портал охотничьего, спортивного и экстерьерного собаководства

Олег Алексеевич Егоров

«Да чтоб не было Царских Стрелков удалей»Граф А.К.Толстой.Из заздравной песни Императорских Стрелков

В истории русской охотничьей литературы трудно назвать издание, которое имело бы большую известность, чем четыре тома «Великокняжеской, Царской и Императорской охоты на Руси» Н.И.Кутепова[1].

Помнится, лет 20—25 назад, когда я еще только-только начинал делать свои первые шаги на поприще собирания старой охотничьей литературы, не помышляя даже о том, что когда-нибудь я и сам буду писать о ней и тем более о кутеповском четырехтомнике; все питерские «воротчики»[2] как только узнавали о том, что я собираю «охоту», в первую очередь интересовались: имею ли я, или же видел ли я Кутепова? Воистину, о том, что представляют собой эти четыре роскошных тома, знали все питерские библиофилы и книжные спекулянты. Слава эта, надо сказать, была вполне заслуженной. И если в этой неохотничьей среде Кутепов пользовался такой громадной популярностью, то что было говорить об охотниках-библиофилах, для которых старая охотничья литература была хлебом насущным. В этой среде кутеповский четырехтомник просто был культовым. Не скрою, и я, начинающий библиофил, не только еще не державший в руках вообще каких бы то ни было редких и роскошных книг, но и слыхом о них еще ничего не слыхивавший, пришел буквально в дикий восторг, когда впервые взял в руки первый том «Царской охоты». Такой роскоши и богатства издания я до этого не видывал.

Сейчас, оглядываясь назад на те неистовые годы безудержного книжного собирательства, с улыбкой вспоминаешь свою юношескую наивность и восторженность. Что ж, каждый период жизни имеет свои прелести. И теперь, в зрелые годы, с легкой грустью понимаешь, что того глубокого юношеского энтузиазма, заполнявшего всю душу без остатка, уже не изведаешь больше никогда. Зато теперь, несколько поостыв к собиранию старой литературы, повидав и узнав за эти годы много интересного о книгах, пройдя путь от простого любителя до профессионального исследователя, лучше и яснее понимаешь значение охотничьей литературы вообще в истории русской охотничьей культуры и отдельного конкретного издания в истории самой этой литературы.

Бесспорно, кутеповскому четырехтомнику принадлежит здесь одно из центральных мест. По богатству заключенного в этих томах исторического материала и роскоши самого издания «Царская охота» не знает себе равных в русской охотничьей литературе. И как вообще непосредственно сама живая царская охота явилась высшим проявлением и выражением народной охотничьей культуры, так и книга, ей посвященная, стала одной из вершин русской охотничьей литературы, по праву получив титул ее «памятника».

Однако, несмотря на столь высокую оценку кутеповского четырехтомника, на постоянное упоминание о нем почти во всех обзорах истории русской охотничьей литературы, а также на ряд очерков непосредственно ему посвященных[3], мы нигде не только не найдем практически никаких сведений об авторе этого памятника, но и о самом этом четырехтомнике остаемся в полном неведении, кроме ничего не значащих восторженных придыханий о его роскошном «сафьяновом» переплете с серебряными наугольниками, дорогой бумаге и высококачественных рисунках и литографиях.

Так что же представляет собой этот памятник русской охотничьей культуры, почему он стал поистине культовой книгой в среде охотников-библиофилов, и кем был в действительности его автор — генерал Кутепов?

Но прежде чем приступить к рассказу об этом, необходимо сказать несколько слов о том, кому посвящен труд Кутепова и почему последний посвятил его именно ему.

Каждый том «Царской охоты» открывается следующими словами:

«БЛАЖЕННОЙ И ВЕЧНОЙ ПАМЯТИ ВЕЛИКОГО ГОСУДАРЯ АЛЕКСАНДРА III благоговейно посвящается сей труд, ПО ЕГО ЦАРСТВЕННОМУ ЖЕЛАНИЮ НАЧАТЫЙ, ПО ЕГО МЫСЛИ ИСПОЛНЕННЫЙ»

То, что имя Императора Александра III оказалось связанным с этим трудом, явление далеко не случайное. И оно не объясняется только тем, что Императорская Придворная охота располагалась рядом с любимой резиденцией Александра Александровича — Гатчинским дворцом, и что прогуливаясь однажды, в мае 1891 г., по территории Егерской Слободы Государю вдруг захотелось узнать об истории Царской охоты на Руси. Эта прогулка по Егерской Слободе была лишь внешним толчком для мысли Императора, отразившей общую глубинную суть его натуры — любовь к истории своего Отечества.

