Вас. Журавлев-Печорский
Из песен о Маче
Зазимок
Что же это? Опять пустые.
Лишь одна трескотня кругом.
Все притихло на Маче. Застыло.
Вместо выстрелов — ледолом.
Убывает вода, и от этого
Тонкий лед по кустам трещит.
Тело снова на холод сетует,
Хоть тулуп из деревни тащи.
И откуда морозу взяться бы...
Холода стоят.
Холода.
Но погода скоро сломается.
Запоет,
Оживет вода.
С нами тоже бывает разное:
Так прижмет порой, что держись.
Как вода, оживем и празднуем...
Жизнь!
Тишина
Вторую ночь — сплошная тишина,
Какой ни разу не знавали дома:
Мы слышим — к солнцу тянется трава
И лопаются почки у черемух.
Вторую ночь — сплошная тишина.
Когда бы я не видел это сам,
Не верил бы, что может быть такое.
А как звенели птичьи голоса,
А как свистели крылья над рекою!
Вторую ночь — сплошная тишина.
Мы лишние сейчас с тобой на Маче.
Стать матерью готовится она.
Дни ожидания — как много это значит!
На гнезда села птица.
Тишина.
Александр Балонский
Вальдшнепы
На тяге
Заклубился туман над низиной
и к вечерней поднялся звезде.
Задремал неподвижно осинник
по колено в свинцовой воде.
Пахнет почками, мокрой корою —
нежен ранней весны аромат.
Сквозь душистую теплую хвою
просочился весенний закат.
Время тяги... Лесная полянка.
Небосклон и прозрачен и чист.
Смолкла песня веселой зорянки,
и знакомый послышался свист.
То он кажется ближе, то дальше.
Вот он рядом, и видите вы,
как над узкою просекой вальдшнеп
из вечерней плывет синевы.
Разгораются звезды все ярче,
сонно квохчут дрозды у вершин.
Где-то филин за речкою плачет,
сумрак тихо ползет из низин.
Тяга кончилась. К ближней сторожке
мы по роще уснувшей бредем.
Под ногами на смутных дорожках
лужи лунным блестят хрусталем.
Осенние высыпки
Песни птиц давно умолкли.
Лес стал золот и багрян.
Хорошо бродить с двустволкой
вдоль опушек и полян.
Тихо в роще на рассвете.
Синь прозрачная чиста.
Вот на стойке замер сеттер
у дубового куста.
И, сверкая опереньем,
в чаще влажной и сквозной
замелькал в листве осенней
вальдшнеп смугло-золотой.
Клена огненные листья
закружились надо мной.
И ответило на выстрел
эхо в просеке лесной.
Иней утренний растаял,
веет свежим холодком.
Сеттер снова за кустами
ходит легким челноком.
И глядишь, глядишь с волненьем,
как горят рябин огни...
Хорошо в лесу осеннем
в эти солнечные дни.
Анатолий Вагин
Глухари поют
Птичьи письмена
Ночами все еще зима буянит.
Но утром даль по-вешнему светла.
И мошники в сосновой глухомани,
Почуяв радость близкого тепла,
Весне приветы пишут на поляне
В тетрадке снежной краешком крыла.
Как новый день —
Так новая страница.
Тетрадь штрихов затейливых полна.
И невдомек большим сторожким птицам,
Что, прежде чем пожалует весна,
Сюда охотник может заявиться
И прочитать их птичьи письмена.
А он придет по мартовскому насту
Сюда, в сосновый глухариный рай,
И мне в Москву напишет:
«Друг мой, здравствуй!
Ток найден. Жду.
В апреле приезжай».
Осенний ток
Бывает так,
Что осенью погожей
Глухарь в бору вдруг токовать начнет,
Как по весне, —
И щелканье все то же,
И строчку все такую же ведет.
Но этой песне,
Так с весенней схожей,
Самой весны в лесу недостает.
И ток осенний сердце не тревожит,
Как тот, когда ломают реки лед.
Ведь в грудь не бьет
Апрельский теплый ветер,
Нет шума вод,
Заря не горяча.
И хочется, забыв про все на свете,
Присесть на кочку —
Слушать и молчать...
Вьюгин Сергей
Битва за любовь
I
Весенний лес, привольная поляна,
Рассвет, заря, прохлада, синева...
Заливисто, рассыпчато и рьяно
Бормочут и шипят тетерева.
Неторопливо двигаясь по кругу,
Как пышные, нарядные цветы,
Они смущают скромную подругу
Великолепьем щедрой красоты —
Густым пером, лазурным и атласным,
Узорной «лирой», пламенем бровей
И этим, несмолкаемым и страстным,
Журчаньем, мелодичным, как ручей.
Им весело средь талых вод и снега,
В весенней мгле, прозрачно-голубой,
Сшибаться грудью с буйного разбега,
Вступать в горячий и жестокий бой.
Все крепче их взаимные усилья —
Бунтует в них весенний, острый хмель.
Они не знают, что спина и крылья —
Такая замечательная цель,
Что уж ружье просунуто незримо
В потайное «окошко» шалаша...
И вот — удар, седые клочья дыма —
И замолкает песня черныша.
Другой, живой, все так же грозно кличет
И, весь взъярясь, на битву рвется вновь.
И здесь, в лесу, и в этой жизни птичьей
Над смертью возвышается любовь.
II
Осенний ослепительный рассвет.
В лесу душисто, звонко и морозно.
В пушистый плюш по-зимнему одет,
Бредет сохатый тяжко-грациозно —
Живая память давних, древних лет.
Витые и могучие рога
Под солнцем блещут, словно золотые.
Литая поступь царственно строга,
И все движенья — зорко-боевые:
Не ищет ли он по лесу врага?
И вот, зачуяв что-то вдалеке,
В лесном тумане, тонком и лиловом,
Он вдруг спешит, несется налегке
И будит лес певуче-страстным ревом,
Мгновенно исчезая в сосняке.
Заслышав эти гулкие раскаты,
Наплыв любовных, чародейных сил,
Другой, такой же пламенный, сохатый
Ему навстречу тут же заспешил,
Все той же буйной яростью объятый.
И, прокатившись звучно над лесами,
Затих двойной, истомно-жадный зов,
И звери, свившись буйными рогами,
Топчась на месте мощными ногами,
Вступили грозно в битву за любовь.
Все яростней звериное дыханье,
Глаза кровавым блеском налиты...
...А через час в торжественном молчанье,
Лежит один сохатый на поляне —
Подобьем прежней гордой красоты.
