пойдем посмотрим, кто тебя напугал, — потрепал я щенка по поднявшемуся загривку.

А лай Лоты тем временем удалялся. Быстро нашел сохатиные следы и две лежки — большую и маленькую — рядом с руслом небольшого ручейка. Сохатиха и теленок лежали друг от друга в метре, примятая трава отпечатала два неправильных полукруга. А вот следы в грязи у русла и в самом русле ручейка, еще муть не сошла. Видно, что матка стояла головой к собаке, а почти на ее следах, немного левее, следы теленка. Бок в бок стояли, может даже теленок под брюхом у матери. Лая Лоты уже не слышно.

Место очень красивое. Сверху навис над водой утес, который мы уже прошли, внизу, на повороте реки, метрах в четырестах от нас, на нашей стороне тоже утес, высотой метров пятьдесят, поросший сосняком и березой, спадающий каменистой россыпью в Онон. Россыпь выходит прямо к воде, река омывает камни, образуя клочья белой пены. Прямо против нас, на противоположном берегу, вниз до поворота реки протянулась широкая отмель, желтеющая песком, вкрапинами галечника и мелкими кустиками тальника. Поток воды идет вдоль берега, к которому мы пристали, здесь глубже, должна стоять рыба.

Спускаемся с яра, решили покидать спиннинги минут тридцать и подождать собаку. Действительно, в устье ручейка на свежей воде я вытащил хорошего ленка, килограмма на два, и один сошел. У Олега не получается нормально выкинуть блесну, в основном, распутывает бороды. Я посоветовал ему сменить блесну на более тяжелую. Вообще монголы и буряты — рыбаки никудышные. У монголов рыба считается священным животным, изображена на их государственном гербе. До наших дней они рыбу не ловили и не ели. Буряты примерно так же относятся к рыбе, рыбаков, в полном понимании этого слова, среди них нет.

Собаки нет, я беспокоюсь: последний раз мы слышали ее лай на ближайшем перевале, наверное, в километре от нас. Решили сплавиться до поворота, я выстрелю, эхо выстрела от утеса распространится далеко. Так и поплывем до табора, постреливая, одну обойму (8 патронов) из двух можно расстрелять. На выстрелы собака должна выйти.

Поплыли. Уркан в лодке, развалился на вещах, привязывать его не стал. У него сегодня первый опыт по зверю. Козленка он уже трепал, мать придушила вблизи с. Кыра, когда проверяли на воде лодку. Погода хорошая, солнца нет, значит, нет и паута, а то бы пришлось отбиваться и надевать накомарники. Легкий ветерок с запада, комары появятся только вечером. Чувствуется, будет дождь: где-то далеко на западе, в верховьях Онона, уже погромыхивает, но, может, гроза уйдет хребтами.

Я почти безостановочно бросаю блесну, Олег на веслах. Под утесом опять жесткая хватка и чувствуется — на блесне крупная рыба. Тактику мы уже изменили: я вожу рыбу, а Олег гребет к берегу. Как только можно соскочить в броднях, соскакиваю и, удилище через плечо, тащу рыбу на берег. Вот и красавец таймень, килограмма на четыре, бьется на гальке. Брюхо стальное, спина иссиня-черная, плавники и хвост буровато-красные, глаза навыкате, диаметром, наверное, до сантиметра. Хороший экземпляр! Жалко — забыли взять безмен, неплохо бы рыбу взвешивать.

Проплыли километра четыре, у нас рыбы уже килограммов десять есть. Стреляю из пистолета, потом опять броски под скалу. На втором забросе таймень шел за блесной, в кристально чистой воде его туловище и тень по дну отчетливо видны. Но и моя фигура ему видна. Отошел спокойно в сторону, а затем в глубину и больше не берет. Таймень, ленок и хариус — очень осторожная рыба горных рек, заметит фигуру человека и все — за блесной или другой приманкой не пойдет. Поэтому добыть эту рыбу на блесну или мушку, особенно на узких речках, трудно, нужно прятаться за кустами или камнями.

Опять идем вниз. Шли до 21-00. Пришлось пару раз проводить лодку берегом вдоль порогов. Тайменей больше не поймали, но ленков! Причем добрых — на килограмм и больше — прибавилось еще на десять штук. У нас одна фляга, и уже наполовину заполнена. Остановились бы на ночь и раньше, но никак не попадалось хорошего у?лова, где можно поставить сети. Река мелкая, вода идет одним потоком в русле без разливов. Стал накрапывать дождик, пришлось срочно табориться в более-менее удобном месте.

Остановились на левом берегу. На противоположной стороне небольшой заливчик, одну сетку можно поставить. Посмотрел на карту: до прииска Худжернига напрямую пять километров, а по реке будет десять. Пока не начался серьезный дождь, срочно готовим сушняк для костра и шалаш, одной стороной которого становится лодка, а второй — кусок полиэтиленовой пленки. В течение тридцати минут с табором управились. А дождь только напугал, минут пятнадцать шел и прекратился, гроза ушла стороной над северо-западными хребтами.

Собаки все нет, я уже расстрелял один магазин из пистолета. Неужели зверь ударил ногой? У сохатого главное оружие — ноги. Ударом передней или задней ноги, если попадет по месту, замертво сваливает собаку или волка. Но Лота уже имела дела с сохатыми, не должна бы попасть под удар. Чувство тревоги за нее не прекращается. Но дела не остановишь, надо поставить сеть и забросить переметы.

Сеть — сороковку на ленка — ставим вдвоем с Олегом. Заливчик перегородили в два раза: узковат для сети в пятьдесят метров. Там же — выше и ниже заливчика — поставили два перемета с червяками в виде наживки. Теперь Олег принимается за подготовку ужина, а мне до наступления темноты надо еще два перемета поставить на стороне табора. Закончил с постановкой снастей уже в полных сумерках. Олег сварил уху: два добрых ленка, картофель, луковица. За ужином опять говорим о собаке, выстрелил еще из автомата, эхо поплыло по долине и отозвалось в горах на противоположной стороне Онона. И опять тишина, только потрескивает костер, бросая блики на шалаш и кусты, мерно шумит струя воды под противоположным берегом. Иногда эту тишину нарушает всплеск рыбы: наверное, ленок или налим в заливе в траве гоняет лягушат или уже сидит в сети. Ветра нет, в разрывах облаков показались первые звезды, ночь обещает быть без дождя и принесет солнечное утро.

У нас есть литр водки, не грех за начало сплава выпить по сто граммов под наваристую уху. За ужином время летит быстро, закончили пить чай, стрелки на часах показывают час ночи. Олег укладывается спать, а мне еще надо покидать мыша. Меняю блесну на мышку в свете костра и иду к урезу воды, Уркан рядом со мной, шуршит ногами по гальке.

Первые забросы без поклевок, спускаюсь вниз по отмели. Минут через десять первый ленок есть, вещмешок не взял, пришлось срезать кукан. Спустился от табора метров на сто пятьдесят, еще два ленка вытащил и два сошло. Дальше хода нет. Струя воды начинает бить под мой берег, отмель кончается и берег порос стеной кустов.

