Николай Рыленков
Я за все ответчик
Кто дружит с песней —
Тот за все ответчик:
За чистоту ключей,
Ручьев и речек;
За ясность зорь,
Стекающих в озера.
За песни луга
И за гомон бора;
За взлет глухарки,
За прыжок лосиный.
За малый дом
Пичуги под лозиной;
За бабочек
Мерцающие тени,
За путь пчелы
По радуге цветенья;
За краткость лета
На просторах вечных...
Я тем и жив,
Что я за все ответчик.
Г. Муравьев
Осенняя радуга
Бьет по осенней радуге
Дождик наискосок.
Кружатся листья, падают
В лужи лесных дорог.
В чащах сырых и ветреных
Птицам уже не петь...
Эх, разложить бы теплинку,
Душу лесам согреть!
Чу, промелькнула шорохом
Рыжая чья-то тень...
Чудится зверю: порохом
Пахнет здесь каждый день.
А молодого радует
С тулкой-двустволкой путь.
Кружатся листья, падают
Радугою на грудь.
В. Богданов
Возвращение
Давно не кланялся я в ноги
Березнякам в родном краю.
Меня не помнят здесь, и многих
Я сам уже не узнаю...
Все прорастает новой силой,
Меняет прежнее лицо,
Но сердце, сердце не забыло
Земли с дорогами отцов.
Я вижу теплые суглинки,
Рожь за околицей села.
И выбегают по тропинке
Навстречу мне перепела.
Блеснуло озеро в долине,
Ольха качнулась в глубине.
Земля моя, как мать о сыне,
Ты не забыла обо мне.
Н. Онегов
Голос древности
I
Темноты шелестенье,
талости привкус,
поры трясин
колыхаются мхами.
Только молчанье
и бора выступы
над темнотой,
засыпающей каменно.
Болота, болота...
оцепенели,
час, как заговор
колдуна.
Но вот — и вздрогнули
шерстью звери:
тэк... и тэк!..
— с самого дна.
Время звенит
в тишине бурелома,
мамонты чутко
застыли во мгле.
Тэк... и тэк!
— слышится снова:
это глухарь
постучал по заре.
II
На дровах,
на березовом олове,
чуть затронутом
светом ранним,
он откинул
грубую голову
с ало-бархатными
бровями...
Я его осторожно
Вынес
и сюда положил
на поленницу,
но глухой
одинокий выстрел
до сих пор мне
в лесах мерещится.
Мне все кажется:
профиль четкий
на суку,
на рассвете бледном,
в полутьме
из болот течет
ручеек
токованья древнего...
Он лежит
на дровах обтаявших
в моховой и брусничной
сырости,
И мне кажется:
эту тайну никогда
из лесов не вынести...
Николай Лебедев
На дупелиных высыпках
С каждым вечером тише, спокойней
Глубина опустевших полей.
Хорошо в зеленеющей пойме
В эту пору стрелять дупелей.
Восхищаться горячей поводкой
Черно-рыжей собаки своей
И потяжкой внезапной, короткой
У куста, где качнулся пырей...
И томительно поднятой лапой
В светлых каплях росы луговой
Над травою со ржавым накрапом,
Где запал дупелек молодой.
Любоваться обрывистым взлетом,
Перепутанным белым дымком
И собакой, идущей наметом
За упавшим в росу куликом.
А потом с дупелями в ягдташе
Возвращаться проселком домой
Мимо черных потеющих пашен
И реки с утонувшей луной...
Владимир Кушнир
Скопа
Была далека, не видна глубина.
Играла, блистала, сердилась волна,
Качала кувшинок и лилий цветы.
Глядела скопа на реку с высоты.
Была эта птица с утра голодна,
Жестокости дикой холодной полна.
И зоркие злобой светились глаза...
Вот в заводи дрогнула чутко лоза.
Там щука мелькнула, как острый клинок.
Удар был рассчитан и точен рывок.
Шарахнулась в ужасе рыбья толпа.
Как молния, с неба упала скопа.
Все восемь когтей через пламя волны
Впились в трепетание щучьей спины.
Но рыба плеснула и, вспенив волну,
Вильнула хвостом и ушла в глубину...
Когтей не разжала, от злости слепа,
Голодная хищная птица скопа.
