портал охотничьего, спортивного и экстерьерного собаководства

СЕТТЕР - преданность, красота, стиль

  
  
  

АНГЛИЙСКИЙ СЕТТЕР

Порода формировалась в первой половине XIX столетия путем слияния различных по типу семей пегих и крапчатых сеттеров, разводившихся в Англии отдельными заводчиками. В России английские сеттеры появились в 70-х годах XIX столетия, главным образом из Англии. 

подробнее >>

ИРЛАНДСКИЙ СЕТТЕР

Ирландский сеттер был выведен в Ирландии как рабочая собака для охоты на дичь. Эта порода происходит от Ирландского Красно-Белого Сеттера и от неизвестной собаки сплошного красного окраса. В XVIII веке этот тип собак был легко узнаваем.

подробнее >>

ГОРДОН

Это самый тяжелый среди сеттеров,
хорошо известный с 1860-х годов, но
обязанный популярностью четвертому
герцогу Гордону, разводившему черно-
подпалых сеттеров в своем замке в 20-х 
годах XVIII столетия.

подробнее >>

Роговые сигналы

Егоров Олег Алексеевич

Государственном архиве Российской Федерации в Москве, в так называемом «Романовском фонде», в материалах, принадлежащих к фонду Великого Князя Владимира Александровича, сохранилась нотная запись охотничьих сигналов на рогах и волторнах. Обнаруженная запись, хотя и не имеет прямого указания, но без всякого сомнения является записью сигналов, употреблявшихся Придворной охотой. Обстоятельство это уже само по себе является заслуживающим внимания и фактом достойным публикации. Особенно в свете того, что в архиве самой Придворной охоты, находящемся в Петербурге, не сохранилось каких-либо материалов по охотничьим сигналам. А также оно дает нам повод лишний раз вспомнить об этой страничке русской охотничьей культуры и сделать небольшое сравнение с сигналами, опубликованными Л.П.Сабанеевым и П.М.Губиным.

Первый из них в своем классическом труде, предваряя публикацию нотной записи роговых сигналов, отметил, что: «старинные русские сигналы играются обыкновенно более или менее протяжно, во весь дух, начинаются низкою нотою и с нее переходят на высокую. Сигналы польские, наоборот, начинаются нотою высокою, а немецкие отличаются большею виртуозностью и короткостью, сухостью нот и походят на военные». Также он отметил, что «сигналы эти, заучиваемые охотниками по слуху, трубящиеся больше по преданью, переходя из охоты в охоту, из местности в местность, иногда изменяемые по прихоти и произволу владельцев охот, в последнее время достигли такого разнообразия, что при охотах съезжих, а также для охотников посторонних ориентироваться бывает очень мудрено. Эта путаница увеличивается еще и тем, что в нашу русскую охоту с течением времени заносились сигналы из Польши, Остзейских губерний и с запада, и здесь, переделываемые на свой лад доморощенными доезжачими, становились совершенно уже никому не понятными... Желая достигнуть единообразия в этом деле и восстановить сигналы старинные, вполне русские, редакция (Природы и Охоты — О.Е.) воспользовалась X очередною собачьей выставкою (1884, Москва, ИОПО — О.Е.) и присутствием на ней опытных доезжачих и охотников, проверила сигналы разных охот, выбрала из них только вполне русские, и положила их на ноты». В связи с этой приведенной цитатой из классика, попутно отмечу следующий момент. Только на одном этом небольшом примере хорошо видно, какую громадную роль сыграли в истории русской охоты начавшиеся регулярно проводиться с 1874 года Выставки охотничьих собак и лошадей и журнал «Природа и Охота», начавший издаваться также с 1874 года под названием «Журнал Охоты». Именно они позволили впервые русским охотникам оценить по достоинству тот громадный охотничий материал, который достался им от предков, очистить его от всего наносного и лишнего, сохранить, обогатить и передать последующим поколениям. Без этой работы не мог бы состояться, к примеру, такой классический труд, как руководство Губина. Такого уровня работа никогда не смогла бы появиться ни в начале, ни в середине XIX века. Все, что пишется в современной охотничьей печати по истории русской охотничьей культуры, будь то язык, традиции, собаки, литература и тому подобное — относится именно к этому периоду — последней четверти XIX — началу XX в.в.

