Никифоров Владимир Ильич
Так определил свой жизненный путь Ю. С. Орлов — один из ведущих геологов экспедиции «Шпат», с которым мне посчастливилось долго работать. Слово «сафари» (англ. safari; араб. safora) обозначает «охота в африканской саванне», «путешествие», но Юрий Сергеевич считал это понятие более широким, всеобъемлющим, в его понимании, это — сфера духовных и земных интересов человека, живущего в гармонии с природой.
Мы, друзья и коллеги Ю. С. Орлова, могли бы с полным правом удостоить его почетного звания «Исследователь». Нас всегда поражали многообразие и глубина его знаний в разнообразнейших областях. Профессиональные его интересы (геология) были тесно переплетены с географией, историей, философией, органически сочетались с поэзией, музыкой, шахматами.
Все, кто сталкивался с ним по работе, неизменно попадали под ауру обаяния этой незаурядной личности, и лишь сторонники «железной руки», палочной дисциплины, зычных приказов снисходительно называли его «интеллигент», что, по их разумению, означало «слабак».
Но он был подлинным интеллигентом, обладал широкой образованностью и той необыкновенной стойкостью духа (без всякой аффектации), которая всегда была присуща русской интеллигенции.
Родился Юрий Сергеевич в Москве 3 апреля 1931 г. в семье инженера-литейщика.
Детство его и юность прошли в г. Пушкино Московской области, в доме бабушки Марии Николаевны — жены репрессированного священника Дмитрия Владимировича Орлова. Приход о. Дмитрия был под Муромом в селе Б. Окулово, но после его ареста Мария Николаевна с пятью сыновьями (четвертый сын — Сергей Дмитриевич и был отцом Юрия Сергеевича) переехала в Пушкино. Дремучий лес по берегам речки Учи тогда еще сохранял свою первозданность (несмотря на появившееся вскоре рукотворное Учинское водохранилище). В глубине его чащи находилось знаменитое Куровское болото. Летом ловили рыбу в Уче, собирали грибы и ягоды, зимой ходили в лес на лыжах. Такая обстановка развивала и воспитывала любовь к природе. Отец держал курцхаара, рассказывал сыновьям (Юре и Вадиму) про свои выезды с братьями в муромские леса охотиться на волков. В комнате на стене висело ружье. Юра с нетерпением ждал, когда ему исполнится 16 лет, чтобы получить охотничий билет.
«...Читать я научился по учебнику географии, на обложке которого был изображен ледокол “Красин”. В этом же учебнике прочитал по слогам о спасении полярников, о снятии полярной авиацией экспедиции Нобиле. А потом на картинке в журнале рассматривал строй кораблей и подпись: “Корабли Магеллана в проливе Огненной земли”. С этого момента проснувшаяся страсть к путешествиям овладела мной на всю жизнь», — писал позднее сам Юрий Сергеевич.
А охотничью страсть он впервые ощутил в себе в возрасте четырех лет, когда ему читали «Зимовье на Студеной» Д. Н. Мамина-Сибиряка. Он ясно представил себе затерянную среди леса охотничью избушку, реку Студеную, одинокого старика Елеску и его пса Музгарку — вогульскую лайку. Вот эти две страсти — к охоте и путешествиям — и определили выбор профессии.
А до этого надо было учиться в школе. Тут-то и возникли серьезные трудности. Тяжким обстоятельством, осложнившим становление личности Юрия Сергеевича, был дефект речи — «невроз, замаскированный заиканием», как назвал его сам Орлов. Учителя раздражались замедленными ответами «нестандартного» ученика, резко обрывали его, что вызывало обострение «невроза». Ему пришлось сменить шесть школ (еще и из-за частых переездов родителей) и только из седьмой (это была школа № 370 в Сокольниках, на Стромынке) пятиклассник Орлов уходить наотрез отказался, предпочитая пересекать на трамвае пол-Москвы. Его одноклассник — дипломат Г. И. Золотов, ставший другом на всю жизнь, рассказывает: «Школьные годы были для него бесконечным преодолением и унижением. Гордый и разносторонне способный ученик, он получал заниженные оценки. Но именно в этой школе у него появились друзья, которые вставали за него стеной. К ним присоединялись молодые учителя, угадывавшие в скромном подростке будущую незаурядную личность».
Следующий этап жизненного пути Орлова можно сравнить с преодолением мощного барьерного рифа. Учительница математики, вручая выпускнику десятого класса аттестат зрелости, спросила его о дальнейших планах.
— Буду поступать в МГРИ — Московский геологоразведочный.