Небо чистое, все усыпано звездами, месяц еще не появился, но глаза, привыкшие к темноте, различают противоположный берег, кусты, отмель и полоску тумана над водой. Вдруг с противоположной стороны послышался шорох из травы и кустов. Идет зверь, причем большой. Слышу цоканье копыт по гальке. Я присел, Уркана поймал за ошейник и прижал к себе. Бояться нечего, у меня автомат и армейский фонарь ФАС-4. Посмотрим, что будет дальше. Мой дух несет вниз по реке вдоль моего берега, зверь, пока не выйдет на струю воздуха, не испугается. Слышится, что животное вошло в воду и пьет, причмокивая губами. Ширина реки метров пятьдесят, на фоне темного берега и кустов зверя не видно. «Лось или изюбрь», — мелькает мысль. Уркан тоже настороженно прислушивается, но молчит. Вот зверь закончил пить, слышно, как мотает головой и фыркает. Секунда-другая, и ниже меня метров на пятнадцать на противоположной стороне всплеск воды, и видно, что крупное животное плывет к моему берегу. Уркан заворчал, шерсть на загривке поднялась дыбом. Вот зверь остановился в воде метрах в двадцати ниже меня. Сейчас набросит моим духом, и он рванет. Включаю фонарь. Луч выхватывает огромного сохатого с большими лопатами рогов, голова повернута ко мне, и два зеленых глаза, как фонари, пронзают меня, даже неуютно стало от такой близости со зверем. Автомат на предохранителе, осторожно снимаю его. Глядим друг на друга секунд пять, лось поворачивает голову и спокойно идет в сторону берега. Уркан раза три тявкнул, я отпустил его и выстрелил в воздух, чтобы подзадорить щенка и прогнать сохатого. Лось рысью выскочил на берег и скрылся в зарослях. С меня спадает напряжение, Уркан лает у кустов, не решаясь в них заскочить.

Возвращаемся к табору. Олег Бимбаевич мирно посапывает, но меня услышал.

— В кого стрелял?

— Да так, Лоту оповещал, — ответил я, чтобы не будоражить его.

Я подшевелил костер и залез в спальник, устроив Уркана в ногах, теплее будет.

Утро принесло густой туман, все тонуло в белесой мгле, видимость не более пятнадцати-двадцати метров. Вечерний дождь ушел в испарения, туман будет часов до одиннадцати-двенадцати. Из спальника вылезать не хочется, но время уже 8-30, надо вставать. Природа молчит, птицы в такой туман не поют.

Покричал Лоту — нет собаки. Значит, все-таки что-то случилось, могла ведь и волкам в зубы попасть. Зашевелился и Аюрзанаев.

— Ну что, Олег, надо вставать, пока рыбалка, чай, — к десяти только и управимся.

Поворчали, что комары не дали нормально выспаться. В спальник залезешь с головой — воздуха не хватает, выставишь голову наружу — они кусают и противным тонким писком не дают спать, так и провертелись всю ночь. К утру посвежело, и комары успокоились. Впредь надо спать ложиться на ветерке, чтобы их сдувало. Костер покрылся белесым пеплом, но угольки сохранились. Я подул, подложил сверху, и через минуту костер излучал живительное тепло. Приятно прохладным утром посидеть у костра, чтобы пламя полизало руки, погрело лицо.

Решили: Олег проверит переметы на нашей стороне, а я сплаваю на противоположную, сниму сеть и переметы. Когда начал заводить вдоль берега лодку вверх по течению, чтобы сплавиться к заливу, у Аюрзанаева уже билась рыба на перемете, не зря ставили.

Туман такой плотный, что противоположного берега не видно, но выплыл точно в залив. Улов в сети неплохой — пять ленков, один небольшой таймешонок. На переметах — четыре ленка и два хороших налима. И у Олега три ленка и один налим. Если так пойдет, то нам рыбу с устья Ашинги не вытащить. Пока протрясли сеть, перебрали и очистили переметы, — время десять часов. Туман начал подниматься, противоположный берег Онона видно, защебетали птицы. С завтраком и укладкой вещей в лодку управились только к одиннадцати часам. На случай, если придет собака, я поджарил одного налима на рожне и оставил возле кострища.

Поплыли. Туман уже почти поднялся, в его разрывах просвечивает бездонное синее небо, местами солнечные лучи добираются до земли, и в том месте, кружась и закручиваясь в спираль, поднимается туман. Он постоянно движется и представляется сказочными стадами диковинных животных, одетых во все белое. Росинки на траве под лучами солнца переливаются всеми цветами радуги.

Прошли три поворота реки, периодически кидая блесну, двух ленков выловили. По карте сориентировались — сейчас мы должны быть напротив минерального источника Худжерниги. Природа указывала на это: с водной глади видно, что левая сторона безлесая. Пристали к берегу, выбрались на яр. Да, действительно, так.

Туман поднялся полностью и перед нами предстала красивейшая панорама пойменного луга долины Онона. Мы были на берегу, напротив источника, километрах в двух от его головки. Вдоль Онона тянулись безлесые релки, покрытые густой травой, пересеченные в разные стороны тропами зверья. В бинокль это четко просматривалось. Засекли пасшихся в разных местах трех косуль и в русле минерального ключа — изюбриху.

Полдень, солнце высоко, правда, на траве еще роса. Что же здесь творится ночью, интересно бы послушать! До бывшего прииска Худжернига отсюда километра три. С разговорами об обилии зверья мы вернулись в лодку и налегли на весла. Решили побыстрее, по холодку, выйти до устья ручья Худжерниги и основательно покидать спиннинг, мне рассказывали, что там большая яма.

Еще час на веслах и вот мы уже в намеченном месте. Вчера и сегодня мы неоднократно вспугивали выводки уток. В основном, это был большой крохаль, но попадалась и кряква. Птенцы еще не на крыле, но уже и не пуховики, по размерам почти взрослые утки. Выводки крохалей всегда удирали от лодки вниз по течению, иногда мы гнали их по километру, пока не скроются из виду. А кряква, наоборот, сразу прятала утят в прибрежной траве и кустах, а сама с тревожным кряканьем кружила около нас, пока мы не уходили из пределов ее «владений».

Солнце пригревает, утренняя прохлада давно ушла, струи воды впереди и сзади лодки под солнечными лучами искрятся золотом. Мы на перекате, чуть выше устья ручья Худжернига, впадающего в Онон с левой, северо-западной стороны. В этом районе я был в июне нынешнего года. Прямо перед нами голый склон сопки, ниспадающий в Онон, с него я тогда с солдатами наблюдал за долиной Онона. Государственная граница проходит по склону сопки в каких-то ста метрах от реки. Под сопкой, на повороте, знаменитая яма, про которую мне рассказывали бывавшие в этих местах люди. Надо обязательно покидать блесну. Я беру спиннинг и начинаю бросать вправо и влево от лодки. Олег Бимбаевич безмятежно покуривает, течение ровное, спокойно несет лодку в улово под сопкой. И вот, в один из забросов, вижу: в кристально чистой воде за блесной идет темное бревно. Даже испугался: в метре от лодки огромный таймень отвернул от блесны, спокойно скользнул в сторону и был таков. Глубина около двух метров, с лодки он мне показался совсем черным, даже успел заметить огромные, навыкате глаза.

Улово на реке Онон

— Олег! Огромный таймень! Хорошо, что не схватил блесну, все равно я его бы не вытащил, — возбужденно кричу Аюрзанаеву.

— Где?! — Олег завертел головой, пытаясь рассмотреть рыбу в толще воды.

— Давай к берегу, попробуем вытащить его.

Мы вдвоем развернули лодку и, работая веслами, и с помощью течения вышли в большое улово. Вот где ночевать с сетями! Перекат выше по течению небольшой, и струя воды, ударяясь в гору, образовала большое улово, метров сто на сто, с небольшим заливом в устье ручья Худжернига. Течение реки, упершись в скальный грунт подножья сопки, разворачивалось назад, и здесь должна быть намыта большая яма. Описав круг по улову, струя воды спиралью вдоль сопки уходит на юг. Таймень — хищник, он любит такие места: вся рыба, которая идет и сверху, и снизу вдоль течения, становится легкой добычей речного разбойника. Здесь может стоять и не одна пара тайменей.

Причалили на узкую отмель выше устья ручья, под тень стоявшего высокой стеной тальника. И вдвоем начали утюжить улово. Я поднялся вверх по течению — к тому месту, где видел тайменя, и тяжелой блесной на леске один миллиметр почти перекидывал реку. Ее ширина здесь метров восемьдесят. Но все старания были напрасны: таймень не брал. Зато Олег вытащил крупного сига, рыбу, редкую для Забайкалья. Ни в Шилке, ни в Аргуни его нет. Я слышал, что он ловится в Витиме и его притоках и крайне редко в Ононе.

