Леонид Гончаров
Молодого самца-енота, родившегося в питомнике, посадили в темный ящик и долго везли, сначала на автомобиле, а потом в пыльном и душном вагоне. Чутье и слух угадывали, что рядом едут такие же звери. Поблескивая глазами, молодой самец прижимался узкой мордочкой к решетке, стараясь увидеть соседей.
Очень хотелось познакомиться, обнюхать, поиграть или подраться.
Дни тянулись за днями. Иногда становилось очень жарко, не было воды (она часто расплескивалась от качки вагона), и зверь беспокоился, чихал от попадавшей в сохнущие ноздри едкой пыли. Дважды в день енотов кормили. Высокий человек осторожно (еноты часто кусались) вытаскивал плошку, наливал в нее свежей воды и клал пищу. Лишенный движения, зверь ел мало, но зато сразу жадно принимался лакать воду.
— Ничего, енотик, скоро будешь на месте, — ласково говорил человек.
При звуках человеческого голоса зверь поднимал любопытную мордочку и пристально смотрел вслед уходившему человеку. Енот привык к постоянной тряске, к тесному ящику, к духоте вагона, и только внезапные и оглушительные вопли паровозов заставляли его забиваться в дальний угол ящика.
И вот все это осталось позади. Люди принесли ящик в лес, открыли его дверку и ушли.
Енот долго сидел в углу ящика. Длинная, стоявшая дыбом шерсть скрывала контуры его приземистого тела, только глаза сверкали зеленоватым огнем, как бы освещая длинные седые бакенбарды.
В лесу темнело — наступал осенний вечер. Пугающе-громко донесся стук упавшей где-то еловой шишки; чуть шуршали, падая с неподвижных деревьев, умиравшие листья.
Наконец, зеленоглазый зверь медленно вышел из ящика. Теперь он казался значительно крупнее. Походя на барсука по цвету шерсти, он был более высоконог, а его короткий, но пышный хвост и острая мордочка делали его немного похожим на лисицу.
Только теперь увидел енот стоявший неподалеку другой ящик. Быстро семеня черными ножками, он подбежал к нему, заглянул в открытую дверку. Ящик был пуст. Его сосед оказался более предприимчивым и давно ушел. Идя по следу ушедшего енота, Зеленоглазый вдруг почуял знакомый запах мяса и человеческих рук. Тотчас же остро напомнил о себе голод. Люди заботливо оставили близ ящика кусочки мяса, и проголодавшийся зверь деятельно разыскивал их в траве. Он забыл о товарище.
Собирая мясо, енот очутился перед входом в нору — люди доставили его прямо к новому жилищу. Енот долго нюхал вход. Шерсть его то поднималась, то прилегала, делая его тонким и стройным. Люди не знали, что незадолго до этой ночи в пустой норе побывала лисица. Острый запах незнакомого зверя испугал Зеленоглазого, и он поспешно отошел прочь.
Точно умытое густым туманом, вставало над лесом багряное осеннее утро. Золотые и струйчатые, повисли ветви берез. Зажженными кострами пылали черемухи и осины, а между ними темнели зеленовато-мглистые елки. С дерева на дерево, уходя от наступающей зимы, переносились зыбкие стайки чижей и чечеток. В зарослях орешника, у самой земли, перепархивая с ветки на ветку, спешили молчаливые зорянки и мухоловы. Где-то далеко запел свою весеннюю песню красавец-тетерев. Но в этой песне не было весенней страсти и задора — будто птица сама не была уверена, уместно ли сейчас петь.
Зеленоглазый быстро бежал по закрайку лесного болота. Пружинились под зверем стебли брусничника, мягко было и тепло, но Зеленоглазый не ложился. Он много бегал ночью, но нигде не встретил ни других енотов, ни человека. Зверь чувствовал себя осиротевшим и покинутым. Самым плохим было, однако, то, что он нигде не нашел воды. Засушливое лето выпило все болота и лесные лужи, а осенние дожди пока еще не начались.