— Ты не пройдешь! — сказала она, презрительно усмехнувшись.
Как ни странно, этим ядовитым укусом «педагог» не добила юношу. Напротив, он научился «держать удар», что очень пригодилось ему в будущем, научился преодолевать свой «стопор» и, по его собственному ироничному выражению, «стал лучше заикаться».
Однако предсказания математички сбылись: в Геологоразведочный институт Юрий не прошел и стал студентом МАМИ (Московский автомеханический институт) по специальности отца (технолог литейного производства). Но на глазах расцветал «золотой век геологии». Юрий Сергеевич посылал запросы о переводе на геологический факультет в разные университеты и в то же время усиленно изучал судьбоносные предметы. Самостоятельную учебу он не прекращал никогда, даже после получения ученой степени.
После трех лет неудачных попыток перейти в любое высшее учебное заведение, где есть геологический факультет, он в 1953 г. завербовался коллектором в Тергешскую комплексную партию, работающую в Минусинской впадине, и уже через несколько дней ехал в поезде Москва-Абакан вместе с топографом и его гончей собакой.
В 1956 г. Юрий Сергеевич устроился геологом в Среднеазиатскую экспедицию, которая искала пьезокварц и оптический флюорит. Одновременно он учился на горном факультете Всесоюзного заочного политехнического института и в 1959 г. окончил его, получив специальность «геология и разведка месторождений полезных ископаемых».
Еще в Казахстане он познакомился с Димой Золотаревым, который и сманил его, уже дипломированного геолога, в Среднесибирскую геологическую экспедицию «Шпат» государственного производственного объединения «Союзкварцсамоцветы», работающую в Эвенкии и занимающуюся поисками месторождений исландского шпата — минерала с уникальными свойствами, определяющими его широкое применение в оптике, квантовой электронике, астрофизике и широко используемого сейчас в лазерной технике. Это была единственная экспедиция такого профиля в стране. В этой экспедиции Юрий Сергеевич проработал 31 год — до выхода на пенсию в 1990 г.
За эти годы он побывал во многих уголках этого замечательного края: три полевых сезона трудился в плато Путорана в районе озер Дюпкул, Люксина, Хакома, несколько раз проплыл по Енисею от Красноярска до Туры на дизельных электроходах и, как сам вспоминал, эти плавания были незабываемы. Особенно впечатляло устье Нижней Тунгуски, следующий за ним шестидесятикилометровый каньон и знаменитое урочище «Щеки».
Я познакомился с Юрием Сергеевичем в июне 1973 г. на реке Южная Чуня. Он был начальником поискового отряда, а я приехал в качестве журналиста. При первом же контакте я почувствовал необыкновенное обаяние этого человека. Говорил он распевно, с небольшим придыханием. Сразу была заметна особая культура его речи и глубочайший живой интеллект.
Ю.С. Орлов. 1973 г. Эвенкия, р. Южная Чуня
Мы шли по каменистой береговой террасе под высоким обрывом (ознакомительный маршрут). Рассказывая о геологической истории региона и о задачах поискового отряда (проследить простирание минерализованных зон и разведать их вглубь), он посетовал, что у них проблема с топографом. Тот, что у них работал, запутался в теодолитных ходах, получил невязку в восемьсот метров.
— У Вас до сих пор нет топоосновы для геологической карты? — спросил я.
— Ого, прямо в точку попал! Вы разбираетесь в топографии?
— Я был топографом до поступления на факультет журналистики.
С этого разговора начался полный поворот в моей судьбе — я остался в отряде Орлова на постоянную работу в должности топографа.
В конце семидесятых годов Юрий Сергеевич поступил в заочную аспирантуру при кафедре динамической геологии геологического факультета МГУ, выбрал тему для будущей диссертации и стал искать необходимый материал. Путь от замысла до воплощения занял десять лет! Он решил заняться выявлением закономерностей строения и расположения сети разломов, пронизывающих область развития вулканизма, и изучением связи между вулканической деятельностью и разрывной тектоникой.
Для диссертации нужны были соответствующие разломы земной коры, а они, как назло, никак не появлялись. И вдруг! «Продвигаясь вверх по водоразделу к истокам ручья Илья-Урек, я обнаружил на склоне долины редкостную форму рельефа — невысокую, но четко выраженную гривку. И тут же ощутил словно удар молнии. Передо мной был обнаженный разлом, вынырнувший из-под крупно-глыбового развала неизмененных базальтов. Понял, что диссертацию я все-таки напишу!» — вспоминал Юрий Сергеевич.