Зацепить тайменя никак не удавалось, очевидно, из-за полуденного зноя. Таймень обычно активен на утренней и вечерней заре, когда у него жор. Неплохо бы остаться здесь на ночь. Но у меня большие надежды на устье Ашинги, о котором я тоже много слышал, нам надо до него сегодня дойти.

Донимал паут. Особенно доставалось, когда руки заняты спиннингом. С середины июня до середины августа в солнечные дни, часов с одиннадцати и до вечера, паут не дает покоя всему живому. Зверье и домашние животные спасаются от него в густых зарослях, в тени. Изюбри уходят на холодок в гольцовую зону, сохатые лезут в воду рек, озер и стоят в ней по несколько часов, пока не спадет жар. Даже Уркана донимают, нос у него припух и в капельках присохшей крови от укусов. Сейчас лежит в густой траве, упрятав нос в корневища. Мы вздохнули легче и сняли накомарники, выплыв на струю воды.

Отсюда до устья Ашинги по реке километров двадцать. Где-то на середине пути с нашей территории в Онон впадает речка Кушенга, в ее устье тоже должен стоять таймень. Мелкие речки являются местами нагула хариуса, гальяна, мелкого леночка, других мелких рыб, которые держатся в приустьевых участках на свежей воде, здесь их караулят таймень и крупный ленок.

Под палящими лучами солнца плывем дальше. В удобных местах кидаю блесну. Приятно вываживать ленка на лодку. С момента хватки он минуту-другую активно борется и частенько сходит, обычно рвется губа. А дальше уже почти не сопротивляется, идет на блесне к лодке, где его сачком цепляет Олег. А если он на веслах, то приходится мне: в одной руке спиннинг, в другой сачок. Фляга сорокалитровая у нас уже полна подсоленной рыбой. Свежевыловленную кладем в армейский прорезиненный мешок из-под химзащиты, в него войдет килограммов сто пятьдесят.

Долина опять расширилась, река петляет между песчаными отмелями и островами леса. Лодка скользит в струе воды, наша задача держать ее на основном течении, иначе ее крутит, прибивая к берегу. Сутки плывем, подкачивали один раз, хорошо держит воздух. Выходим из очередного поворота, Олег шепчет:

— Сохатый!

Метрах в трехстах впереди, под правым берегом, в тени кустов стоит бык-сохатый с небольшими рогами, трясет головой. Нас пока не видит.

В Забайкалье водится два подвида лосей: якутский — с мощными рогами-лопатами и амурский — с небольшими, как у изюбря, рогами, лопаты у него тоже есть, но они округлые, а сами рога (ветвь) не превышают в длину 50—70 см. По размерам эти подвиды почти одинаковы.

Лось переплывает реку на пути нашего сплава

Мы не шевелимся, лодку несет течением по широкому плесу, Олег веслами тихонько выдерживает направление, я быстро настраиваю фотоаппарат и делаю несколько снимков. Подплыли метров на сто пятьдесят, бык заметил нас и резко пошел от берега, сразу поплыл, видна только голова с рогами. Миновав глубокое место, на середине реки он встал боком и смотрит на нас, вероятно, первый раз увидел лодку. Расстояние метров сто, видно, как с него ручьями течет вода. Широкая, темная большая голова с большими ушами, короткая мощная шея, переходящая в горб. Шерсть черная на крупе и на боках, чуть светлее, с буроватым оттенком, на животе и ногах. В лучах солнца, которое освещает лося с нашей стороны, видно, как струи воды, текущие со зверя, переливаются серебряными бликами, весь он искрится. Ну, вот спокойно пошел, на берегу еще раз остановился, мотнул головой и, рысью преодолев отмель, скрылся в кустах. Плывем дальше. Вот, наверное, и речка Кушенга. Полоса высокого ольховника с примесью березы, уходящая от левого берега, показывает, что в Онон впадает или ручей, или это старица. Гребем к берегу и немного выше устья ручья пристаем. Да, действительно, это Кушенга. На месте слияния двух вод парит: более холодная вода горной речушки сталкивается с водой Онона, происходит теплообмен и в результате — пар. Видно, как на сливе прыгают хариусы. Олег загорелся желанием половить на паута, это у него получится, удилище раздвижное у нас есть. Я отпустил Уркана с лодки и пошел посмотреть, где можно бросить блесну. Первый заброс на слив принес ленка, потом еще одного. Больше рыба не берет. Перехожу речушку, вода доходит до колена, ленок и хариус в нее должны заходить, может даже икрометная. Ниже слива должна быть яма. Так оно и есть.

Первый заброс блесны пустой. Я стою на небольшом яру с метр высотой, в чистой воде просматриваю дно метров на пять, пока оно не смыкается с чернеющей глубиной. Дно поросло мелкими зелеными водорослями (они здесь называются елочкой), их очень любят лоси. Хорошо видно, как блесна, вращаясь, идет над каменистым дном. Второй заброс, и, как только блесна показалась в поле зрения, вижу — за ней идет огромный таймень. Меня дрожь прошибла. Так и не открыв пасть, таймень дошел почти до берега за блесной, на глубине метра, под берегом остановился, повернулся боком, как бы рассматривая меня, хотя я присел. Но, вероятно, голову и плечи из травы было видно. Потом нехотя мотнул хвостом и ушел в чернеющую глубь. Почему не берет? Надо менять блесну.

У Олега дела лучше, уже пять хариусов поймал. Рассказываю ему про тайменя. Вот незадача, почему не берет? Вместо вертушки-ложки ставлю тяжелую колеблющуюся белую блесну «Днепр». Но таймень даже не идет за блесной. Время уже к вечеру, надо плыть.

На первом же повороте реки от устья Кушенги повезло: мы засекли, что ниже переката воду взбуровил таймень, гоняя мелочь. Пристали к берегу и в течение пяти минут я, с трех забросов, вытащил двух таймешат килограмма по три. Подтверждаются рассказы промысловиков, что на участке Онона от устья Куи до устья Ашинги таймень стоит в каждой яме и под каждым перекатом.

К девятнадцати часам мы заметили, что слева впадает речка, пристали выше ее слива и пошли смотреть местность: надо выбрать место для табора. Я уже наслышан об устье Ашинги и удобных местах лова рыбы там. Знаю, в пятистах метрах ниже устья есть хорошее улово для постановки сетей, а на сливе всегда стоит таймень.

Река Ашинга — самый крупный приток Онона на протяжении ста пятидесяти километров от его истока. По объему сброса воды она составляет до двух третей самого Онона на сливе. Стрелка двух рек сверху (с запада) ограничена длинной, до ста пятидесяти метров, косой, намытой и Ашингой, и Ононом. В большую воду она затопляется и частично смывается. Онон на стрелке метров восемьдесят шириной, Ашинга — метров пятьдесят.

После стрелки левый берег постоянно подмывается, то есть из года в год стрелка уходит вниз по течению. И нам сейчас этот берег предстал сплошным нагромождением подмытых и лежащих в русле лиственниц и берез. Струи вод двух рек сходятся под прямым углом, образуя мощный вал воды с высокими, до метра высотой, бурунами. Ашинга вливается в Онон более бурным потоком, и ее струя рассекает Онон на половины, а дальше уже идет сплошной вал воды.

Место для табора выбрали метрах в тридцати от слива, ближе к Ашинге. Устроимся на намытом и прогретом песке, под стеной тальника, топлива для костра полно. Перетаскали сюда вещи, Олег занялся разбивкой табора и приготовлением ужина, а я — на реку. Солнце уже не печет, паут успокоился, самое время для рыбалки. Памятуя прошлое, ставлю катушку с леской в один миллиметр и блесну-вертушку из столовой никелированной ложки. Зашел выше стрелки по Онону метров на пятьдесят с мыслью спуститься до слива. На втором забросе вытащил крупного, килограмма на четыре, ленка. И заметил, что выше слива как веслом взбудоражил воду крупный таймень, гоняет мелочь. Я бегом туда. Бросок под противоположный берег, метров пять веду блесну свободно. И вот катушку заклинило, удар был такой силы, что пальцы не выдержали. От боли я отпустил катушку, но несколькими круговыми взмахами березового удилища заклинил леску на его конце. Одновременно кричу:

— Олег, на помощь!

