Кузнецов Евгений Петрович
Оформив путевку в Полевское охотничье хозяйство, я отправился туда в выходные со своей лайкой Арчой — может, белочек удастся добыть, а нет — так просто по лесу поброжу, собаку прогуляю.
К середине дня вышел на лесную опушку. За низиной, на которой из-под снега торчали сухие стебли неполегшей травы, виднелся перелесок из лиственных деревьев и среди них — несколько кустов калины с обильными гроздьями ярких ягод.
Я решил немного собрать ягод — уж больно хороша вот такая зрелая калина с медом!
Прошел низину, достал из рюкзака целлофановый пакет и стал складывать в него грозди, дотягиваясь и сгибая ветки. Арча улеглась рядом и наблюдала за мной. Набрав полный пакет, присел на пенек отдохнуть. Низкое солнце ласкало уснувший на зиму лес, было тепло и тихо, я даже снял куртку — хотелось продлить это блаженство.
И тут в дальнем от меня конце перелеска затрубили в рог, закричали сразу несколько голосов:
— Ай! Ай! Пошел! Пошел!
Я испуганно вскочил на ноги, соображая, ради чего люди оказались здесь и зачем кричат. Судя по перемещению голосов, цепь загонщиков прочесывала перелесок и двигалась в мою сторону, скоро будут совсем рядом. Внутренний голос настойчиво подсказывал — встреча с загонщиками не сулит ничего хорошего, надо бежать, сломя голову, от возможной опасности.
Путаясь в рукавах, я поспешно натянул куртку, сунул в рюкзак пакет с калиной. Опасаясь, что собака откажется подчиняться, взял ее на поводок и устремился своим же следом в ту сторону, откуда только что пришел.
— Ай! Ай! — настигали сзади голоса.
Выскочив на знакомую низину, я пробежал через нее огромными прыжками, постоянно оглядываясь и даже пригибаясь, будто опасаясь выстрела в спину.
На опушке леса возле одного из деревьев стоял человек с ружьем. Полчаса назад никого здесь не было. Замерев от неожиданности, я стоял секунды две, не двигаясь. Надо бы бежать назад, но там загонщики. А почему я, собственно, должен бежать — мелькнула мысль. Разве я в чем-то виноват? Раз так — то глупо и спасаться.
Мужчина вышел из-за дерева, опустил стволы ружья, смотрел на меня с интересом. Это успокоило меня и я шагом направился к нему, не спуская собаку с поводка.
— И откуда вы здесь взялись? — спросил незнакомец.
— Да вот, решил калину пособирать. А тут — затрубили. Лосей гоняете? — поинтересовался я, стараясь показать, что нисколько не обеспокоен неожиданной встречей.
— Кого теперь гоняют — не знаю. Покажите ваши документы.
— У меня все есть: и охотничий билет, и путевка на сегодняшний воскресный день. Но знаете, я лучше пойду. Вы охотьтесь, а я...
Мужчина резко встал передо мной, мешая пройти. Он по-прежнему оставался спокойным и обходительным, но было ясно — от своего требования не отступит, при необходимости готов применить и силу.
— Честно, все у меня есть. Лучше пойду — все же попытался я его переубедить.
— Сначала все-таки покажите документы.
Пришлось подчиниться. Арча смотрела на незнакомца враждебно, настороженно, натягивала поводок, мешая вытащить документы из внутреннего кармана куртки.
— Так у вас путевка в Полевское хозяйство, — сказал мужчина, изучив мою путевку.
— Ну да. Куда дали — туда и приехал, — объяснил я.
— Но вы сейчас находитесь во Всеармейских угодьях Генштаба.
Я сообразил: плохи мои дела. Видно, забрел не туда. Ходил по лесу, на деревьях название хозяйства не написано. Но все-таки еще раз попросил вернуть мне документы.
Документы он вернул. Пока я прятал их в карман, заметил — к нам приближается еще один охотник.
— Браконьер?! — спросил подошедший, обращаясь к своему товарищу.
— Путевку имеет в Полевское хозяйство.
Пришедший — коренастый, плотный мужчина — впился в меня взглядом, смотрел так, будто я — закоренелый преступник. От излишних решительных действий он воздерживался лишь потому, что понимал — убить задержанного немедленно не разрешает закон. Он потребовал мои документы, хотя я сказал, что только что их показывал, и мы во всем разобрались.
Не слушая меня, этот мужчина вскинул ружье, выстрелил в воздух и закричал:
— Сюда! Сюда! Здесь браконьер!
Разве мало случаев, когда обвиняют человека в том, чего он никогда не совершал, судят и сажают в тюрьму? Опасаясь такого развития событий, невиновный часто пытается скрыться, случайно оказавшись на месте преступления. В ту минуту подсознание подсказывало и мне — надо спасаться. Резко отпрыгнув в сторону, я попытался бежать.