Император Александр III отнюдь не был тем невежественным и необразованным человеком, каким так любили изображать его советские историки, выполнявшие заказ партии по очернению человека, в чье царствование был казнен брат В.И.Ульянова. И хотя Александр Александрович во многом не дотягивал до своего великого отца, тем не менее он обладал всеми качествами выдающегося государственного деятеля: твердостью в Вере, несокрушимой волей и здравым смыслом. Но было еще одно качество, которое резко отличало его и от отца, и от сына. Александр III был настоящим патриотом России в самом высоком значении этого слова. Никакие личные, клановые[4], тем более классовые, интересы не оказывали влияния на неуклонно проводимую им внешнюю и внутреннюю политику, определявшуюся только национальными интересами России. Будучи русофилом с головы до пят, Александр III не был националистом. В его лице впервые за более чем двухсотлетний период, начавшийся с Петра I, Династия, наконец-то, развернулась лицом к собственному народу. Александр III, без всякого преувеличения, был народным монархом.

С ранней юности увлекшийся историей родного Отечества, будущий Император, не только блестяще знал ее, но и оказывал всемерную поддержку в ее изучении. Он явился инициатором создания в 1866 г. Русского Исторического Общества и стал его первым Почетным председателем. По его же инициативе началась подготовка к изданию Русского Биографического словаря. Он поддерживал все, что так или иначе способствовало подъему и пропаганде русской литературы. Именно в его царствование складывается, так называемый, русский стиль и начинается расцвет национальной культуры. Имея здравый взгляд на российскую действительность и трезво оценивая собственный народ, не обоготворяя и не принижая его, Государь понимал, что процветание страны зависит от благосостояния каждого отдельного ее гражданина и от уровня его культуры. Вот на решение этих двух задач и была направлена вся энергия Государя. Этот неуклонный подъем в его царствование благосостояния народа и повышение престижности образования способствовали и подъему национальной культуры и национального самосознания. В начале ХХ века Россия уверенно выходила на первые места в мире во всех областях народной жизни, по темпам своего развития далеко оставляя позади себя Североамериканские Соединенные Штаты.

На этом фоне общего подъема национальной культуры в последней четверти ХIХ века вполне закономерно было появление и труда по истории Царской охоты на Руси. Поэтому посвящение Кутеповым своего труда памяти Александра III являлось не просто данью человеку, по чьей мысли состоялся этот труд, но имело и глубоко символическое значение, т.к. именно в фигуре этого Императора наиболее полно и ярко выразился русский народный дух, одной из форм проявления которого, по сути своей, и является охотничья страсть.

Николай Иванович Кутепов родился 1 января 1851 г.[5] и происходил из дворян Владимирской губернии[6]. Получив, как тогда говорили, домашнее образование, в 1867 г. он поступил в 3-е военное Александровское училище в Москве, которое и закончил в 1869 г. по I разряду. По окончании училища произведен в прапорщики и выпущен в Лейб-гвардии Стрелковый Императорской Фамилии батальон. Для того, чтобы понять дальнейшие пертурбации карьеры Кутепова, необходимо коротко рассказать о том, что представлял из себя этот батальон.

Не говоря уж обо всей Царской армии, а беря для сравнения лишь блестящую Императорскую Гвардию, отличавшуюся исключительным своеобразием и богатством традиций каждого своего соединения, можно сказать, что даже на фоне последней Стрелки Императорской Фамилии резко отличались во всем: начиная от своего обмундирования и кончая источником финансирования. Однако же есть в истории этой части еще и те несколько страниц, которые особенно любезны сердцу русского охотника и наполняют его законной гордостью, т. к. напрямую связаны с историей русской охоты. Ниже я обязательно заострю на них внимание читателей.

В октябре 1854 г., когда горькая для русских Крымская война близилась к финалу и поражение России было уже очевидно, Государь Николай Павлович объявил Министру Уделов[7]  о том, что Царская семья желает выставить от себя рать на защиту Отечества. 25 октября 1854 г. было распубликовано «Положение о сформировании Стрелкового Императорской Фамилии полка», в котором для нас любопытны следующие параграфы:

Необходимо добавить, что полк формировался на добровольной основе и только на период военных действий. По окончании войны он должен был быть распущен по домам. Деньги, необходимые для сформирования и содержания полка, должны были быть отпущены из удельных сумм, а Министр Уделов Граф В.А.Перовский Высочайше назначен Заведующим полком[8].