Верховья ручья Илья-Урек
Ю. С. Орлов в геологическом маршруте на привале
В 1982 г. прошла успешная защита его диссертации на тему: «Разрывная тектоника и палеовулканизм центральной части туфового поля Тунгусской синеклизы».
Работа в Эвенкии продолжалась. Вот что вспоминает об одном из полевых сезонов сотрудница партии № 13, геолог Галина Алексеевна Сапунова: «Мы в составе отряда из трех человек: Ю. В. Сапунов — начальник отряда, Ю. С. Орлов — старший геолог и я, — вели прогнозные работы на исландский шпат в туфовом поле Тунгусской синеклизы, продвигаясь на вездеходе вдоль правых притоков Нижней Тунгуски, начиная с вершины речки Ейки. Сапунов и Орлов срубили плот и поплыли вниз по Ейке до устья Мункамбы, а я с рабочим ушла на базу партии за продуктами и бензином для вездехода.
Сплав прошел благополучно, встретились мы в назначенное время, перебазировались на стационарный лагерь в среднем течении Мункамбы. Поставили здесь палатки, установили рацию, устроили баню под руководством Юрия Сергеевича — большого любителя бани.
Отдохнув два дня, двинулись на вездеходе в путь вдоль Мункамбы. По дороге вспугнули стадо “щипаных”, то есть линных гусей, которые разбежались от нас в разные стороны. Неожиданно Юрий Сергеевич схватил сигнальную палку, остановил вездеход, ловко спрыгнул с него на берег, нарвал охапку ирисов, в изобилии растущих вдоль берега, и галантно преподнес мне — единственной женщине отряда. Это было трогательно и красиво. После этого мы продолжили маршрут в возвышенном состоянии духа, чувствуя себя намного благороднее и счастливее.
...Долина реки Гаингны представляла собой старую гарь, выбеленные без коры деревья производили жуткое впечатление. Работа была тяжелая, но очень интересная. Ведь геологическая карта выстраивается постепенно, становясь цельной и красивой.
...В этот полевой сезон Юрий Сергеевич взял с собой щенка русской гончей по имени Ейка.
Условия тайги с ее гнусом для гладкошерстной собачки были неестественны и болезненны. Весь отряд, как мог, оберегал щенка. Однажды, когда мы были в маршруте, началась страшная гроза, сильные порывы ветра валили деревья, сыпался крупный град. Мы успели выбежать на открытое пространство, чтобы спастись от падающих деревьев и ударов молнии. Когда разгул стихии поутих, мы поспешили к лагерю, волнуясь за тех, кто оставался там. Лагерь представлял собой печальное зрелище — многие деревья повалены, палатки изодраны в клочья. На палатку Юрия Сергеевича упало дерево. Он был в ужасе — перед уходом в маршрут он оставил Ейку в палатке, застегнув ее на все застежки. Все кинулись разбирать завалы деревьев, и тут из-под кучи сучьев выползает маленькое счастливое, радостное существо — и сразу к хозяину. Ейка!
Слава Богу, все живы, все закончилось благополучно.
...Наша работа по обследованию вулканоструктур продолжалась. В лагерь в низовьях Гаингны прилетел вертолет, привез продукты, бензин и перекинул Ю. С. Сапунова с рабочим в район реки Чалбангды для заверки одной из древнейших вулканоструктур района. Мы остались вдвоем с Юрием Сергеевичем. Наш путь лежал в долину реки Кудеряпки.
Переходы через сплошную тайгу сложны и опасны, но все-таки мы проломились в боковой распадок Кудеряпки, поросший ерником. Спугнули стайку тетеревов. Была середина августа. Ерник весь горел красным цветом и в лучах заходящего солнца мы увидели крупных черных птиц на фоне красного распадка. У Юрия Сергеевича всегда было наготове ружье. Он выстрелил вслед улетающим птицам. Выстрел был точным. У нас образовался вкусный ужин после тяжелого перехода через перевал. Мы устали, были вымотаны до предела, но до сих пор передо мной стоит незабываемая картина — красный распадок, вездеход, стоящий по крышу в ернике, летящие черные птицы, человек с белой бородой в полевой одежде и с ружьем...»
При многолетнем пребывании один на один с природой и при взаимном уважении человек сливается с нею, чувствует себя вполне счастливым. Но если рядом хороший напарник, то еще острее ощущаешь роскошь человеческого общения, жизнь становится «сладкой и приятной». Такими и остались в моей памяти долгие годы и отдельные короткие мгновения общения с Юрием Сергеевичем.