После первой хватки рыбина не проявляла активности, и снасть ослабла. Неужели сошел?! Попробовал идти от уреза воды на сушу, но, как только леска натянулась, получил такой удар по удилищу, что едва удержал его в руках. А таймень взбуровил воду на перекате, показав в лучах заходящего солнца огромное красное хвостовое перо. Подбежал Олег, он тоже видел всплеск рыбы и смог вымолвить только три слова:

— Вот это да!

Я перехватил удилище, взявшись за конец с леской, а Олегу протянул основание с катушкой. И началась борьба с рыбой. Мы сильно не усердствовали, но тайменя держали в напряжении. Как только леска ослабевала, отходили, сколько можно, от уреза воды. А хищник буровил воду на перекате, несколько раз показывал спинной плавник, изгибаясь колесом. Борьба шла минут пять-семь, пока дотащили до мелководья, где рыба сразу ослабела. Я с трудом волоком вывел тайменя на берег, а Олег с камнем в руках побежал его глушить. Экземпляр был отменный! В те годы у меня не было привычки производить обмеры, но и так было видно, что длина рыбины около метра, толщина в спинном плавнике — сантиметров тридцать-тридцать пять, диаметр головы — до двадцати пяти сантиметров, а вес превышал пуд. В молодости я занимался гиревым спортом и вес могу определить почти точно. Сделали несколько снимков на память, тяжеловато держать такую махину на согнутых локтях перед собой.

Памятуя, что таймени ходят парами, я приступил к дальнейшим броскам с большим воодушевлением, а Олег потащил рыбину к табору. С третьего или четвертого броска — жесткая хватка, и таймень показал буруны внизу переката. Но моя радость сразу сменилась огорчением: не успел я отойти и метра от воды, как леска ослабла, значит сошел. Дальнейшие броски блесны результата не дали, обколол, сегодня не возьмет. Но ничего, у меня в запасе есть старый дедовский способ, и я его организую чуть позже. Этот способ опробован мной еще в восьмидесятые годы на притоках Аргуни. Нужна мелкая живая рыбешка: гольян, хариус, налим, кусок мягкой проволоки сечением миллиметр-полтора. Вместо блесны на петлю лески вяжешь проволоку, через анальное отверстие рыбешки проталкиваешь проволоку, чтобы она вылезла изо рта с достаточным концом, на который цепляешь якорь. Все — снасть готова. Если нет рыбешки, пойдет желудок крупной рыбы с толстой кишкой, длиной 15 сантиметров. Желудок должен быть ближе к якорю. У ленка и хариуса желудок обрамлен по периметру мелкими наростами-мешочками, которые колышутся в воде и привлекают хищника. А мелкая рыбешка при осторожном ее прокалывании не гибнет, главное, чтобы голова была в сторону якоря, так как таймень хватает свою жертву с головы.

Катушку с толстой леской закрепил на берегу. Перед сливом, в русле Онона лежит в воде поперек течения березовый выворотень, с него аккуратно спустил якорь с кишкой ленка на пятнадцать-двадцать метров прямо в струю на сливе и закрепил прочно леску за сучок на березе. Теперь будем ждать, когда таймень схватит наживку и заплещется на якоре. Так ловили крупную рыбу в горных речках до появления современных снастей.

Солнце уже на закате, у Олега должна быть готова уха из голов ленков и таймешат, так мы договаривались. До темноты надо успеть поставить сети в улове, что ниже слива метров на пятьсот. Вещи оставили на таборе, привязав рядом с ними Уркана. Осторожно проведя лодку к сливу, спокойно сплавились до улова. Олег рассказывает: в желудке большого тайменя нашел ленка граммов на шестьсот и полупереварившегося птенца какой-то птицы, но не утенка.

После слива Онон бушует еще метров сто и, плавно поворачивая направо, упирается в ниспадающий с юга высокий, поросший лесом хребет, течение замедляется, образовав плесо. Бывалые люди говорили, что оно глубокое и удобное для постановки сетей.

Плывем, завороженные красотой природы. Днем из-за паутов и жаркого солнца как-то было не до красоты. А сейчас можно и полюбоваться. Солнце на закате, его последние лучи лижут хребет, приближающийся к нам. Вечерняя прохлада опустилась, дышится приятно и легко, комаров над водой нет, на берегу они будут атаковать. Хребет выглядит как дикий зверь, сжавшийся и готовый к прыжку на восток. Он наполовину озарен солнцем, а с середины сереет развалами каменистой россыпи, ползущей в воды Онона длинными языками. Между россыпями колонны лиственниц вперемежку с березками тоже спускаются к воде. Местами россыпь зеленеет коврами мха, проглядываются и островки брусничника. Над уловом, под кустами, его обрамляющими, стелется туман, это значит — где-то выбивается ключик, разность температуры вод и создает туман. В зарослях щебечут птицы, провожая уходящий день, сзади шумит слив двух рек. Как не полюбить такую первозданную природу, где ничто не напоминает о присутствии человека?! Я думаю, мы первые, кто сплавился по Онону в этих местах на лодке.

Лодка тихо скользит по глади реки, Олег даже веслом не подшевеливает. У меня никакого желания бросать блесну, убросался за день. Впереди закрякала утка, и из-под кустов, прямо перед нами, заскользил вниз по течению ее выводок. Утята уже большие, почти с матку, строем, в колонну по одному, поплыли вниз за матерью и скоро скрылись за нависшими вдоль берега кустами.

Поставить сети недолго, они разобраны и готовы: связанные, перекрыли плесо метров на сто. Видно, как на струе воды плавится ленок, к утру будет наш. Хорошо бы сюда прийти ночью побросать мышку, но вряд ли будут силы, уработались сегодня здорово.

Обратно идем, таща лодку на швартовочном конце вдоль берега, как бурлаки. Поднялись выше слива и переката и спокойно пересекли Онон, подчалив прямо напротив табора. Можно спокойно поесть, тем более, что с утра горячего во рту не было. Олег приготовил наваристую уху из голов ленков, таймешат и потрохов большого тайменя. Говорит, жира на потрохах было около полукилограмма. Законные сто граммов водки под уху, и жизнь стала веселей. Уха, действительно, получилась отменной, особенно потроха: тают во рту. После ухи и чая хочется спать. А ведь у нас еще работа: надо посолить рыбу, придумать, что сделать с тайменем. Пойманную на сплаве рыбу я по ходу потрошил, но не подсаливал. В целом у нас килограммов шестьдесят отменной рыбы. Завтра будем думать, как ее вытащить до места, куда сможет подъехать автомашина.

Костер бросает блики на кусты. Стоит тишина, которую нарушает только мерный гул реки на перекате, писк комаров да пощелкивание дров в костре. Уже полные сумерки, западный склон неба расцвечен неяркой зарей. Появилась Венера, она встречает и провожает солнце, других звезд пока нет. Они будут вспыхивать одна за одной, и минут через тридцать небосвод расцветится их россыпью. Меня звездное небо так же завораживает, как и дневное, бездонное. С детства помню: под падающую звезду надо загадать желание, оно обязательно исполнится. Сейчас одно желание — вернулась бы Лота. Ждать недолго — светящейся черточкой чиркнула по небу звезда — желание загадано.

Внизу, метрах в пятистах от нас, забявкал гуран (забайкальское, самец сибирской косули). «Бау, бау», — несколько раз с короткими промежутками неслось по долине и отражалось эхом от хребта на правой стороне Онона. Ему ответил другой гуран, но уже выше по течению реки. Эта перекличка продолжалась минут семь, затем самцы стихли. Таким образом они предупредили своих сородичей, а заодно и все остальное зверье, что покой в устье Ашинги нарушен, надо быть бдительными.