Мужчина со злобным взглядом оказался проворным — прыгнул следом, ухватил меня за край куртки. Второй охотник бросился помогать товарищу. Я успел заметить — к нам спешат еще несколько человек. Как можно догадаться, в ожидании лосей охотники прятались на опушке леса, находясь метрах в ста пятидесяти друг от друга.
Конечно, нужно было не вырываться, а смириться и прекратить бесполезное сопротивление.
Подбежавший чубастый малый, без шапки, в распахнутой телогрейке примкнул к тем, кто надо мной насильничал, стал отнимать у меня двустволку. Я вцепился в ружье, не отдавал, сопротивлялся отчаянно. Малый завладел бы оружием, только оторвав у меня руки.
Дело в том, что за год до этого я едва не лишился своего «Зауэра». Я возвращался с Камчатки, где работал в экспедиции. Самолет из Петропавловска-Камчатского совершал посадку в Хабаровске, где пассажиров пересаживали на другой авиалайнер. Ружье я сдал в багаж, как требовала инструкция. В Москве мне его не вернули, сказали — пропало. Лишь на следующий день мне удалось со скандалом добиться, чтобы узнали, куда ружье девалось. Оказывается, его конфисковали в Хабаровске, чего делать не имели никакого права. Какой-то чиновник решил мое ружье попросту украсть, рассчитывая на то, что его и подлинного владельца ружья будут разделять тысячи километров, бюрократическая волокита помешает разоблачению. Мне пришлось много раз ездить в аэропорт «Домодедово», писать заявления в разные инстанции, включая МВД, требовать, чтобы связались с Хабаровском. В конце концов ружье вернули, но эта нервотрепка отняла у меня, наверное, несколько лет жизни. И вот лишиться «Зауэра» снова?! Ну уж, нет!
Двустволку я не отдал. От неравной борьбы обессилел, сердце колотилось так, что, кажется, выпрыгнет из груди. Сильно помятый, я затравленно глядел на окруживших меня людей, которых теперь собралось человек пятнадцать. Военные в дубленках, егеря в телогрейках. Охотничий билет вместе с путевкой выпал у меня из кармана во время борьбы, их сразу подобрали.
Собравшиеся охотники возмущались, разговаривая между собой. Из их разговора я понял, что за это утро они уже дважды пытались окружить лосей, и я сорвал им охоту в третий раз. Вдруг они расступились, пропуская вперед пожилого мужчину — в дубленке, в папахе на голове. Обращаясь к нему, они говорили «товарищ генерал».
Хотя я отупел, но все же сообразил — моя судьба сейчас во многом зависит от решения этого человека и попытался объяснить, что никакой я не браконьер.
Видя жесткий взгляд генерала, догадывался, что он давно разучился выслушивать обычных людей, привык отдавать распоряжения и требовать немедленного их выполнения, и мое красноречие никак на него не подействует.
А тут еще подскочил невысокого росточка дедок в телогрейке — один из егерей. Он оказался мужичком прытким, быстро сообразил, что кого-то задержали, и затараторил, едва успев отдышаться:
— Лоси здесь были! Этот их спугнул. Я привел вас на верное место. В прошлом году как раз здесь взяли трех. Если бы не этот... Головой ручаюсь, что трофей у вас был бы! Да я этого браконьера знаю! Видел здесь на прошлой неделе. Убежал от меня, не удалось задержать. Наверняка лось, который пал под Дубосеково, его работа — подранил, а добить не удалось. Лось ушел и подох...
Этот бессовестный наговор возмутил меня.
— Какой лось?! Вы что! Как вы могли меня видеть? В этих местах я в первый раз! И сейчас здесь не было никаких лосей! Вы разве видели следы? Никого я не спугивал, охочусь на белку, у меня и путевка на белку.
Судя по всему, дедок — чуть ли не главный руководитель теперешней охоты. Сейчас все неудачи он пытается свалить на меня, чтоб не думали, что не могут добыть лося из-за его неопытности.
— Отправьте его документы Киселеву, — сухо распорядился генерал, обращаясь к высокому мужчине. — В протоколе напишите о найденном лосе под Дубосеково. Если действительно убил он — удостоверьте подписями двух свидетелей. Я лично проверю выполнение. А сейчас едем на базу.
Как я позднее узнал, высокий мужчина был директором местного Всеармейского охотничьего хозяйства, именно поэтому генерал давал указания ему, а не егерям.
— Мы успеем сделать еще один загон, время есть, — затараторил дедок, — обязательно добудем лося, у меня не было случая, чтобы уезжали пустыми.
Не обращая на деда внимания, генерал повернулся и зашагал краем леса, ноги ставил твердо, не семенил старчески, хотя лет ему порядочно. Дед старался от генерала не отставать. Охотники гурьбой пошли следом.
Лишь я не тронулся с места, стоял, обреченно сутулясь и не зная, что делать дальше.