Историк Е.Богданович[9] сообщил еще один любопытный факт в истории создания этого полка. Мысль о создании подобной Царской рати пришла также в голову графу Алексею Константиновичу Толстому, с которой он и пришел к своему дяде — Министру Уделов. Но последний сообщил племяннику, что его в этом уже опередил Государь и показал Высочайший Рескрипт о сформировании Стрелкового полка. Этот трогательный апокриф почему-то всегда заставляет меня думать, что скорее всего, мысль о создании Царской рати вообще впервые пришла в голову именно Алексея Константиновича и уже потом, через его дядю, дошла до Государя, от которого затем и последовал Высочайший Рескрипт. За это, как мне кажется, говорит охотничий уклон в «Положении о сформировании полка». Как известно, выдающийся русский поэт Алексей Константинович Толстой с младых лет и до самой своей кончины был страстным охотником и мысль о сформировании Стрелкового полка на основе промысловых охотников была для него более естественной, чем для неохотника в душе Николая Павловича. Но так как такой ход был бы не совсем корректен по отношению к Монарху, то, видимо, тогда же графом Перовским и была запущена эта история образования части. При этом оказался не забыт и истинный виновник, тактично отведенный дядей на второй план. Так ли это было на самом деле, судить не берусь. Но то, что в деле образования одной из самых элитных частей Императорской Гвардии участвовали охотники, не может не вызывать законной гордости.

Однако Государю Николаю Павловичу не довелось увидеть своих стрелков. Формирование полка закончилось в июне 1855 г. уже после его смерти, последовавшей 18 февраля. Поэтому первый Высочайший смотр полку делал 1 июля 1855 г. уже новый Государь — Александр II.

Императорские Стрелки получили практичную и удобную форму, не просто непохожую на формы всей остальной Русской армии, но и резко отличную от них. Даже и тогда, когда взошел на престол Александр III, введший в армии более единообразную и практичную форму, так называемого, русского стиля, и тогда Императорские Стрелки сохранили все особенности своей формы, отличавшей их от других частей армии. Насколько красива была форма Императорских Стрелков, можно видеть на известном фотопортрете Графа Алексея Константиновича Толстого, снятого в форме подполковника этой части. Для нас же интересно отметить еще один факт. В 1865 г. Государь повелел шить форму для двух Личных Егерей соответственно Императора и Цесаревича по образцу формы Л.-Гв. Стрелкового Императорской Фамилии батальона[10]. Это было связано с тем, что Личные Егеря, хотя и имели постоянные квартиры в Егерской Слободе, большую часть времени жили во дворцах, где основной обязанностью их был уход за личными охотничьими собаками Государя и Цесаревича. Эти егеря даже получили особое название — Комнатные (Камер-) Егеря. Во дворце они носили штатс-ливрею как у лакеев, но не с красными, а зелеными воротниками и обшлагами. Под ливреей носилась перевязь с золоченым прибором и кортиком, а поверх нее серебряный рог[11]. Видимо желая выделить Егерей из толпы дворцовых лакеев и охраны, но при этом не считая необходимым создания особой формы всего для двух человек, а ношение последними чисто функциональной и не отличающейся особенной красотой формы самой Придворной охоты не совсем подходящей к их званию и дворцовой обстановке, Государь нашел простое и изящное решение. Форма Императорских Стрелков была не только красива, но и по своему происхождению имела непосредственное отношение к одежде северных крестьян-охотников. Эту особенность своей формы Личные Егеря сохранили и при последующих Государях.

Особую элитность полку придало не только то, что Августейшим Шефом полка и его I батальона стал сам Государь, но и то, что и все остальные батальоны полка получили своих Августейших Шефов в лице братьев Александра II — Константина, Николая и Михаила; а также то, что в списки полка были зачислены и вообще все мужчины Императорской Фамилии, включая и герцогов Лейхтенбергских (Романовских). Ни до, ни после этого никогда ни одна часть русской армии не имела ничего подобного. Естественно, что от желающих служить офицерами в таком полку не было отбою.

Подбор офицеров был возложен на Заведующего полком графа Перовского. Должность Младшего штаб-офицера полка[12] и чин подполковника получил такой сугубо гражданский человек, как племянник графа — Алексей Константинович Толстой. Не без протекции последнего поступил в полк еще ряд гражданских лиц, родственников и друзей графа Толстого, например, В.М.Жемчужников, двоюродный брат Алексея Константиновича и более известный, как один из литературных отцов бессмертного Козьмы Пруткова. Я же особо отмечу еще двух офицеров, оставивших след в истории русской охоты. Один из них, Александр Николаевич Ратаев, после увольнения из полка с 1856 по 1877 г. был Управляющим Императорскими Охотами. Именно его упоминает в своих «Заметках старого провинциального охотника»[13] П.М.Мачеварианов. Фамильная Ратаевская псовая охота была одна из самых известных в Ярославской губернии. А знаменитая Императорская стая гончих несла в себе крови и ратаевских собак. Вторым был Григорий Александрович Чертков, который с 1880 г. был Егермейстером Двора Его Величества и одно время, правда очень недолгое, Начальником Императорской охоты.