Солнце поднялось над вершинами деревьев. Высохла роса, серебрившая нити паутин; под лучами солнца, точно лакированные, блестели алые и белобокие ягоды брусники. Зеленоглазый жадно ел ягоды. Их сочная, горьковатая мякоть освежала рот и горло, но не могла унять острой жажды, огнем палившей внутренности. Внезапно чуткое ухо зверя уловило отдаленный стук и людские голоса.
Енот решительно направился в сторону звуков — ведь люди его воспитали, они его поили и кормили. Но одной ночи, проведенной в лесу, оказалось достаточно, чтобы в нем пробудились спавшие до этого инстинкты вольного зверя. Чем ближе и громче слышались стук и голоса, тем осторожнее делался шаг Зеленоглазого; когда же до него донесся запах кипящей смолы, зверь в нерешительности остановился. Поводя чутким носом, Зеленоглазый лежал за корнем старой ели и сквозь одуряющий запах смолы внезапно уловил слабый, пресный запах болотистой воды. Все страхи сразу были забыты. Через минуту, кося глазами на возившихся в стороне смолокуров, Зеленоглазый поднялся на задние ноги и засунул голову в большой жестяной бидон. Воды было мало и, стараясь достать до нее, зверь опрокинул бидон. Звонко зазвенело железо о стоящую рядом кружку.
Один из смолокуров обернулся и оторопел, а потом осторожно потянул другого за мокрую от пота рубашку и молча показал рукой. Люди замерли. Зверь жадно пил выливавшуюся из опрокинутого бидона воду. Невысокий смолокур улыбнулся.
— Енот, — прошептал он, — видно, измучился без воды, бедняга.
В этот момент на Зеленоглазого бросилась собака смолокуров. Зверь отскочил в сторону, метнулся в чащу. Через пни и валежник несся седой, пышнохвостый зверь, а сзади нарастал и захлебывался визгливый собачий лай. Непривычные к долгому бегу ноги плохо слушались, усталость быстро наливала тело свинцом. Зеленоглазый тяжело дышал, но пугающий лай близился, и, чтобы уйти от него, енот начал кружить в густом ельнике.
Когда иссякли последние силы, Зеленоглазый решил драться. Выскочившая маленькая собачонка увидела перед собой прижавшегося к кусту зверя. Собачонка храбро бросилась на енота, но зубы не прокусили длинной и необычайно густой шерсти; Зеленоглазый, сверкая оскалом острых зубов, кусал по-лисьи — быстро и коротко, и в несколько мгновений собака получила много глубоких ран. Громко визжа от боли, еще быстрее, чем бежала сюда, понеслась она назад, а в противоположную сторону быстро уходил слегка потрепанный енот.
На голой земле, среди вереска, грелась на солнце угрюмая, черная змея-гадюка. Легкое колыхание пружинистого вереска заставило ее быстро скрутить в кольца толстое, чешуйчатое тело. Зеленоглазый не видал лежавшей у его ног змеи, но, когда раздалось гневное свистящее шипение, быстро отскочил и обернулся. Гадюка уже приготовилась к бою. Передняя часть ее тела поднялась высоко вверх; мрачным огнем зажглись красные глаза. В еноте заговорили инстинкты охотника и, осторожно обходя змею сбоку, он напал на нее быстро и внезапно. Как молния, метнулась навстречу ему треугольная черная голова, и разинутая пасть ударила в щеку. Ядовитые зубы глубоко вошли в длинную густую шерсть, но до тела не достали. Освободив забитую шерстью пасть, змея откачнулась, как маятник, готовясь к новому удару; в этот же момент захрустели под зубами Зеленоглазого ее шейные позвонки. Бешено тряся извивавшуюся змею, енот хищным ворчанием встретил появившийся в пасти острый вкус крови и свежего мяса. Это была первая настоящая победа в повой жизни, первая добыча.