Сравнивая роговые сигналы Придворной охоты с приведенными в сабанеевском календаре, можно отметить следующее. Несмотря на то, что Придворная охота в XVIII веке подверглась довольно сильному влиянию западной охотничьей культуры и прошла достаточно своеобразный путь развития, в целом сильно отличный от истории собственно Помещичьей псовой охоты, тем не менее, она смогла удержать в себе все особенности охотничьих роговых сигналов русской охоты. Но нельзя не заметить, что роговые сигналы Придворной охоты отличаются большой сложностью. Это и не удивительно, так как Придворная охота помимо чисто охотничьих функций всегда несла в себе и парадные, то есть представительские, при которых красота чисто внешняя постоянно довлела над внутренним содержанием. К тому же в Придворной охоте умению трубить охотники обучались специально приглашенными капельмейстерами, а не имеющий слуха охотник отчислялся во вспомогательный состав. Например, согласно должностной инструкции 1846 года Государев Стремянный обязан был «заниматься обучением стремянных, доезжачих, выжлятников и прочих служителей Псовой охоты сигналам на рогах хором... и при том наблюдать, чтобы капельмейстер обучал служителей охот играть штучки на волторнах в хоре». Ко всему прочему, во второй половине XVIII века Обер-Егермейстером С. К. Нарышкиным в Придворной охоте был даже организован Хор роговой музыки. Причем Хор получил такую известность в Петербурге, что приглашался играть на различных празднествах в домах петербургских вельмож, что давало придворным охотникам весьма существенный заработок. И когда вся Придворная охота при Николае I была переведена в 1828 году из Петербурга в Петергоф, а также был ликвидирован и сам Хор, новый Егермейстер Д. В. Ваильчиков, прося в одном из своих рапортов в 1832 году увеличить охотникам жалованье, мотивировал это как раз тем, что с переводом охоты охотники лишились дополнительного приработка из-за невозможности играть по приглашениям. Помещик себе, конечно, такого позволить не мог и роговые сигналы заучивались охотниками, как и отметил Сабанеев, на слух, друг от друга, что, вполне вероятно, и вело их к большему упрощению.

Запись сигналов и в архиве Великого Князя, и у Сабанеева сделана в скрипичном ключе. Но тон рогов в охоте мог быть самым различным. Традиция здесь требовала только одного: чтобы все рога одной охоты были построены в аккорд, а рог доезжачего должен был иметь самый низкий тон. Пример этому как раз и дает нам нотная запись у Губина. Хотя построение самого аккорда может быть и любым другим. Я хотел бы обратить внимание читателей только вот на какую особенность в построении тональности рогов, предложенной Губиным. Дело в том, что согласно единственному в истории русской охоты профессиональному исследованию диапазона голосов гончих, сделанному Евгением Артыновым еще в прошлом веке — обыкновенные хорошие выжлецы-басы имеют тональность, близкую к СИ большой октавы. А один выжлец, принадлежавший Артынову, мог вырыкивать даже ФА означенной октавы. То есть рог доезжачего (по Губину МИ большой октавы) имел тон ниже самого низкого возможного голоса в стае гончих, и, таким образом, он покрывал всю стаю в нижнем регистре.

Я попросил своего приятеля-музыканта проиграть эти сигналы в различных тональностях. И скажу, что несмотря на всю кажущуюся простоту, всего-то две ноты, они звучат необыкновенно красиво. Но особенно впечатляюще звучит рог доезжачего. И можно только представить, как при заливе всей стаи, покрывая все, могуче царил его позыв гончим. И этот мощный, грозный, торжествующий голос, как будто идущий из самой глубины веков от наших диких пращуров, захватывает целиком, заставляет встрепенуться и напрячься всю душу... Охота. Дикий зверь. Дикое поле. Воля! Все — в нем...