Алексеем Константиновичем Толстым для Офицерской артели (собрания) полка был сочинен текст заздравной песни «Чарочка». Влюбленный в варяжский период Древней Руси, автор одного из самых поэтичнейших русских исторических романов — «Князь Серебряный», охотник и романтик, Алексей Константинович сумел вложить в слова этой песни всю силу души русского патриота. Ах, «чарочка серебряная», да «на золотом блюде ставленая» — разве могла, говоря высоким стилем, такая песня, да не уйти в народ... И ушла, прочно войдя в репертуар русских охотников. И ведь как быстро ушла! Ее напевает Хлюстиков в «Записках мелкотравчатого» Егора Дриянского.

Однако полк, хотя и успел отправиться на театр войны, в боевых действиях участие принять не успел, простояв до подписания мира под Одессой. По положению о сформировании полка после войны он должен был быть распущен. Но Государю, видимо, было жалко выключать из Армии столь своеобразную часть и он продлил ее существование, назначив участвовать в акте Священного Коронования в августе 1856 г. в Москве, а вслед за этим, «желая увековечить память о блестящем полке», Высочайше было повелено сформировать на его основе особый Л.-Гв. Стрелковый Императорской Фамилии батальон с правами Молодой Гвардии. Батальон сохранил все особенности своего формирования, финансирования и т.п., которые имел полк. По-прежнему в его списках числились все мужчины Императорской Фамилии.

Особенностью, быстро ставшей традицией не только императорских, но и вообще всех гвардейских стрелков, была сверхотличная стрельба. Гвардейские Стрелковые батальоны, как правило, стреляли «вне разрядов», т.е. на оценку выше «отлично». Для нижних чинов отличная стрельба была и хорошим стимулом, т.к. ввиду громадного числа призов, начиная от Императорских и Великокняжеских и заканчивая назначенными офицерами батальона, удачливому стрелку можно было на батальонных, бригадных и общеармейских стрельбах выстрелять себе сумму, равную 2—3-годовому солдатскому жалованью. И примеры этому были нередки.

Эта высочайшая стрелковая подготовка была подтверждена Императорскими Стрелками на полях сражений Балканской кампании. С приказом: «Стрелять только, когда можешь попасть», Стрелки в атакующих цепях брали турецкие укрепления с потерями нередко в 10 раз меньшими, чем обороняющиеся! За эту кампанию Л.-Гв. Стрелковый Императорской Фамилии батальон получил Георгиевское знамя и права Старой Гвардии.

Служба в Гвардейской части, а тем более в Императорских Стрелках, была, конечно, весьма престижной и, главное, давала возможность сделать быструю и успешную военную карьеру. Но вместе с тем эта служба, протекавшая на виду Высочайшей Фамилии, была очень трудной и ответственной. Поведение офицера не только в строю, но и вне, должно было быть безукоризненным, на его репутации не могло быть ни малейшего пятнышка. Его одежда и строевая выправка должны были быть безупречны. Государь Александр Николаевич, как и его отец, терпеть не мог неряшливо и грязно одетого офицера, да еще с плохой строевой выправкой. И хотя Александр Николаевич во многом был мягче быстро приходившего в бешенство от вида растяпы-офицера Николая Павловича, но крест на успешной карьере такого офицера был бы поставлен жирный. А память на лица и фамилии что у Николая I, что у Александра II была исключительной.

Статный, подтянутый, ловкий Николай Кутепов был отличным офицером, одним из лучших в Гвардии. К тому же, он был отменным стрелком и отличным фехтовальщиком, неоднократно на общеофицерских состязаниях по стрельбе и фехтованию в Высочайшем присутствии брал первые и вторые призы. Успешно продвигалась и служебная карьера Николая Ивановича, зарекомендовавшего себя ответственным и исполнительным офицером с отличными организационно-хозяйственными способностями. На два года (1872—74) он был прикомандирован в состав Учебного пехотного батальона, в котором занимался обучением молодых офицеров и солдат стрельбе, фехтованию, гимнастике. Вернувшись из командировки в свой батальон, Кутепов получил назначение Заведующим батальонной учебной командой. И хотя чин подпоручика Кутепов получил лишь после шести лет службы, в 1875 г., но уже менее чем через год «за отличие по службе», в 1976 г., произведен в поручики. Способности молодого офицера не оказались незамеченными.

