Лейкин Николай Александрович
Фу ты, пропасть! Бродим, бродим по лесу и по полянам, а хоть бы ворона попалась! Где же птица-то? Куда она делась, черт возьми! — плюнул толстый грузный охотник в высоких сапогах, подвязанных выше колена ремнями, в серой куртке со светлыми пуговицами и с зеленой оторочкой, с франтовским ружьем за плечами и с ягдташем, в сетке которого виднелись три красных гриба.
— Где же птица-то? — еще раз обратился он к сопровождавшему его мужичонке в рваном пиджаке, опорках на босую ногу и в замасленной, как блин, фуражке с надорванным козырьком.
— Распугали, ваше высокоблагородие. Очень уж здесь много охотников ходить, — отвечал мужичонко. — Опять же теперь осенью и бабья нация тронулась за грибами в этот лес. А за бабой солдат пошел. Сами знаете, здесь у нас солдаты стоят — ну, им и лестно. Изволили видеть даве парочку с подсолнухами? Птица ничего этого не любит.
— Хоть бы ворона, простая ворона, а то и того нет! — повторял охотник, снимая с головы фуражку с длинным козырем и отирая со лба обильный пот платком.
— Вороны, ваше высокоблагородие, теперь по деревням цыплят воруют. Зачем им тут быть? Вон дятел в сосну долбит. Коли желаете позабавиться — стреляйте.
— Ну, вот... С какой стати я буду зря ружье коптить? Ружье у меня двести пятьдесят рублей... А ты ведь повел меня на тетеревиных выводков.
— Будут-с. Имейте только терпение.
— А скоро?
— Да вот в глушь войдем. Версты две, две половиной.
— Фу, какая даль! Я и так устал, как собака.
— Так присядьте вот тут на пенечек. В лучшем виде отдохнуть можно, а я тем временем кругом и около грибков вам поищу.
Охотник грузно опустился на пень.
— Уж само собой у нас здесь господская охота больше для проминажу, — сказал мужик. — Первое дело для проминажу, а второе, чтоб выпить и закусить на легком воздухе. Вот-с гриб. Пожалуйте... Все-таки не с пустым ягдташем. Теперь четыре гриба будет.
— Я думаю, брат Спиридон, сейчас выпить и закусить.
— Самое любезное дело, сударь. Выпьете — сейчас вам и силы поддаст. Отдохнете на пенечке, ружьецо мне передадите, чтобы не тяжело вам было идти, и побредем мы тихим манером к выводочкам-то.
— Да есть ли выводочки-то? Может, ты врешь? Трезор! Куш! Ляг тут!
Породистый сеттер с высунутым языком и в дорогом ошейнике, тяжело дыша, опустился у ног охотника. Охотник передвинул из-за спины фляжку, оплетенную камышом, и стал отвинчивать от нее стаканчик. Потом он достал из кармана куртки сверточек в бумаге и развернул из нее три бутерброда. Мужичонко стоял перед ним, улыбаясь, и говорил:
— И меня, егеря, ваша милость, не забудьте.
— Выпить дам, но закуски у меня мало.
— Закуски мне, ваше благородие, не надо. Я так... Я-то травкой... Вон щавель растет. Кисленьким куда приятно...
— В самом деле щавелем хорошо закусить. Давай и мне щавелю, — сказал охотник.
— Щавель — первое дело. Пожалуйте... Полковника Кожухова изволите знать?.. Всегда щавелем закусывают. Прекрасный барин, такой барин, что поискать да и поискать. И всякий раз, как на охоту приедет, — новая водка и самая что ни на есть особенная. То полынная, то на березовых почках, а нынче вот приезжал, так на персиковых косточках фляжку привез. Вкус — в рай не надо, и вкусная-превкусная.
Охотник выпил, крякнул и стал жевать листок щавеля.
— А ведь щавель-то в самом деле хорошая закуска, — произнес он.
— Первое дело, ваша милость. Теперича ежели кто из охотников лишнее переложит и кого мутит — первое дело щавель. Я уж так шавельку листики и подаю. Сельтерской воды в лесу нет, капель тоже никаких нет — чем господина выпользовать? Сейчас щавель.
— Пей.
Охотник подал мужику стаканчик. Тот, еще не пивши, облизнулся.
— Желаю здравствовать, ваше высокоблагородие. Дай Бог вам на многие лета всего хорошего, — поклонился он и медленно выпил стаканчик. — Ух, зажгло! И что это у господ всегда за водка такая чудесная да крепкая! Вот бы у нас в кабаке такую продавали, а то ведь воду, одну воду, чтоб им ни дна ни покрышки, дают дьяволы.
— Такой крепкой водки и в дорогих ресторанах не держат. У меня к каждой настойке спирт очищенный прибавляется. Ты знаешь ли, какая тут крепость?
— Да как не знать, сударь. Сейчас слышно. Это у вас настой-то какой?
— Листовый. На черносмородиновом молотом листе.
— Сад, совсем фруктовый сад во рту, — умилялся мужик.
Охотник съел бутерброд. Мужик, побродив около деревьев на полянке, принес еще гриб.
— Это, сударь, хоть и сыроежка, а гриб хороший. Возьмите и его,— сказал он, умильно взглянул на охотника и спросил: — Повторили по стаканчику-то?
— Думаю, не довольно ли? Стаканчик довольно большой.
— Хромать будете об одном стаканчике, ваша милость. Нехорошо.
— Ты думаешь?
— А то как же? Меньше двух охотники на привале никогда и не пьют.
— Ну, будь по-твоему.
— Егеря не забудьте, ваша милость. Егерь вам услужит. Вот-с пожалуйте щавелий листочек на закуску.
Опять последовала выпивка. Охотник съел три бутерброда и стал позевывать.
— Ты говоришь, версты две до тетеревиных-то выводков? — спросил он.
— Да, пожалуй, и больше будет,— отвечал мужик.
— Гм... Черт возьми, как здесь все далеко. Да есть ли еще выводки-то?
— Есть, есть. Насчет этого будьте покойны. Помилуйте, ведь мы для господ их разыскиваем.
— Да, может быть, ты с пьяных глаз их видел?
— Господи! Да что вы за невероятный человек такой! Трезвее вот этого гриба я был. Пожалуйте грибок... Положите в сумочку. Это уж красненький будет.
— Грибов много, а птицы нет, — зевнул охотник, пряча гриб в ягдташ. — А что ежели теперь обратно, на деревню, в охотничью избу идти, ближе это будет, чем до твоих тетеревиных выводков?
— Ближе, ваша милость, как возможно.
(Печатается по изданию: «Воскресные охотники. Юмористические рассказы». СПб, 1906, 5-ое изд.)