В хате колхозника было тихо. Спали глубоким сном утомившиеся за день люди. Где-то в щелях большой русской печи мелодично потрескивал сверчок.
Сон был прерван тревожным криком курицы под полом. Кузьма, порывисто поднявшись, спустил босые ноги с постели. «Хорь забрался», — догадался Кузьма и, разыскав спички, трясущимися от спешки руками зажег лампу. Когда он поднял половицу, из черной дыры в ужасе начали вылетать куры. Кузьма спустился под пол. В кругу желтого света он увидел лежавшую неподвижно белую курицу и прижавшегося в углу зверя. Зверь, с лисицу ростом, припав к земле, прямо смотрел на него. Не то испуг, не то угроза переливались в зеленом блеске его глаз. Через минуту, с мешком и ухватом в руках, Кузьма спустился в подполье и, согнувшись, подошел к зверю вплотную. Быстро прижав ухватом голову зверя к земле, Кузьма схватил его за шиворот и бросил в мешок.
На утро он пошел в сельсовет. За плечами, в мешке, он нес зверя.
Председатель сельсовета с улыбкой осмотрел зверя и показал Кузьме висевшее на доске объявление, в верхней части которого был нарисован енот, а внизу четкими буквами написано:
ТОВАРИЩИ КОЛХОЗНИКИ!
На территории Перховской лесной дачи, Краснинского района, выпущены для акклиматизации (разведения) 56 уссурийских енотов (енотовидная собака). Уссурийский енот дает прекрасный дорогой мех, а потому разведение его у нас, в Смоленской области, дело большой важности. Первое время не освоившиеся и привыкшие к человеку звери, возможно, будут забегать в населенные пункты. Товарищи колхозники, оберегайте этого ценного пушного зверя. Никому не давайте расхищать социалистическую собственность!
— Зверя нужно будет доставить обратно в лес и выпустить, — сказал председатель. — Да, Василий, — добавил он, обращаясь к сидевшему у окна человеку, — это твоя, брат, забота, что еноты разбредаются. Тебе поручено подкармливать их.
— Все еноты на подкормке, товарищ председатель, — отозвался Василий, — а это какой-то самостоятельный. Может, и подкормки не нашел, — добавил он после минутного раздумья.
Василий поднялся, завернул притихшего енота мешком, взял подмышку и, обращаясь к Кузьме, сказал шутливо:
— Ну, будь здоров, зверолов. За енота спасибо, а по курице не печалься. Составим акт и оплатим. Вроде, значит, страховки.
— Мне, Вася, страховки твоей не надо, а только скомандуй ты им, чтобы ко мне больше не ходили. Курица-то ерунда, а вот бабу перепугал он здорово: глаза, говорит, больно страшные.
С тех пор Зеленоглазый не покидал леса. Он поселился в вырытой им норе. Неподалеку, на поляне, через день появлялась подкормка — свежее мясо. Подкормку приносил Василий. Если в первые дни он часто встречал на поляне енотов, то теперь видел их очень редко. Звери ели мясо, были где-то рядом, но днем тщательно скрывались. Из домашних они снова стали дикими.
Морозы все чаще охватывали землю. Вылиняли белки, белоснежным нарядом щеголяли лесные зайцы-беляки. На подкормку стали наведываться лисы, но еноты теперь их не боялись и смело отгоняли от привады.
Первый снег падал более суток. Земля к утру оказалась одетой его легким пушистым покровом. Огромными шапками навис он на соснах, орешнике и особенно богато и тепло одел ели. Испуганный этой неожиданной переменой, Зеленоглазый двое суток не выходил из норы, но потом голод заставил отправиться к подкормке. Енот шел осторожно, сгорбившись, боязливо опуская ноги на холодный, поддающийся под подушечками лап снег. Сзади тянулись точно печатанные, похожие на лисьи, но с более короткими шагами и менее правильные круглые следы.