Когда началась Балканская кампания, на первом этапе которой Императорская Гвардия не принимала участие, то многие Гвардейские офицеры подали рапорты о переводе в Армию с тем, чтобы принять участие в боевых действиях. Однако зарекомендовавшему себя отличными организационно-хозяйственными способностями Кутепову было определено другое поле действия. В июне 1877 г. он был командирован в распоряжение Заведующего Гражданскими делами при Главнокомандующем Дунайской армии. В освобожденной Болгарии с уходом турецкой администрации образовывался вакуум власти. Поэтому на первых порах введение Гражданского Управления в Болгарии взяла на себя Русская армия, помогая болгарам заново воссоздавать всю полноту административной власти на местах. Почти два года Кутепов трудился на различных должностях, отлаживая их работу и затем сдавая их новым избранным болгарским чинам. За «отлично усердную и ревностную службу и особые труды» по введению Гражданского управления в Болгарии Кутепов получил кроме очередного чина штабс-капитана еще шесть наград: Ордена — Святого Станислава III степени; Святой Анны III степени с мечами (боевая награда); Святого Равноапостольного Князя Владимира IV степени; Серебряную медаль в память войны 1877—78 гг., установленную для защитников Шипки; и два почетных знака: за введение Гражданского управления в Болгарии и Общества Красного Креста.

Вернувшись из Болгарии в октябре 1879 г. в свой батальон, Кутепов был назначен командиром 4 роты Его Высочества, шефом которой был Великий Князь Михаил Николаевич. А в апреле 1881 г., уже в царствование Александра III, особенно благоволившего к этому отличному офицеру, принял I роту Его Величества, шефом которой, естественно, был сам Государь. Перед Николаем Ивановичем открывалась возможность успешной карьеры. Отличный офицер, замеченный самим Государем. Еще один шаг и можно дотянуться до флигель-адъютантских погон, а далее открыты все возможности. Однако в мае 1885 г. Кутепов подал прошение об увольнении от службы. Увольнение, по всей видимости, было вынужденным.

Служба в Гвардии требовала от офицера расходов зачастую значительно превышавших его годовое жалованье. Без других источников дохода тянуть службу, конечно, можно было, и кое-кто и умудрялся это делать; но все же Кутепов занимал должность, которая неизбежно требовала значительных расходов. А за ним самим и за его женой не было никаких движимых и недвижимых имуществ, да еще четверо детей. Была, конечно, возможность продолжить военную карьеру — перейти в Армию. Но это не могло не означать не только ее замедление, но и службу вдали от Петербурга и Двора. И Кутепов нашел для себя лучший вариант. Вот когда пригодились его связи, полученные на службе по Гражданскому управлению в Болгарии. Без хорошей протекции с самого высокого уровня и само собой разумеется без согласия Государя, который вряд ли бы позволил назначить на эту должность человека лично ему неизвестного, Николай Иванович получил должность Заведующего хозяйственной частью Императорской Придворной охоты. То, что между увольнением в мае из Гвардии и назначением в сентябре 1885 г. на гражданскую должность прошло всего около трех месяцев, как раз и свидетельствует о том, что Кутепов уже заранее подыскал себе место новой службы и отработал все связи, чтобы столь лакомый кусочек не уплыл к кому-нибудь другому. Три месяца как раз тот минимальный срок, чтобы успели провернуться все необходимые бюрократические шестеренки на получение: увольнения из военной службы, гражданского чина и нового назначения в гражданскую службу. Тем более что все эти пертурбации шли за Высочайшими указами.