Одновременно мы услышали, что в мерный шум переката вкрались посторонние звуки, будто кто-то вразнобой поднимал и опускал в воду весло.

— Однако, Олег, сидит таймень, пойдем смотреть, бери автомат, а я фонарь.

Мы поспешили к перекату. Да, действительно, таймень сидит на тройнике. В струе воды ничего не видно, луна еще не появилась, но слух резали звуки не то всплесков, не то всплытия и бросков в воду тяжелого тела.

— Я подтащу тайменя к березе, а ты стреляй в голову, только смотри не перебей леску, — тихо напомнил я товарищу.

Мы осторожно забрели в воду, каждый приготовился делать свое дело. Я взял леску двумя руками и потихоньку потащил на себя. Чувствовалось, что на конце, почти без сопротивления, идет большая рыбина.

— Олег, идет! Готовься — как включу фонарь, сразу стреляй!

Таймень практически не сопротивлялся, может уже устал, или ночь успокаивающе действует. Метрах в пяти от березы сопротивление рыбы усилилось, но без сильных рывков, чувствует, что глубина меньше стала. Я включил фонарь и начал спокойно отходить вверх по реке. Луч выхватил огромное черное туловище, слабо двигающее хвостом. Выстрел, одновременно с всплеском воды от пули, — и сопротивление прекратилось.

— Предохранитель не забудь поставить! — крикнул я Олегу и начал выводить тайменя на отмель.

Обрубок «бревна» толщиной сантиметров тридцать спокойно шел на леске к берегу. На вид он показался нам больше, чем таймень, пойманный вечером. Пуля прошибла туловище сразу за головой, из ранки струйкой текла темная кровь. Мы поздравили друг друга с удачей, крепко пожав руки.

— Теперь всех тайменей можно отпускать, — сказал Аюрзанаев.

— Да, трофеи в виде голов достались каждому, — ответил я.

Решили сразу разделать рыбу, чтобы промыть потроха. Завтра надо угостить ухой товарищей, уж очень мне понравились сегодняшние потроха. Еще с час мы работали у костра. Тайменей развалили со спины до хвоста. Так лучше сохранится жир в брюшной полости. Были они примерно одинаковы, но ночной (эта была самка) килограмма на два-три весомей. Хорошо просолили, очистив головы от жабр, завернули в кусок брезента, а затем прикопали в песок рядом с табором. Так лучше просолятся и не будут расползаться от дневной жары. В летнее время, особенно с перевозкой, рыбу тяжело сохранить, поэтому максимум осторожности. Хочется по приезде в Кыру закоптить тайменей. Хорошо, что взяли с собой флягу, и я знаю, в машине едут еще, так что должны довезти рыбу в хорошем кулинарном состоянии. С такими мыслями, подкинув побольше в костер, улеглись спать под бявканье гуранов в разных сторонах от табора. Они были напуганы выстрелом из автомата.

Под утро пришлось вставать, разживить костер: рядом с прохладной Ашингой холодно даже в спальнике. Я уже больше не уснул, все равно вставать на рассвете. Да и приятно лежать, завернувшись в спальник, смотреть на пламя костра. Меня костер завораживает с детства, поэтому, наверное, и стал охотником. Что-то есть в нем таинственное, что входит в душу, согревает сердце. В пламени костра встают сцены былых охот и рыбалок, сколько их было, сколько будет еще? В памяти воскресли сплавы десятилетней давности по горным рекам Забайкалья: Урову и Урюмкану. Я трижды проходил Уров, два раза в одиночку, только с верным Кучумкой. Это был сплав в 280 километров водной стихии (десять суток в пути), тоже с порогами и перекатами, с рыбалкой и охотой. Был момент, когда лодка повесилась на топляке, дно безнадежно порвано, а сам только волею Господа Бога и судьбы оказался живой. Значит, нужен я еще в этой жизни.

С такими мыслями застал меня рассвет. Сперва на востоке ярко загорелась утренняя звезда Венера, затем появилась белесая полоска света, плавно переходящая в розовый рассвет. Над Ашингой и Ононом струились полоски тумана, качающегося то вниз, то вверх, а за сливом двух рек туман стоял сплошной стеной. Как только свет стал сереньким, защебетали птахи, извещая о наступлении нового дня. Рядом мерно похрапывал Олег, и в тон ему посапывал, свернувшись в калачик у костра, щенок.

Неужели не найду Лоту? Здесь же, у костра, зреет план: с приездом проводников съездим верхом на лошадях на то место, где в последний раз слышали ее лай. В течение двух суток, с ночевкой в промысловом зимовье в Худжерниге, это получится.

Бужу Олега. Он, конечно, встает неохотно. Пока, по предрассветной мгле сплавимся до улова, настанет день. Утро действует прохладой ободряюще, придется надевать теплые куртки. Привязываю щенка на таборе и отправляемся вперед, навстречу рассвету. Благополучно минуем перекат и потихоньку катимся по Онону вниз. Туман непроглядный, как в нем найти сети? Минут десять крутились, пока не наткнулись на один из концов. Сети снимаем, днем надо их протрясти и просушить, вдруг место найдем еще лучше, чем здесь. Улов солидный: два тайменя, килограмма по четыре-пять каждый, два сига, ленков около десяти и самое приятное — хариус до килограмма весом. Я таких гигантов хариусов не видел. Уже проблема — как рыбу вытащить до автомашины. Про то, что находимся на монгольской территории, мы уже забыли, тишина в течение двух суток успокоила. Обратный ход точно такой же, как вчера. Время около восьми утра, мы на таборе.

Туман сделался еще плотнее, солнца не видно совсем. Плотно позавтракали вчерашней ухой, она застыла от жира — ложка стоит. Уже девять. Я пойду вверх по Ашинге, а Олег разберется с рыбой, протрясет сети, поставит в удобных местах по реке переметы. К обеду я должен вернуться, идти мне не больше четырех километров, но неизвестно какая дорога. Оделся налегке, с собой только автомат, пистолет и постоянный спутник моих странствий — восьмикратный монокль, в кармане — карандаш с листком бумаги, на поясе нож.

У нас был уговор с Катанаевым: записку мы оставим на выходе дороги с нашей стороны к пограничной просеке. Я должен разведать, сможет ли пройти машина к устью Ашинги, и описать дорогу. В 9-30 вышли с Урканом. Около километра шли вдоль речки — где берегом, где по кустам. Берега истоптаны зверьем, тут следы коз, изюбрей, лосей, кабанов, местах в двух и хозяин тайги натоптал.

Метров через триста вышел к хорошему заливу с правой стороны Ашинги, можно будет поставить сеть. Река неглубокая. Дождей давно не было, поэтому на перекатах свободно перехожу вброд. Туман начал подниматься. Через километр показалась безлесая долина Ашинги. Здесь должна быть старая дорога на прииск Худжернигу. И я ее нашел, ею, видимо, пользовались пограничники и монголы для проезда на минеральный источник — тропа набита, следы верховых лошадей. В течение часа я шел по ней до линии государственной границы, вышел на пограничную просеку. С двух сторон дороги подрубаю молодые березки, чтобы они вершинками перегородили ход автомашине, перекрестье связываю веревкой, а к распущенному концу веревки привяжу записку с объяснением, где мы находимся, как к нам проехать, оставляю сигналы для связи.

Пошел на Ашингу покидать блесну, но не успел до нее дойти, как услышал с российской стороны гудение машины. Это наши едут. Возвращаюсь и у своей метки встречаюсь с Катанаевым. В кузове машины (тент снят) сидит молодой русоволосый мужик. Догадываюсь, что это проводник Владимир Михайлов. Крепкие рукопожатия, знакомство, обмен мнениями о сплаве и дороге. Решаем — Владимир идет со мной на устье Ашинги, а Катанаев едет на машине к зимовью в устье пади Курульча, где остался старший Михайлов — Виктор. Мы втроем за день и за завтрашнее утро перетаскаем вещи в удобное для подъезда место, завтра в 11-00 встречаемся на линии границы, въезжаем в Монголию, загружаем вещи и рыбу и возвращаемся на российскую территорию. У нас есть возможность поймать еще рыбы, а старшему Михайлову — посидеть на солонцах, скараулить козла. У проводников есть, как обещал директор госпромхоза, лицензия на самца косули.