Проходивший мимо чубастый малый подмигнул мне, будто мы были приятелями, заговорил, улыбаясь:
— Одним штрафом не отделаешься. Раз вмешался сам генерал — пришьют тебе убийство всех лосей за последние два сезона. И нам, егерям, ты выгоден. Давно не ловили ни одного браконьера, а тут — ты. Скажем — мы постарались, глядишь, премию отвалят. А еще у нас на базе пожар был — опять твоя работа, мы легко докажем. Лет пять и за это присудят — не меньше.
Вот уж обрадовал! Я на собственном опыте убеждался, что, действительно, порой хватают первого попавшегося человека, и можно сколько угодно доказывать свою невиновность — тебя даже никто слушать не будет. Хорошо еще, что у них на базе никого не убили, могли бы пришить и это и доказать, что я достоин высшей меры наказания.
Охотники удалялись. Дедок продолжал семенить рядом с генералом и говорил, не умолкая. Сейчас я мог бы сбежать. Только какой смысл? Охотничий билет у егерей, там записано, где преступник, то есть я, проживает.
На меня навалилась такая хандра, что захотелось опуститься на снег и сидеть, не шевелясь, до темноты. Но обо мне не забыли. Вернулся высокий мужчина.
— Знаете, где наша база? Деревня Березняки. Приходите туда. Составим на вас протокол.
— Да ничего я не знаю! Первый раз здесь.
— Найдете. Выйдите на шоссейку, там спросите,— крикнул он мне, догоняя своих.
Хотя я уже не верил, что мне вернут охотничий билет и отпустят, но все-таки догнал уходивших охотников, снова попытался поговорить с генералом. Ответ был прежний — холодный, беспощадный взгляд.
К стоящим на лесной дороге машинам я притащился последним. В автобус забрались чубастый егерь и всего трое военных. Высокий мужчина распоряжался, меня старался не замечать. Похоже, он не верил, что я — злостный браконьер, как уверял дедок, тем не менее генералу не возражал. Думаю, если бы мы были с ним только вдвоем, он отпустил бы меня. Похоже, ему все надоели — и генералы, и егеря, и браконьеры. Он стал начальником благодаря тому, что работал добросовестно и честно, выполнял то, что от него требовали.
А вот чубастый малый продолжал улыбаться и подмигивать мне. Для него случившееся — развлечение. Я понуро наблюдал, как люди усаживаются в машины. Севшие в легковые автомашины офицеры бросали на меня, испортившего им охоту, неприязненные взгляды. Моя Арча охотно прыгнула в открытую дверь автобуса следом за чубастым малым (во время моей битвы за ружье был потерян и поводок, и ошейник). Тот собаку не прогнал, а ласково потрепал по загривку.
— А ты чего стоишь? Залезай тоже, — пригласил и меня.
На базу в Березняки пришел только автобус. Находившиеся в них не спешили выбираться на волю — три офицера, егерь, шофер автобуса расположились на задних сидениях, расстелили газеты, стали выкладывать на них съестное, выставили бутылку водки.
Я оставался сидеть на первом сидении, а моя Арча, паршивая собака, влилась в этот дружный коллектив, охотно принимала ласку чубастого и угощения. Я не запрещал, не до этого...
— А ты чего торчишь в одиночестве? Давай к нам. Если есть свои харчи — тащи в общий котел, — предложил чубастый, который, видимо, очень любил собак.
Мне и самому следовало догадаться примкнуть к компании, это же — лучший способ сблизиться с народом. Вот только я человек некомпанейский, люблю охотиться один, а сейчас и настроение было вовсе паршивым.
В этой компании чубастый считал себя главным. Выпив, стал особенно шумным, говорил больше всех.
Он вспомнил, наконец, что нужно составить протокол, ради этого его оставили на базе. Мы отсели от компании. У одного из офицеров нашлась бумага, шариковая ручка.
Чубастый совсем подобрел, вначале написал истинный номер квадрата, в котором я был задержан, а затем переправил на тот, который находился на самой границе хозяйства. Выходило, что я всего на несколько метров по ошибке углубился на запретную территорию. Он дружески советовал, что я должен сказать Киселеву — главному начальнику Всеармейских хозяйств Подмосковья.
— А ваш дед? Наверняка, опять станет оговаривать меня.
— Ой, вредный мужик! Он и на меня катит бочку. Постоянно выслуживается. Сейчас особенно — через неделю должен уйти на пенсию, а не хочет. Вот и старается показать, какой он ценный кадр. Да ничего, как-нибудь выкрутишься, — ободрил чубастый. — Повестку тебе пришлют, жди!
Он даже вернул мне охотничий билет, себе оставил лишь путевку. Думаю, он вообще бы отпустил меня, если бы не его непосредственное начальство и строгий генерал.
Вот так, совершенно случайно, я оказался злостным браконьером. Этот случай послужил мне хорошим уроком на будущее. Теперь я никогда не езжу в места, расположенные близко от запретных хозяйств. Лучше в такие истории не попадать.
