Томечек Яромир
Закончился сезон охоты, и теперь легавый пес Принц отдыхал. Он лежал в конуре, высунув голову наружу, и ни о чем не заботился. Подремлет немного и уснет, проснется, поест и снова задремлет. Так он блаженствовал до середины января. Однако в конце месяца почувствовал, что такое безделье ему изрядно надоело — ведь он был создан для труда, а не для лентяйничанья.
Принц выползал из конуры и усаживался посреди двора, с досадой поглядывая на глуповатых куриц. Или от скуки начинал бегать вокруг заросшего забора. Остановится под сухими ветками сирени, понюхает и с деловым видом поползет под ними, как будто там, в глубине, скрывается что-то очень важное. Но, кроме старого кузова от телеги, там ничего не было. Принц, разумеется, это прекрасно знал, ведь он обследовал кусты не меньше тысячи раз. И все же продолжал лазить туда, играя в разведку. Да, он чувствовал себя при этом настоящим разведчиком, так же, как горожанин, попав в парк, считает, что он почти в дремучем лесу.
Но сколько ни работало воображение пса, ни заяц, ни куропатка, не появлялись во дворе. Ах, с каким удовольствием сейчас Принц побежал бы по полю рядом со своим хозяином и пошарил по рощам, выгоняя дичь! Но хозяин бесповоротно решил провести эти месяцы дома.
Февраль и март превратились в сплошную скуку. В апреле это уже невозможно было выдержать. А в мае началась такая тоска, словно двор стал тюрьмой.
Однажды солнечным днем Принц сидел перед раскрытыми воротами и с завистью смотрел на веселый пестрый весенний мир. Ласточки, просвистев над его головой, исчезали в голубом просторе. Даже скворцы и домашние голуби могли отправляться, куда им хотелось, только ему, Принцу, нельзя.
Нельзя? А собственно почему, если это можно другим? Ведь ворота открыты. В эту минуту пес забыл, что хозяин запрещал ему выходить за ворота, даже если они открыты.
Принц осторожно миновал ворота и вышел на гумно. Оглянулся. Какой-то внутренний голос слабо протестовал: «Ты ведь порядочный пес, а не какой-нибудь бездомный бродяга. Вернись назад!» Минутку он колебался, нерешительно переступая с ноги на ногу, и, вдруг, решившись, пустился через сад вниз, к лугам.
Сначала он бежал рысью с виновато опущенной головой, как конь, потерявший подкову. Он словно оправдывался взглядом перед каждым деревом, перед каждым камнем: «Это я, хороший пес, Принц, я ничего не сделал, я только ненадолго выбежал!» Но, чем ближе становились луга, тем выше поднимался его нос и, наконец, Принц вовсе забыл и о дворе, и о хозяине.
В лугах протекал ручей, и болотистые берега его были покрыты пучками осоки. Люди вырыли здесь канавы для стока воды, отвоевывая у болота землю, но не всюду эта борьба оказалась успешной — болото сопротивлялось.
Принц, разумеется, не разделял мнения людей и чувствовал себя на болоте прекрасно. Тут были и водяные крысы, разоряющие норы старательных мышей, и горластое семейство лягушек, и топающие по кочкам кулики, и хохлатые чибисы, вечно ссорящиеся и кричащие на всех. Чибисы страшно сварливы. У них крикливый голос, капризный полет и вызывающее оперение: темные концы острых крыльев и белые животики. Природа наделила чибисов голосом наполовину галки, наполовину сойки.
Увидев легавую, они противно закричали: «Принц! Принц!» Рядом с хозяином Принц не обратил бы внимания на эту пустую болтовню, но теперь он вовсе не желал терпеть насмешки. Подождите, я вам покажу! Пес разбежался и прыгнул прямо в трясину. Чибисы оказались совсем рядом, и только когда он подпрыгнул, чтобы схватить одного из них, они немного отлетели к середине болота. «Принц! Принц!» Рассердясь, он ринулся за ними: на болото, на болото!
Это была горестная погоня. Разумеется не для чибисов, а для пса! Ноги с неустойчивых кочек то и дело сползали в трясину. Только вытащишь передние лапы, как завязнут задние, только чуть выкарабкаешься — провалятся передние, а задняя часть повиснет в воздухе.
С его шерсти уже текла вода, но он упорно шлепал по грязи дальше, убежденный, что хоть одну из этих дерзких птиц он все-таки поймает. А чибисы, очевидно, решили поиздеваться над ним. Злорадно поблескивая сине-черными глазками, они скакали по кочкам, насмешливо кивали длинными хохолками и кружились у самого носа. Да, это была настоящая комедия!
Наконец уже в сумерках, он капитулировал. Измученный, мокрый, похожий на пугало, выполз на сухое место и, прихрамывая, побрел к дому. Его породистые уши жалко свисали, как увядшие лопухи. Настроение было самое подавленное. А безжалостные чибисы продолжали издеваться над ним и, как шайка хулиганов, кричали ему вслед: «Принц! Принц! Принц!» Он убегал от них, насколько позволяли охромевшие ноги, но избавился от погони только у самого гумна.
Теперь, оказавшись у себя во дворе, он почувствовал всю тяжесть своего проступка. «Что ты наделал!» — кричала ему каждая травинка. А он опускал глаза и не мог даже оправдываться. Ему хотелось сказать, что он, Принц, в сущности хороший пес, он не сделал ничего дурного, просто немножко прогулялся. Но он уже предчувствовал, что больше ему не будут доверять, и цепь, на которую его теперь посадят, уже начинала позванивать в его ушах.
Перевели с чешского Л. Мостовая и В. Потемкина