Рассказываю Владимиру свою трагедию с собакой. Он поддерживает, что обязательно нужно искать, и предлагает то, о чем и я уже думал. Он чуть выше среднего роста, по легкости походки, жилистой крепкой фигуре в нем чувствуется сила и выносливость — крепкий русский мужик, закаленный тайгой, морозами, ветрами, по полгода проводящий вдали от дома, в своей таежной избе на бывшем прииске Худжернига. Вооружен он армейским промхозовским карабином СКС.

У Олега Бимбаевича готов обед, зажарены на рожне ленки. Мы поели, запили чаем и, развалясь в тени тальника, стали планировать, как действовать дальше. Сети переставим в залив, что нашел я утром на Ашинге, по ней же поставим переметы. А до вечера, после отдыха, надо перетащить рыбу вверх по Ашинге. Володя был удивлен количеством рыбы, что мы поймали. У них на рыбалку времени нет, поэтому рыба в рационе бывает от случая к случаю. Он рассказывает, что залив — это старица р. Онон, выше в километре переходит в глубокое озеро, тоже с рыбой. Его любят посещать сохатые, в советские годы, когда проход на Худжернигу разрешался по территории Монголии, охотники ночами добывали в нем этих зверей. Каждая ночь была с добычей. Я этому верю, исходя из обилия лосей в данном районе.

Сети поставили, решили двигаться верх по реке до удобного места, где можно бы ночевать. Еще метров триста тянули лодку, остановились у небольшого взлобочка, ниспадающего в Ашингу с правой стороны, сюда сможет подойти машина.

До наступления темноты полежали у костра, слушая Михайлова о таежной жизни в этих местах. Оказывается, здесь и снежный барс бывает, Володя пару раз зимой пересекал его следы, но самого зверя видеть не приходилось.

На ночную рыбалку мы пошли вдвоем с Михайловым. Пока шли до залива, поймали на мышки по два ленка. Рыбалка уже не приносила мне большого удовольствия: наступило пресыщение и от пойманной рыбы, и — самое главное — вытянул же я главного хозяина вод Онона! Сердце и душа пришли в спокойствие, былой азарт прошел.

В сетях было штук десять ленков и один хороший сиг, да в заливе выше сетей на мышку поймали таймешонка килограмма на три и штук пять ленков. Михайлов был, конечно, доволен рыбалкой, давно не кидал спиннинга.

Пришли на табор, Олег уже спал, но встал на наш разговор. Попили чайку. Ребята настроились спать, а у меня желание сходить послушать к озеру, хотя тоже устал «как конь в пахоте», как, бывало, говаривал мой дед — старый казак. Время час ночи, луна еще не вышла, думаю: «послушаю минут тридцать и спать». Крикнул Уркана и, не включая фонаря, почти на ощупь, пошел через березовую рощу. На выходе в лицо повеяло прохладой, едва ощутимый верховой ветерок отгонял гнуса. А ведь во время рыбалки, и особенно у костра, комары просто терзали.

Восточный ход зверя мы перекрыли табором, поэтому если сохатый выйдет к озеру, то с запада. Едва я присел на склоне бугра, как до слуха донеслись звуки шлепанья по воде: зверь уже кормится где-то в дальней от меня стороне озера. Я знаю, что сохатых привлекает в водоемах ир — трава, растущая на дне, и какие-то растения из числа кувшинковых. Бульканье слышалось минут десять. Затем в середине озера, со стороны бугра, послышался тяжелый всплеск, будто кто-то с разбегу бросился в воду. Минуты две стояла тишина, возможно зверь плывет или стоит. Меня начало клонить в сон, щенок на звуки с озера не обращал никакого внимания: мал еще, не разбирается в звуках тайги. Так же тихо, как пришел, я встал с бугорка и направился в сторону табора. Ребята мирно посапывали, костер тлел угольками. Желание одно — быстрее в спальник и спать. Часы показывали 2-00.

Утро встретило прохладой. Костер уже горит, это Володя подбрасывал, у него нет спальника, укрывался нашими куртками. Стоит густой туман, ничего не видно в десяти метрах. Мои товарищи неторопливо попивают чаек, разговаривают об охоте. Володя с утра уже сходил к озеру и говорит, спугнул здорового быка-сохатого. Подошел в тумане метров на пятьдесят, ходил со щенком. Уркан услышал и увидел зверя первым, бросился с лаем, а когда бык выскочил из воды на берег, с лаем же — под ноги Володе. Я подозвал щенка, приветливо его потрепал, в голове сразу мысли о Лоте.

Срочно занялись посолкой рыбы. До удобного для подъезда машины места лодку можно еще провести по Ашинге метров триста. Так и решили: ребята потянут лодку, а я пешком пойду встречать машину.

Катанаева я встретил на линии государственной границы, они с водителем уже ждали нас. Обрадовали: в подкомиссии все спокойно, утренний сеанс связи отработан, старший Михайлов добыл на солонце козла, так что нас ждет хороший бухлер. Рыба за истекшие трое суток уже наскучила, хочется мяса. До обеда мы с божьей помощью выбрались из Монголии и были в зимовье в пади Курульча. Остаток дня ушел на баню, обед бухлером из козьего мяса и подготовку к копчению рыбы. До прилета вертолета оставалось три дня. Я еще смогу поискать Лоту и посмотрю просеку линии границы к западу от прииска Худжернига. Решили, что завтра, рано поутру, мы с братьями Михайловыми отправимся на прииск, до линии границы на автомашине, далее — пешком, поймаем лошадей и съездим на запад верхом. А топографы с водителем останутся в зимовье, закоптят рыбу и накопают золотого корня.

Ночью хорошо выспались, напряг последних трех суток чувствовался во всем теле. Выехали на рассвете с расчетом по холодку добраться до охотничьего зимовья Михайловых в Худжерниге. Вышли налегке, у братьев в зимовье есть все необходимое. Главное, чтобы погода благоприятствовала, она нас лелеет все путешествие.

На автомашине доехали до линии границы, отпустили Олега, он провожал нас. Договорились, что завтра к вечеру мы с одним из Михайловых верхом на лошадях приедем к зимовью в пади Курульча. Если сегодня удастся поймать лошадей, то сразу съездим по просеке в сторону Куи и заодно выйдем на место, где потеряли Лоту. Еще хочется ночью сходить на минеральный источник послушать на нем зверье.

От места высадки с автомашины до прииска Худжернига по карте восемь километров, налегке мы их преодолели за два часа. К десяти утра показались знакомые очертания бывшего прииска. Михайловы очень обрадовались, когда в кустах у ручья Худжернига увидели своих лошадей. Братья не были в угодьях с февраля — момента завершения промысла. Жеребец, услышав голос хозяев, вывел свой табун навстречу к нам: две кобылы и жеребенок-сеголетка. Михайловы ожидали увидеть двух жеребят, один вероятно погиб. Все лошади были рыжей масти. Я был крайне удивлен, когда на ласковые призывные слова: «Тпру, тпру... Машка, Маша» и протянутый ломоть хлеба одна из кобыл смело подошла к старшему Михайлову, взяла хлеб с руки и позволила взять себя на икрюк (монгольское, веревка на шею лошади, на которой она идет за человеком). Уркан поднял несусветный лай, чем привел в замешательство жеребенка, прижавшегося к кобыле. Виктор Михайлов повел за собой Машку, следом пошли остальные лошади. Щенок пытался еще лаять, но жеребец пугнул его, и Уркан прижался ко мне, не испытывая больше судьбу.

У зимовья Михайловы без труда, на куски хлеба, подманили других лошадей, и они спокойно стали у коновязи. В руки не давался только жеребенок, он дрожал всем телом и прижимался к крупу матери.