А место и действительно было неплохое. В царствование Александра II по штату Придворной охоты за хозяйственную ее часть отвечал Комиссар охоты. Должность эта была всего лишь VIII класса и стояла ниже других чиновных должностей в охоте. С воцарением Александра III штат Придворной охоты был значительно переделан. И надо отдать должное — с большим знанием дела и в лучшую сторону. К тому же, русофил Александр Александрович постарался избавиться везде сколь можно от иноземных названий. По первому изменению штата, Высочайше утвержденному в марте 1862 г., Обер-Егермейстер был переименован в Начальника Императорской Придворной охоты, Управляющий Императорскими охотами стал вторым лицом после Начальника и был переименован в Ловчие Его Величества с повышением классности должности с VII до VI, а Комиссар был поднят до третьего лица в охоте с переименованием в Заведующего хозяйственной частью и с повышением должности до VII класса. Ровно через два года последовала окончательная переделка штата Придворной охоты, уже практически не менявшаяся до 1917 г. Согласно этому штату должности Ловчего и Заведующего были уравнены и повышены до V класса, соответственно и их оклады возросли до 3000 рублей в год плюс казенная квартира и выезд, т.е. с занятием этой должности материальное положение Кутепова улучшалось сразу раза в два. А с учетом отпадения необходимости трат, требуемых традициями лишь для поддержания престижа Гвардейского офицера, то и весьма значительно. Нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что должность и в смысле продолжения карьеры была весьма привлекательной, так как с выслугой максимума — чина Статского Советника, можно было уже претендовать и на переход на какую-нибудь должность III—IV класса, т. е. генеральскую. В общем, метнув банк, Николай Иванович оставил себе полную руку козырей. И конечно же не прогадал, уже через год пожав плоды своей предусмотрительности.

Государь Александр Александрович, как и его отец, был страстным охотником, а избрав своей постоянной резиденцией Гатчинский дворец, естественно не обходил своим благосклонным вниманием и Егерскую Слободу, расположенную не так и далеко от дворца. И видимо так невыносимо грустно было видеть Государю своего блестящего Гвардейского офицера в образе жалкой штафирки, что однажды его сердце не выдержало и в декабре 1886 г. Высочайшим приказом Кутепову был возвращен чин штабс-капитана с зачислением вновь в списки Л-Гв. Стрелкового Императорской Фамилии батальона и с оставлением в занимаемой должности. Такое положение позволило Николаю Ивановичу, состоя на гражданской службе, носить гвардейский мундир и по мере выслуги получать очередные чины. Уже в следующем году в уравнение со сверстниками он был произведен в чин капитана с переименованием в подполковники, а в 1889 г. и в полковники. И вот здесь в самый раз было Николаю Ивановичу подумать либо о возвращении на военную службу, либо о переходе на более высокую ступень в гражданской. И думаю, что вряд ли Кутепов не начал прорабатывать возможные варианты продолжения карьеры. А с его связями и умениями он мог бы далеко пойти. Однако дальнейших шагов он так и не сделал, оставшись на должности Заведующего хозяйственной частью Придворной охоты вплоть до своей отставки от службы. Для такого решения необходимы были серьезные мотивы. И главным здесь было, я думаю, не просто то, что в 90-е годы Кутепов приступил к написанию труда по истории Царской охоты, а то, что он увлекся этой работой, проникся ее духом и она стала самым важным делом его жизни, ее смыслом. На фоне этого увлечения карьерные соображения отступили на второй план. Хотя, конечно, и здесь то исключительное положение, в котором находился Кутепов, давало по мере выслуги дальнейшее продвижение по чинам и орденам. Так, 9 апреля 1900 г. Кутепов получил чин генерал-майора и за годы службы все ордена и награды, полагавшиеся по статусу его должности при «усердно-ревностной и беспорочной службе»: Станислава на шею (2 ст.), Анну на шею (2 ст.), Владимира в петличку (3 ст.) и с 1903 г., помимо жалованья, ежегодную аренду в 1500 рублей сроком на 6 лет за труды, понесенные по подготовке к изданию «Царской охоты». В принципе по своей должности и положению Кутепов выслужил все, что было возможно. Дальнейшее было не по чину. Но, повторюсь, думаю в те годы карьерные соображения уже не очень волновали Николая Ивановича. Хотя отставка в августе 1906 г. от несильно обременительной службы, на которой за 20 лет все было привычно и налажено, скорее всего была вынужденной. В последние годы Кутепов начал сильно прибаливать и подолгу находиться на лечении заграницей. По отставке он получил чин генерал-лейтенанта с правом ношения мундира и усиленную пенсию, т. е. 4500 рублей в год вместо положенных ему по закону 3750. Плюс к этому ему было назначено Государем ежегодное пособие из Кабинета Его Императорского Величества (ЕИВ) в 562 рубля 50 копеек и сохранена до истечения назначенного срока ежегодная полуторатысячная аренда. Из Гатчины Николай Иванович переехал на жительство в Петербург, где и скончался 23 декабря 1907 г.[14]