Помню, в восемьдесят втором году Орлов вел груженую «под завязку» деревянную лодку-тяжеловозку вверх по Северной Чуне. Войдя в крайне опасную косую шиверу, дал слабину, и лодку «шибануло». Когда зигзагообразная струя отшвырнула нас назад и, залив поклажу, выкинула лодку на мель, я сорвался:
— Надо было давать на изгибе полный форсаж!
Сергеевич помолчал, а потом тихо, как на исповеди, изрек:
— Не теряй лица...
Сразу я увидел себя как бы со стороны, и все существо мое пронзила стрела жгучего стыда. Этот «взгляд в себя» остался со мной на всю жизнь.
В конце одного из сезонов мы вышли утром в последний маршрут. Поднявшись на перевал, увидели глухаря, прикормившегося в зарослях толокнянки. Пока мы сдергивали с плеч ружья, глухарь бесшумно и плавно взлетел. Скорее от досады, чем с надеждой, мы выстрелили. Орлов — первым, я — сразу за ним, расстроившись, что опоздал, как всегда. Глухарь упал.
— С удачей! — поздравил меня Юрий Сергеевич.
— Но это же не мое попадание!
— Твое. У меня был промах, — твердо сказал Юрий Сергеевич.
Долгие годы я сомневался: не слукавил ли он тогда. И пришел к неизбежному выводу: «Да, слукавил. Но это была лукавинка из понятия “святая ложь”».
«Работа геолога мне очень нравилась, — писал о себе Юрий Сергеевич, — и вообще нравилась жизнь в тайге, когда непосредственные полевые исследования возможно совмещать с охотой, рыбалкой, сбором грибов и ягод».
Орлов неизменно обогащал ассортимент стола для коллектива своего отряда или партии. У него всегда были наготове две сети — сороковка и пятидесятка для добычи довольно крупной рыбы. Во вьючном ящике на случай нахождения близ речных стариц, в которых водились огромные караси, хранилась семидесятка. Такой карась был необыкновенно вкусным, поскольку обитал в кристально чистой воде излучин старого русла, регулярно промываемых полыми водами. Здоровенных рыбин, занимающих целую большую сковородку, обычно называют «хохмачами», поскольку они имеют обыкновение «подшучивать» над теми, кто их готовит.
Выпотрошив и обваляв «юмориста» в подсоленной муке, кулинар кладет его на раскаленную сковородку и тут же получает резкий шок — карась делает коронный прыжок из сковороды прямо на вытоптанную землю или, в лучшем случае, — на чистый пол.
Личным оружием Юрия Сергеевича были: ижевская двустволка двенадцатого калибра — главным образом, на водоплавающую дичь и «малопулька» — ТОЗ-16 для «коронной» у геологов осенней «галечной» охоты на глухарей. Почти все друзья и коллеги избегали традиционной охоты на токах, в глубине души считая ее нарушением святого процесса воспроизведения жизни, правда, никогда этого не афишировали.
С ранней зари глухари слетались на галечные косы и острова, безошибочно выбирая кварцевые песчинки из разнопородной мешанины речных отложений, пополняя их запасы в зобу. Закончив процесс, они рассаживались на ветвях прибрежных гигантских лиственниц, пустивших глубокие корни в прогреваемые солнцем береговые отложения, богатые минеральными удобрениями. Петухи заметно отличаются от копалух более ярким нарядом и размерами, поэтому мы соблюдали незыблемое правило — копалух не трогать, ведь каждая из них принесет до семи глухарят, а для нас это очень важно — Эвенкия стала для всех «экспедишников» землей родной.
Все это — настоящая геологическая жизнь. На попытки некоторых туристов представить работу геологов в романтическом, «пасторальном» свете, интеллигент Орлов, как обычно спокойно, с придыханием, «приземлял» их пилюлей: «Л-люблю геологическую жизнь — наж-ж-ж-решься и спишь!»
Обычная работа геологов — куча барахла, которую надо навьючить на оленей и двигаться дальше
Но все же по-настоящему близким, засевшим в сердце и генах видом охоты оставалась для Юрия Сергеевича классическая, традиционная, с русскими гончими. С ними связана вся его жизнь.
На смену отжившим свой век собакам рождались новые. И всегда, если случался у Юрия Сергеевича отпуск, он устремлялся в «отъезжие поля с охотою своей». Если доводилось подстрелить зайца, охотник устраивал по этому поводу большой праздник, собирая за длинным столом в московской квартире множество друзей. Стол ломился от яств, а на середине стола возвышался искусно приготовленный, украшенный зеленью заяц.