Енот ходил на подкормку не каждую ночь. Когда бушевали вьюги, шумели, раскачиваясь, ели и гудели сосны, енот лежал в норе. Часто охватывала непреодолимая сонливость. В эту пору на своей далекой родине еноты спят непробудно. Но осенние тревоги, а нередко и голод, видимо, нарушили у Зеленоглазого его жизненный круг, и, проспав двое-трое суток, он просыпался и, голодный, спешил к мясу, наедался до отвала и, прежде чем уйти в нору, долго лежал у ее входа, близ ствола могучей старой осины. Зверь зябко подрагивал кончиками пышных волос и, уткнувшись в шерсть чутким черным носом, косил мутными от сытости глазами на переливавшиеся далекие звезды.
Зеленоглазый, как всегда, прежде чем подойти к мясу, внимательно осматривал широкую поляну, залитую голубоватым лунным светом. Все было спокойно, но вдруг енот, уже собравшийся приблизиться к мясу, услышал слабый хруст снега. Зверь припал к земле и ждал. От болота, примыкавшего к одной стороне поляны, прямо к мясу шел волк. Он шел шагом, был очень высоконог и поджар, а рядом двигалась по снегу его длинная, призрачная тень.
Не доходя до трупа лошади шагов двадцать, волк остановился и стал слушать. Теперь его высокие передние ноги стояли рядом и были безупречно прямы и параллельны, как стволы двуствольного ружья. Волк слушал долго, а енот лежал неподвижно, точно мертвый, и холодная волна ужаса все более охватывала его. Волк все слушал, медленно поворачивая из стороны в сторону большую голову, и, когда его беспощадные, чуть желтоватые глаза устремлялись настороженно в густой темный ельник, казалось, ни одна мелочь не могла ускользнуть от внимания этого многоопытного зверя. Волк обошел вокруг трупа лошади, снова послушал и уже тогда начал есть. Звучно трещало, отдираясь от лошадиных ребер, мясо, и страшной силой веяло от всей фигуры жадно насыщающегося зверя. Пригибаясь к земле, енот быстро понесся к норе и исчез в ее черном отверстии. Свернувшись на самом дне, он больше не вышел в эту ночь. Зеленоглазый инстинктивно понял, что ему повстречался самый неумолимый враг в лесу.
Утром, полоша сидящих на заснеженных березах ворон и сорок, на поляну вышел, мерно двигая широкими лыжами, Василий. На вершине елки, радуясь редкому январскому солнцу, весь красный, пел клест. Василий, остановившись, посмотрел на него и вдруг, опустив глаза, увидел широкие следы волчьих шагов. Человек тихо свистнул и, повернувшись, быстро пошел назад. Через час, направляясь к болоту, краем поляны быстро прошли охотники. Впереди шел Василий, а у двух, шедших сзади, краснели за спинами катушки флажков.
В конце дня лежавший в норе Зеленоглазый услышал слабо доносившиеся со стороны болота голоса людей и громкий хлопок выстрела, без отзвука потушенный снежной нависью. Больше Зеленоглазый не встречал волка.
В перезвоне песенок синиц и пищух, в барабанных брачных трелях дятлов подошел март. В лесу бурно просыпалась птичья весна. По ночам громким разбойничьим посвистом перекликались совы, на рассвете в мшистых сосняках пели свою тихую, как треск кузнечика, песню лесные великаны — глухари. Днем, гудя упругими крыльями, с бархатным баритонным криком носилась над острыми вершинами елей пара играющих воронов.
Пришел день, когда молодой, полный сил зверь оказался весь во власти могучего инстинкта размножения. Уже рассвет давно молодил по-весеннему потемневший лес, а енот быстрой рысцой бежал по следу двух других енотов, из которых одним была самка. Следы шли по густым ельникам и моховым болотцам; было видно, как самец, сделав полукруг, припадал на живот, а затем, быстро вскочив, разбрасывая комки мокрого снега, бросался к самке. Самка отскакивала в сторону, и снова тянулся извилистый путь зверей. Все ускоряя бег, не чувствуя усталости, мчался по следам Зеленоглазый. Звери встретились неподалеку от норы Зеленоглазого. Первый самец, услышав приближение преследователя, протяжно, угрожающе заскулив, остановился.