Заканчивая этот краткий очерк жизни Кутепова, необходимо заметить, что в охотничьей литературе Николая Ивановича очень часто именуют Начальником Императорской охоты. Эта ошибка имеет давние и глубокие корни и проистекает из следующего. Дело в том, что должность Начальника Императорской охоты была чисто придворной и синекурной. Сам Начальник постоянно проживал в Петербурге, где располагалась и Контора Придворной охоты. В Гатчинской Егерской Слободе Начальник бывал либо во время Высочайшей охоты в Гатчинских Зверинце и Ремизе, либо в редких инспекционных поездках. Всеми делами в Слободе, естественно, заправляли два старших после Начальника лица: Ловчий и Заведующий хозяйственной частью. Но Ловчий занимался непосредственно лишь организацией Высочайших охот, все остальное падало на Заведующего. Поэтому для гатчинцев, плохо разбиравшихся в должностной субординации, именно Кутепов и был самым главным человеком в Слободе, т.е. ее Начальником. Так неофициально в Гатчине он и именовался. Но мы однако будем иметь в виду, что с момента своего поступления в Придворную охоту и вплоть до своей отставки Кутепов был лишь Заведующим ее хозяйственной частью и не более того.

К сожалению, известная мне иконография Кутепова невелика. В Рукописном Отделе Российской Национальной библиотеки (РО РНБ) имеется несколько писем Николая Ивановича к М.В.Рундальцеву. К одному из них Кутеповым приложены три небольшие собственные фотографии в профиль[15]. Рундальцев был художником-гравером, кстати награвировавшим несколько картин для «царской охоты», и как можно понять из этих писем, Кутепов заказал ему выполнить свой профиль со своим гербом. Для какой цели это было нужно Николаю Ивановичу, из этих писем непонятно. К сожалению, фотографии эти размером со спичечную этикетку и очень плохого качества, а потому невоспроизводимы.

В Гатчинском Краеведческом музее, размещающемся в усадьбе известного дореволюционного художника-карикатуриста П.Е.Щербова, имеется карикатура этого художника на Кутепова под названием: «Начальник Императорской охоты генерал Кутепов вырывает зубы зайцам перед Императорской охотой. 1902 г.» Довольно-таки забавная акварель. Вот вообще-то и все, что пока мне известно.

Сама по себе эта вполне успешная карьера, отнюдь не боевого генерала, а просто удачливого человека, сумевшего не упустить свою фортуну, не привлекла бы нашего пристального внимания. И в лучшем случае в истории русской охоты он бы просто упоминался мимоходом, как один из чинов Придворной охоты, к тому же к самому производству охоты имевший лишь опосредованное отношение, занимаясь ее хозяйственным обеспечением; и совсем теряющийся на фоне своего сослуживца, также генерала, Ловчего Его Величества Б.Р.Дица — фигуры в истории русской охоты весьма и весьма значимой. Но та поистине титаническая работа, которую проделал Кутепов по составлению и изданию истории Царской охоты на Руси, не только прочно вписала его имя на скрижали русской охоты, но и отвела ему и его труду весьма почетное место и в общей истории русской культуры. В истории же собственно охотничьей культуры труд Кутепова — одна из вершин как по своему историческому значению, так и по бесспорным художественным достоинствам.

Желание Государя увидеть труд по истории царской охоты на Руси от самого момента ее зарождения встретило в душе Кутепова живой отклик. Но вряд ли тогда он мог предполагать масштабы предстоявшей работы. И трудно сказать, взялся ли он бы за этот труд, зная наперед, сколько душевных и умственных сил последний от него потребует. Много позже, 14 февраля 1899 г., в письме к Заведующему Общим архивом Министерства Императорского Двора историку А.В.Половцову Николай Иванович писал: «В эти девять лет я пережил более, чем за все предшествующие 36 лет, и не имей я такой огромной движущей силы, какой было для меня приказание покойного обожаемого Государя Александра Александровича, я бы давно бросил это дело; ибо впрочем, глубокоуважаемый Анатолий Викторович, чтобы одолеть это дело, мне нужно было переродиться не только в любителя, но и по возможности в знатока, т.е. пройти многое такое, что и не шло к рассматриваемому делу, но имело характер подготовки. Ваша похвала меня ободрила и дала новые силы для дальнейшего похода по тем уже разряжающимся дебрям тайги, по которым с Божьей помощью я двигался»[16]. В другом своем письме, от 2 сентября 1899 г. к историку и филологу И.В.Помяловскому он писал: «Я же был еще более отягчен тем доверием покойного обожаемого Монарха, который поручил мне все это исполнить; это был, повторяю, не мой личный, свободно начатый и свободно оконченный во всякую минуту труд; я должен был ежеминутно держать перед собою волю Монарха и достойным образом ее оправдать. А сколько сомнений! Сколько дум тяжких — близких к решительному отказу продолжать дело...» [17]