Промысловые забайкальские лошади, как и собаки, являются неотъемлемой частью охотничьего промысла на крупного зверя — лося, изюбря, кабана. Я уж не говорю о вывозке мяса, перевозке снаряжения. Собаки гонят и останавливают зверя, охотник на верном Сивке поспешает за ними. Вот собаки остановили зверя на отстое (скала, выдающийся камень, на котором копытные спасаются от волков или собак) или в другом крепком месте, — охотник, не слезая с коня, спокойно скрадывает и стреляет. Наш забайкальский промышленный конь без труда во вьюке вывозит умело разделанного сохатого, да еще и охотника в удобном месте везет на себе. Конечно, такого коня надо воспитывать, как и собаку, он должен быть ручным, управляемым, не бояться звериного запаха, стоять в тайге на привязи с собаками ночами, когда, например, охотник караулит зверя на солонцах.

«Отстой» на берегу Онона

У несведущего человека может возникнуть вопрос — как лошади при отсутствии человека живут в тайге? — Очень просто: от хищников, таких как медведь и волк, лошадь спасают быстрые ноги и «тяжелые» копыта, а если в табуне присутствует жеребец, то он может посостязаться в борьбе и с медведем, и со стаей волков. Тигров в Забайкалье в наше время нет, значит, нет и серьезного врага для лошади. Бывает, что в зубы волкам и медведю достаются жеребята и годовики, и то, как правило, если отбиваются от табуна.

Для промысловой охоты, хозяйственных работ и несения казачьей службы лошадь выводилась веками. Забайкальская лошадь до 155 см в холке, дельных и приятных форм, прочной и крепкой конституции, с густой гривой, челкой, хвостом. Резвость забайкальских лошадей небольшая, но на длинных дистанциях они показывают большую выносливость. Достоверен такой исторический факт: в 1895 г. забайкальский казак Пешков на мерине Серко прошел расстояние от Благовещенска до Петербурга — 8838 км за 193 дня, делая в среднем по 45,8 км в день. Есть данные, что забайкальская лошадь в первый день перехода без остановки проходит до ста пятидесяти километров, лишь бы выдержал всадник. Аллюры забайкальских лошадей — шаг, тропота и галоп. Рысь связанная, при посыле лошадь сразу переходит на галоп. Содержание лошадей в основном табунное — и летом, и зимой, поэтому лошади неприхотливые. Мне приятно об этом говорить: все детство и юность прошли рядом с лошадьми, и я испытываю перед лошадью больший трепет, чем перед собакой.

Время позволяло нам после обеда выехать на участок предстоящих работ. Старший Михайлов взял с собой двух лошадей и повел в лес к лабазу, где у братьев была уложена упряжь для лошадей и снаряжение. В зимовье ничего оставлять нельзя, монголы ограбят. А мы с Владимиром принялись наводить порядок в зимовье, протапливать печь и готовить еду. Со времени моего пребывания в зимовье в июне и задержания на нем двух монголов, похоже, никто здесь не был, следов пребывания человека не обнаруживалось. Только следы лошадей, причем михайловских, в первой части повествования я уже отмечал, что российская лошадь крупнее монгольской и копыто у нее больше.

Вскоре прибыл Виктор Михайлов верхом на подседланном жеребце, ведя за собой Машку, на седло которой были приторочены два мешка. Это были котлы для приготовления пищи, посуда, теплые вещи на нары, инструмент для отбивания кос, керосин, лампа керосиновая, немного овса для прикормки лошадей и еще какие-то мелочи для лагерной жизни. Как сказал Володя, все свое снаряжение они хранят на двух лабазах в крепких местах. Распределились так: мы с Володей на лошадях поедем на участок, а Виктор останется в зимовье, отобьет косы, припрятанные неподалеку, и начнет косить сено. Трава в этом году удалась, проблемы с заготовкой сена не будет, была бы погода для его просушки. Братьям для промыслового сезона надо заготовить центнеров тридцать сена, это три добрых стога — два дня косьбы, день для просушки и день для сгребания.

А пока попили чаю и закусили вареным козьим мясом. В тринадцать часов мы смогли выехать, Володя на жеребце, я на кобыле Рыжухе. На западе начало морочать, не исключено, что можем попасть под дождь. Поэтому взяли по теплой телогрейке из запасов Михайловых, подложив их пока на седла. В седле последние годы мне удавалось быть редко, но как кавалеристу с опытом приятно ощутить под собой лошадь. А лошади ведут себя как будто и не были пять месяцев без всадников. Вот что значит промысловая выучка! Едва приметной заросшей тропинкой поехали в западном направлении к знакомому уже минеральному ключу. Володя подтвердил мое мнение, что монголы в зимовье давно не были, что тропа заросла. Через пять-семь минут мы уже на источнике. Здесь тоже никто не был с момента нашей посадки на вертолет.

Метров через двести по склону сопки вышли на пограничную просеку, на которой угадывалась еле заметная конная тропа. По ней ездят наши и монгольские пограничники проверять линию государственной границы. Просека заросла мелколесьем — березняк, осинник, высотой метра под четыре, она не прорубалась с семидесятых годов, когда ее расчистили в девственной тайге. Работы предстоит здесь много.

В зимовье я на карте показал братьям, где потерял собаку, поэтому Михайлов руководил нашим движением. Мы должны пройти по просеке шесть километров, затем свернуть на монгольскую территорию по ручью и выйти к Онону, который протекает в двух-трех километрах от линии государственной границы.

Просека то отчетливо просматривалась среди векового леса, то терялась в низинах и распадках среди кочек и ерника. Но пограничная тропа угадывалась везде. Пугала погода: на западе начинало погромыхивать, неприятно оказаться в лесу верхом на лошади под потоками воды с кустов и деревьев, поэтому мы поторапливали лошадей. Вышли к Онону, когда дождь еще не начался. На вершине небольшого увала, ниспадающего в реку, нашли торную конскую тропу. Естественно у меня возник вопрос, откуда и почему? Володя спокойно разъяснил: монгольская тропа, которой пользуются и пограничники, и араты. Араты ездят по ней лечиться на минеральный источник с кочевий из долины Мензы и с еще более дальних районов. В отличие от пограничной тропы она идет по удобным местам, в обход крутых гор и топких мест. По ней мы и вернемся в зимовье в Худжерниге.

С увала видны знакомые места, здесь мы с Аюрзанаевым проплыли несколько дней назад. Лота ушла за зверем метрах в пятистах ниже нас по течению Онона. Вот знакомый крутой яр на противоположном берегу реки, возле которого мы останавливались, когда она залаяла. Посоветовавшись с Михайловым, я решил пострелять из автомата, у меня еще около сорока патронов, один неполный магазин и один полный с двадцатью пятью патронами. Стрелял одиночными выстрелами, в промежутках между стрельбой звал собаку. Если она жива и в этом районе, по следам найдет нас. Мы пробыли на увале минут двадцать, тайга молчала, только с запада тянули тяжелые черные тучи, усилился ветер. Вот-вот пойдет дождь. Надо быстрей уходить.

Вскочили в седла и только вышли на тропу в сторону Худжерниги, начался сильный дождь, сопровождаемый со всех сторон раскатами грома. Пришлось спешиваться и прикрываться телами лошадей, чтобы сохранить одежду более сухой, телогрейки были надеты вовремя. На наше счастье, сильный дождь прокатился минут за десять. Решили ехать, все равно по кустам будем мокрыми. Кожа подушек седел намокла, вода с кустов с добавкой мелкого дождя минут за двадцать превратила брюки в мокрые тряпки и за шиворот телогреек текла вода. Теперь желание одно — быстрее в зимовье. Володя, двигающийся головным, торопил жеребца, и мы через час уже были у минерального источника. Форсировали долину ключа, выпугнув из ерника с правой стороны от головки источника заргола (монгольское, бычок в возрасте от года до двух лет) сохатого, который рысью ушел в лес.

— Вот видишь, даже днем выходят на источник, — крикнул мне Михайлов, показывая кнутовищем нагайки в сторону уходящего зверя.