Зеленоглазый подходил медленно. Шерсть на обоих зверях стояла дыбом, что делало их почти вдвое толще, чем они были в действительности. Зеленым пламенем отливали в кольцах черной шерсти глаза. Самцы со злобным ворчанием обнюхивали друг друга. Каждый держал себя настороженно и был готов к драке, но Зеленоглазый вдруг вспомнил, что всю эту длинную погоню он проделал но для драки, и, быстро оглянувшись, не увидел самки. Она ушла далеко вперед. Пригнув голову к снегу, Зеленоглазый бросился по следу, а за ним устремился и второй самец. С этих пор три енота бродили вместе. Маленькая темноногая самка, опустив хвост, мелкой рысцой бежала впереди, а сзади, оттопырив пышные хвосты, оборачиваясь друг на друга и предостерегающе скуля, бежали самцы. Звери почти ничего не ели. Лишь порой, схваченная мимоходом с обтаявшей кочки лесного болота, лопалась на зубах ягода клюквы.
Все более закипала кровь в жилах Зеленоглазого, все ненавистнее делался соперник, и, наконец, он, круто повернувшись, остановился. Его намерения, видимо, были понятны, потому что бежавший до этого сзади самец ускорил бег и сразу бросился на него. Произошла ожесточенная схватка...
...Парочка енотов жила в старой норе Зеленоглазого, углубленной и расширенной самкой. Вернее, в норе была только самка, так как она вдруг сделалась очень злобной и не пускала в нору самца. Она почти не выходила из норы, а Зеленоглазый приютился неподалеку, под широкими, узорчатыми листьями папоротника.
Пищу приносил самец. Добычи было много. Он часто находил гнезда птиц на земле, ловил насекомых, мышей. Дважды после короткой борьбы приносил и клал перед входом в нору длинные тела гадюк. Особенно много добычи доставляли высыхавшие лужи, оставшиеся от весеннего разлива на днепровской пойме. В них енот ловил рыбу. Когда он, подойдя к норе с добычей, тихо ворчал, самка высовывала голову, брала пищу и скрывалась под землей, а Зеленоглазый долго стоял у входа, недоуменно прислушиваясь к тонкому писку, слабо долетавшему из-под земли.
Ранним утром Василий медленно шел по лесной дороге. Он думал о том, что теперь кончились его заботы по подкормке выпущенных енотов. В мороз, вьюгу, шурша лыжами, с мешком мяса за плечом, бродил он по лесу, оставляя свежие подкормки. Вечерами старательно записывал все наблюдения над следами посещавших привычные места енотов. Иногда он развозил мясо на лошади, но это было возможно только в начало зимы. Он привык к этим пушистым зверькам, по-хозяйски полюбил их. Его труд не пропал даром: все еноты дожили до весны.
Василий шел почти без шума. Он любил подсматривать скрытую от глаз человека жизнь зверей и птиц, а для этого нужна была осторожность.
Внезапно и он остановился. Из-за поворота лесной дороги навстречу вышел в сопровождении трех маленьких зверьков енот и, увидев Василия, мгновенно метнулся в чащу. Два маленьких зверька неуклюже запрыгали вслед за матерью, а третий, припав к земле, прижался к глубокой колее дороги. Василий подошел вплотную. Маленький звереныш, торчащая длинная шерсть которого делала его похожим на ежа, поднял узкую мордочку с черным пятнышком влажного носа и с любопытством и страхом смотрел на человека. Его зеленоватые глазки напоминали Василию такие же яркие глаза сидящего на полу в комнате сельсовета зверя. Василий не знал, что сейчас перед ним был сын Зеленоглазого.
Осторожно обойдя зверька, Василий, улыбаясь, пошел дальше. Он шел упругой, помолодевшей походкой довольного собой человека.