Охоты на зайца, глухаря, белых куропаток, полевую дичь, на тяге вальдшнепов были самыми любимыми. Любил Юрий Сергеевич и зверовую охоту и, будучи членом секции охотоведения Московского дома ученых, выезжал с коллективом этой секции несколько раз на лосей и кабанов.
Перед уходом на пенсию, зная, что без леса и охоты он жить не сможет, Юрий Сергеевич купил домик в Ярославской области между Ярославлем и Рыбинском — в деревне Елизарово. Стал жить там почти постоянно с гончими собаками, завел гусей, овец, посадил яблоневый сад. И, конечно, не пропускал вальдшнепиной тяги или возможности погонять зайчишек по первой пороше. Навещали его и охотники, например, судья всесоюзной категории по сеттерам Аркадий Иванович Числов. Он натаскивал там молодых легавых. Володя Китайгородский приезжал с пойнтером, брат Вадим (тоже геолог и охотник) — с гончими. С братом его связывало многое — одна профессия, любовь к природе и охоте. Каждый держал русскую гончую, а периодами у них бывал общий смычок гончих — Фагот и Веста. Вадим был еще и судьей по русским гончим. Вместе они ездили на охоту к Борису Тимофеевичу Романову, к известному таксидермисту Андрею Михайловичу Вигилеву, всего не перечесть.
Вернувшись в Москву, уже тяжело больным, Юрий Сергеевич все-таки не оставался бездеятельным — регулярно посещал заседания секции охотоведения в Доме ученых, вступил в клуб «Любителей вальдшнепа и бекаса», вел там посильную работу. И начал активно писать. Несколько его рассказов под общим названием «Из записок геолога», а также большой очерк о Ф. Ф. Матюшкине опубликованы в «Охотничьих просторах». Вообще он задумал написать целое исследование о трех адмиралах — Ф. П. Врангеле, Ф. П. Литке и Ф. Ф. Матюшкине. Личность Федора Федоровича Матюшкина оказалась настолько привлекательной, настолько соответствовала характеру самого Юрия Сергеевича, что он написал о нем отдельный очерк, причем стоил он ему огромного душевного напряжения. Он буквально страдал от несправедливого отношения к Матюшкину и его памяти.
В свое время С. Обручев уведомил географическую общественность, что им и И. Черским впервые выделено и описано нагорье «Черского», чем нарушил основное правило исследователей — до начала работ изучить материалы предшественников. А если бы потрудился изучить, то узнал бы, что до него (на 111 лет раньше) там побывал и оставил интересные дневниковые записи и отчеты Федор Матюшкин (почетный член Русского географического общества, по заданию которого и были проведены путешествия к Северным берегам Сибири). Ю. С. Орлов исправил эту ошибку, но кто, кроме читателей «Охотничьих просторов», это узнает?
Очерк о Федоре Матюшкине пошел в печать буквально в день смерти его автора — Юрий Сергеевич скончался 15 октября 2010 года.
Его верный друг и помощник, жена Эльвира Михайловна, была с ним до последних минут его жизни и выполнила его просьбу — похоронить в церковной ограде в селе Вешки Владимирской области рядом с могилой его прадеда — священника Владимира Кузьмича Орлова.
Подводя итоги своей жизни, Ю. С. Орлов со свойственной ему скромностью отмечал: «И все же я оставил свой след в деле изучения трапповой области Сибири. Видел плато Путорана — страну удлиненных озер с крутыми берегами, напоминающими фьорды Норвегии, где обитают чудом сохранившиеся чубуки — снежные бараны. Видел Байкал и Верхоянский хребет. В Казахстане купался в озере Балхаш и наблюдал стада сайгаков не меньше, чем в тысячу голов. Однажды одним выстрелом добыл сразу двух. Ходил в маршруты по белогорьям Восточных Саян. Ловил огромных тайменей и с радостью вспоминаю пролет гусей вдоль Оби...».
И, добавим, оставил по себе самую светлую память у тех, кому посчастливилось с ним общаться. А кроме того, у него осталось двое детей и двое внуков. Сын Сергей, естественно, тоже стал геологом.
Не всем выпадает счастье делать великие открытия. Кто-то, как Генри Мортон Стэнли, открывает для человечества истоки Конго и верховья Нила, а кто — для себя — истоки речки Серебрянки и Хамстедских прудов. Но в том и другом случае человек расширяет границы познания.
Излазили пешком Сибирь и пол-России,
Разведав в судный день последний полигон,
И, чтоб не пропустить свидания с Мессией,
Мы молча поднялись на гору Фаррингтон !
Март, 2011 г.