После источника, по торной тропе до зимовья шли мелким галопом, немного согрелись сами и согрели лошадей.

У зимовья были около двадцати часов, дождь прекратился, от лошадей валил пар. Мы промокли насквозь, поэтому быстрей в зимовье к печке сушиться. Спасибо Виктору — натопил печку основательно, знал, что мы вернемся мокрыми. И главное — горячий чай с сахаром, заваренный на золотом корне.

Я порой думаю: вот попади в такие условия неумелый человек, окажись один в глухом месте, без крыши над головой, так он и летом околеет. Цивилизация нас во многом развращает, главное — человек теряет навыки самозащиты даже от неблагоприятных погодных условий, не говоря уже о техногенных катастрофах и тем более, о военных действиях. Хорошо, когда многое знаешь и умеешь сам, и находишься в компании умелых людей, тогда и трудности преодолеваются легко, в приподнятом настроении.

О выходе на минеральный источник вечером не могло быть и речи, одежда мокрая, да и погода не направилась в лучшую сторону. Гроза прошла, но тучи ходили низко, готовые разразиться в любой момент дождем. Поэтому — отдыхать, день был тяжелый, пройдено и ногами километров десять, и в седле тридцать с гаком. Я верхом на лошади не сидел года два, завтра все тело болеть будет. Ребята спутали лошадей, и мы с наступлением сумерек улеглись спать.

Уснуть я долго не мог, мозг сверлит мысль: неужели потерял собаку!? За два года жизни в нашей семье Лота стала полноправным ее членом и очень хорошим помощником мне в охотничьих приключениях. Не помню, как и уснул. Проснулся от радостного визга щенка, он ночевал в сенцах зимовья. В окна избушки лез серый рассвет, время, наверное, пятый час. Нутром ощутил — Лота пришла. Встал, толкнул дверь и ударил углом двери Лоту по заду, она не взвизгнула, а как показалось,— застонала. Радости не было предела, я закричал братьям, чтобы вставали. А сам минут пять целовал и облизывал морду собаки. Вытащил ее из сенцев на свет и только здесь смог хорошо разглядеть.

За эти шесть суток собака сильно исхудала, шерсть потеряла блеск, в глазах не было радости, а какая-то грусть. Лота не давала взять правую заднюю ногу, видимо — повреждена. Перехватив пасть ремешком, мы с Виктором ощупали лапу. На ощупь повреждений и переломов не чувствовалось, но гематома на стегне явная, мясо плотное, нога, видимо, была сильно зашиблена. Возможно был и перелом, но кость уже начала срастаться. Слава Богу, сохатиха не убила собаку. Я попробовал кормить Лоту вареным мясом, она с жадностью схватила корм. Значит, все нормально, недаром в народе говорят: «зарастет как на собаке». Поев остатками нашей вчерашней трапезы, собака улеглась в сенцах спать. Мы больше ей не мешали, даже Уркан чувствовал, что матери нужен покой, и тихонько свернулся калачиком рядом с ней.

Наскоро попив чаю, около семи утра мы с Володей опять на лошадях двинулись к нашим товарищам на Ашингу. Володе надо было скорее вернуться помогать брату. Лота, хотя ей было тяжело, пошла за нами. Рассвет уже наступил, но он был мрачным, тучи шли низко над долиной Онона и клочьями цеплялись за вершины близлежащих гор. Дождя не было, но трава вся в воде. С запада по долине тянул ветерок, что радовало: это к изменению погоды в лучшую сторону. Минут через двадцать мы подошли к ключу, спустились к его головке. И метрах в пятистах в сторону Онона увидели матку-изюбриху, а ниже нее, в километре от нас, стоял огромный бык-сохатый, наклонив голову с большими рогами, видимо пил. Осмотрев русло ключа в бинокль, я насчитал еще пять коз, спокойно пасшихся в разных местах. Как хорошо, что жизнь животных здесь не нарушает присутствие человека и его грабительская деятельность!

Ребята за наше отсутствие управились с рыбой: часть закоптили, часть оставили соленой. Вечером за ужином все попробовали копченого тайменя, одного из самых крупных. Выше всяких похвал! Мясо, пропитанное жиром, таяло во рту.

Впервые за последние шесть суток я спокойно уснул: спало напряжение от проделанной работы, четко обозначились дальнейшие планы, обе собаки со мной. Лота самостоятельно прошла обратный путь за лошадьми до зимовья, не отставая. И я был уверен, что травма ей не будет мешать в дальнейшей охоте и скитаниях со мной по тайге.

Утро, как и обещало вчера по закату солнца, было туманным, значит, день часов с одиннадцати будет солнечным. Мы стали готовиться к отлету, привели в порядок форму одежды, побрились. На пути нам придется садиться в базовом лагере на пограничной заставе «Букукун».

О нашем с Олегом Бимбаевичем путешествии по Онону остались самые лучшие впечатления. Все, что планировали — сделали. В это утро зародилась мысль побывать в районе речек Ашинги и Куи в сентябре, когда здесь будут работать наши люди, естественно не залетом, а на несколько суток.

Вертолет прилетел к двенадцати часам дня. Впереди опять трудовые будни по организации работы.

г. Чита

От редакции: Что было, то было. С автором не поспоришь: он приводит факты, да и печатные цифры (Каталог — официальный документ эпохи!) — яркое тому свидетельство... Но вопрос в том — прошло ли, изменилось ли что? Бережнее ли стало отношение к природе?!

Г. Г. Балябин в письме, сопровождающем очерк «Сплав по Онону», пишет: «Пресс сейчас на природу намного серьезней, чем в советское время, богатые люди добираются до самых недоступных уголков тайги, без разбора бьют братьев наших меньших... Горько слушать охотников-эвенков, в какие тяжелейшие условия они поставлены...»

Геннадий Гавриилович, безусловно, прав! Но... к его словам следует добавить, что в «самые недоступные уголки тайги» добираются не только «богатые люди», но и те, которые в силу своих служебных обязанностей оснащены самой современной техникой (вертолеты и вездеходы, высокопроходимые машины, прекрасные лодки), вооружены карабинами, табельными пистолетами и т. д. Сможет ли дикая природа противостоять такой силе, если человек, распоряжающийся этими техническим средствами, не ограничит свои желания и потребности?!

Бальджа, Ашинга, Урюм, Букукун... Как приятно было читать в очерке Г. Г. Балябина эти названия, с такой любовью описанные горным инженером А. А. Черкасовым в его знаменитых «Записках охотника Восточной Сибири»!

Это были, действительно, очень глухие места, куда мало добирались люди, а те, которые добирались и там оседали, бережно относились к природе. Пограничная с Монголией река Онон не потому ли до наших дней осталась такой рыбной, что «У монголов рыба считается священным животным, изображена на государственном гербе. До наших дней они рыбу не ловили и не ели. Родственные им буряты примерно так же относятся к рыбе...» (Г. Г. Балябин «Сплав по Онону»)? «Наши дни», безусловно, внесли свои коррективы — даже один сезон, в течение которого пограничники прочищали государственную границу, значительно сократил рыбные богатства реки — во всяком случае, таких гигантов-тайменей, которых так ловко вылавливал Геннадий Гавриилович (при работе над очерком приходилось только удивляться его мастерству и неутомимости), наверняка, в Ононе больше не будет.

Наблюдая в бинокль спокойно пасущихся косуль у минерального источника, Г. Г. Балябин восклицает: «Как хорошо, что жизнь животных здесь не нарушает присутствие человека и его грабительская деятельность!»

Ну, что тут скажешь? — опять же: «Как прав автор!».

Нам остается только поблагодарить автора за откровенный очерк и обратиться к читателям с просьбой помнить: каждый человек несет ответственность за все то, что творит человечество в целом.

Земли не вечна благодать.

Когда далекого потомка

Ты пустишь по миру с котомкой,

Ей будет нечего подать... — Это «Пророчество» Василия Федорова.