Сейчас рог, как таковой, применяют только гончатники, но и то его функция сведена лишь к вызову гончей и никаких «рулад» современный гончатник на рогу не выделывает. К тому же неудобства в ношении ружейным охотником настоящего классического рога — по размеру он плохо помещается в рюкзак, где ко всему прочему лежат еще и топор с котелком, на плече же постоянно стукается об ружье, что отнюдь не доставляет охотнику радости, — а также отсутствие потребности в сигналах, как таковых, все это вместе привело к тому, что гончатники в большинстве своем заменили рог на различные дуделки, свистелки и сопелки. В других видах охоты рог и вообще «излишний» атрибут. Вот почему в современной охотничьей литературе, по крайней мере в последние тридцать-сорок лет, вообще ничего не писалось о русских роговых сигналах. О них просто благополучно забыли. Тем не менее, приведенные роговые сигналы, хорошо дополняя друг друга, вполне могут послужить той основой, на которой может развиться современная традиция русских охотничьих роговых сигналов, если и не для нужд самой охоты, то хотя бы как клубных на различных охотничьих соревнованиях, встречах и тому подобное.

Наряду с записью роговых сигналов еще больший интерес представляет запись охотничьих сигналов на волторнах. В отечественной охотничьей литературе каких-либо записей сигналов на волторнах, тем более русской охоты, нет. Эти сигналы в Придворной охоте в XIX веке применялись при охотах в зверинцах, различных облавных охотах и, вполне вероятно, что и при псовых тоже.

Впервые волторны в Придворной охоте появились в начале XVIII века. В росписи охоты Петра II 1729 года числится два штатных волторниста. Их появление было обусловлено активным проникновением в Придворную охоту элементов западной парфорсной охоты и приобретением с этой целью английских и французских гончих и наймом, соответственно, английских и французских пикеров. В русской псовой охоте волторна не прижилась, хотя в некоторых охотах крупных российских вельмож, в подражание Двору, волторны заводились. Так, в псовой охоте графов Шереметьевых в XVIII веке по штату также числилось два волторниста. В XIX веке волторна осталась лишь в Придворной охоте, исключая, конечно, западные губернии Российской Империи, где бал правили немецкие и польские охотники.

К сожалению, отсутствие в наших крупнейших библиотеках, по крайней мере Петербурга, какой-либо серьезной западной охотничьей литературы, тем более трудов западных исследователей истории охоты, не говоря уже о такой узкой теме, как охотничьи сигналы, не позволяет нам оценить, насколько оригинальны публикуемые охотничьи сигналы на волторнах. Восходят ли они, действительно, к XVIII веку, или же являются более поздним заимствованием? Тем не менее, публикуя данный материал, автор надеется не только обратить внимание на русские охотничьи сигналы, но и подвигнуть наших исследователей на дальнейшее изучение этой странички русской охотничьей культуры.

1  Владимир Александрович (1847—1909) — третий сын Императора Александра II. В истории русской охоты известен как Августейший Председатель самого крупного охотничьего союза дореволюционной России — Императорского Общества размножения охотничьих и промысловых животных и правильной охоты (ИОПО), с момента основания Общества (1872) и до кончины самого Великого Князя. А также как один из самых заядлых охотников из всей Русской Императорской Фамилии. 

2  ГАРФ, ф. 652, оп. 1, д. 905, лл. 56—64. 

3  Российский Государственный исторический архив, ф. 478. 

4  Охотничий календарь. М., 1885, с. 138. 

5  Полное руководство ко псовой охоте. Изд. 2-е. М., 1906, с. 27—30. 

6  Сабанеев. Указ. соч., с. 137. 

7  Там же. 

8  РГИА, ф. 478, оп. 2, д. 684, л. 34. 

9  Так в старину именовался ансамбль музыкантов. 

10  РГИА, ф. 478, оп. 1 2/1001, д. 196, л. 2 об. 

11  Артынов Е. Собачий хор // Охотничья Газета. 1891, № 49. 

12  Единственным исключением здесь является запись сигнала, который приводит в своем весьма любопытном альбоме А. Далматов. Парфорсная охота офицерской кавалерийской школы. СПб. , 1901. К сожалению, о том, что означает этот сигнал: сбор, начало или конец охоты, или халлали — об этом в альбоме ни звука. Нотную запись его мы также приводим. 

13  Роспись охоты Петра II. Русский Архив, 1869, № 10. 

14  Должность, соответствовавшая должности доезжачего в русской охоте. 

15  РГИА, ф. 1088, оп. 17, д. 116, л.23.