Дьякова О.
Друг моего отца был страстным любителем и большим знатоком птиц. Был он, конечно, и охотником, но не только ружейным. Его страстью была соколиная охота, в ту пору считавшаяся уже редкостью.
Соколы в наших местах не гнездились. Добывать их приходилось издалека, по ту сторону Самары, в Жигулях.
Потому ли что это было несколько затруднительно или по какой-либо другой причине, но Алексей Никитич чаще обучал для охоты ястребов.
Ястреба, как тетеревятники, так и перепелятники, встречались у нас часто. Гнезда их были хорошо известны охотнику, и он следил за ними, чтобы вовремя взять нужных ему птенцов. Держал он чаще двух ястребов: одного старого, уже проверенного на охоте, другого молодого, которого он только еще обучал.
Пожалуй, обучение птенца доставляло ему не меньше радости, чем охота.
Помню, как над ним подшучивали и подсмеивались родные и соседи, удивляясь его «чудачествам».
В жаркие, летние дни, когда в пожелтевшей от зноя траве громко трещали кузнечики, когда щелкали, свертываясь в трубочку, стручки желтой акации, а с бледного от зноя неба на потрескавшуюся землю лились солнечные лучи, Алексей Никитич, в старой, выгоревшей, когда-то зеленой, куртке и меховой шапке, по его словам предохраняющей от жары, ходит и ходит с птицей на руке где-нибудь на опушке леса или по полю.
Ястреба очень привыкали к нему. Войдет бывало Алексей Никитич в ястребятник, тихонечко свистнет — и ястреб сейчас же откликается и садится к нему на руку; слегка склонив голову набок, смотрит он на охотника, и, право, мне всегда казалось, в глазах птицы была такая ласковая преданность, когда она тихонечко пощипывала клювом густую бороду своего хозяина.
А сам Алексей Никитич! Его голос делался таким удивительно мягким, добродушным, такими нежными именами называл он ястреба, говоря с ним, что вряд ли кто из его родных слышал от него такие ласковые слова.
Жили ястреба зиму и лето в небольшом помещении. Ястребятник — саманный, крытый соломой домик — делился на две части узенькими коридорчиком или сенцами. Маленькие, запыленные окошечки, с двойными рамами зимой, выходили на юг, запад и восток и пропускали достаточно света.
По углам были прибиты жерди и толстые сучки.
В саманные стены были воткнуты ястребиные перья, позволявшие проследить линьку птицы.
— Вот это первое выпавшее перо, — говорит задумчиво охотник, видимо вспоминая прошлое своего воспитанника. — Вот это уже вторая линька, посмотрите, какая разница в окраске? И хотя оперенье птицы менялось после линьки не слишком заметно, Алексей Никитич, разбиравший по оперению возраст птицы, был уверен, что с годами ястреб становится безусловно красивее.
Кругом ястребятника росла высокая крапива и бурьян, нарочно оставляемый, чтобы ничто не пугало и не рассеивало птицу.
Вынося ястреба на ученье и завидя кого-нибудь из нас, Алексей Никитич всегда негромко предупреждал: «Тише, с ястребом иду!». Ястреб в колпачке на голове и путцах на ногах спокойно сидел на руке охотника, пока тот нес его на место, приготовленное для ученья.
Обычно для этого выбиралась открытая полянка, по возможности удаленная от жилья.
Кто-нибудь из нас, ребят, бросал в воздух голубя, привязанного на длинную бечевку, а Алексей Никитич быстро снимал с головы ястреба колпачок.
После полной темноты и тишины ястреб видел солнце, небо, простор и затем уже птицу, несущуюся ввысь и не предполагающую об опасности. Какое-то время он оставался на руке, сидел как бы ослепленный яркой картиной, потом срывался и, поднявшись высоко в небо, стремительно падал на свою жертву. Он садился на землю, крепко держа птицу в когтях и слегка раскинув крылья, как бы ссутулясь, и, изредка смотря по сторонам, начинал щипать перья.
Теперь это уже был хищник — совсем не похожий на только что виденную нами в ястребятнике птицу.
Алексей Никитич сейчас же подбегал к нему, незаметно подменял голубя головкой ранее убитой птицы и брал его на перчатку.
Жили ястреба у Алексея Никитича подолгу. Случалось, какой-нибудь улетал с охоты и пропадал несколько дней. Охотник искал его, прислушиваясь, не звякнет ли где бубенчик, прикрепленный к ноге ястреба, но чаще, услыша свисток, знакомый ему с раннего детства, ястреб возвращался сам.
Не раз приходилось мне слышать от Алексея Никитича, как он сам выпустил на волю ястреба, прожившего у него девять лет, и как через месяц тот вернулся обратно, и они снова охотились вместе.