Трудность для Кутепова заключалась не только в том, что он не был профессиональным историком и не имел никакого опыта работы с источниками. Это было не самое трудное, здесь он опирался на помощь и консультацию самых выдающихся наших историков-архивистов. Главная трудность была в том, что Кутепов оказался первопроходцем, так как никаких специальных серьезных трудов по истории охоты в России до него не существовало и идти приходилось на ощупь, опираясь только на свою интуицию. И здесь Николаю Ивановичу очень помогли такие качества его характера, как педантизм и скрупулезность. Упорно отыскивая факт за фактом, не упуская из виду ни одной мелочи, обрабатывая и подгоняя их друг к другу, Кутепов медленно и неутомимо возводил здание истории Царской охоты на Руси. Сейчас, глядя на созданное им, мы замечаем много недостатков и недочетов в его труде, но они отнюдь не умаляют его работы, а лишь подчеркивают величественность и фундаментальность всей постройки, в основе которой лежат факты, впервые введенные им в научный оборот. И лучшим доказательством прочности и качественности работы Кутепова является то, что его труд служит надежным базисом и отправной точкой для многих серьезных работ по истории русской охоты, а также является основным справочным трудом в этой области. Самому же Кутепову пришлось начинать с нуля.

Приступая к работе, Кутепов, по всей видимости, действительно не предполагал масштабов предстоящего труда. В делах Егермейстерской конторы хранился небольшой (около 15 стр.) исторический очерк Придворной охоты, написанный в 1880 г. для поднесения в составе общего отчета Министерства Императорского Двора Александру II в честь 25-летия его царствования[18].  Правда, временные рамки этого очерка были ограничены. Он начинался лишь с возникновения Егермейстерской конторы в 30-е годы XVIII века. Что было до этого, он не касался. Связано это было с тем, что в самой Егермейстерской конторе хранилось очень незначительное число дел и только касавшихся самой этой конторы, т. е. лишь за период XVIII и XIX вв. Сам очерк составлен очень толково и несомненно, что он послужил Кутепову планом для III-го и IV-го томов его труда. Возможно Кутепов и предполагал сделать свой очерк в том же духе, только более подробно и включив в него материалы по истории Царской охоты за более ранние периоды. Однако, ознакомившись с материалами, хранившимися в Егермейстерской конторе, и с трудами отечественных историков, Николай Иванович понял, что их не то что недостаточно для написания вообще какого-либо серьезного труда по истории охоты, а они вообще мало в чем могут помочь. Для сбора материалов по истории Царской охоты необходимо было привлечение самого широкого круга источников, хранившихся в различных имперских и частных архивах. На это, однако, нужны были деньги. В том же 1891 г. Кутепов испросил у Государя разрешение на финансирование сбора материалов. С 1892 г. Кутепову было Высочайше разрешено использовать для этих целей остатки от хозяйственных сумм Придворной охоты. Забегая вперед, скажу, что за период с 1892 по 1906 г. включительно в общей сложности, по отчетам Кутепова, на сбор материалов им было затрачено 24547 р. 14 к.[19] Сумма просто исключительно громадная. В среднем это составляло 1,5-2 тыс. руб. в год. Благодаря этим средствам Кутепов смог профинансировать работу археографов по поиску необходимых ему исторических документов в архивах: Общего Министерства Императорского Двора (в Москве и Петербурге), Министерства Юстиции в Москве, Государственного в Петербурге, Министерства Иностранных Дел в Москве, Правительствующего Сената в Петербурге, Патриаршей Ризницы, Троице-Сергиевской Лавры, Императорской Публичной библиотеки. Кроме этого он получил различные справки и указания от известных русских историков и археографов: С.А.Белокурова, М.И.Бессребренникова, А.Ф. и И.А. Бычковых, И.М.Губкина, Г.В.Есипова, В.П.Ламбина, Н.П.Лихачева, Н.П.Павлова-Сильванского, А.В.Половцова, В.В.Стасова, Г.И.Тимченко-Рубана, С.Л.Ширяева, С.Н.Шубинского, А.А.Фаворского. Лично Кутепов провел изыскания в документальных собраниях: Эрмитажных библиотек Зимнего дворца, Гатчинского дворца, Придворной охоты.

Первый этап работ Кутепова по сбору материалов для истории Царской охоты нашел свое отражение в опубликованной им довольно любопытной книжке под названием «Памятная записка о положении дела по составлению «Сборника материалов, касающихся истории Великокняжеской, Царской и Императорской охот на Руси» 1891-1893 гг.» Издана она была в 1893 г. в Гатчине и не имеет каких-либо выходных данных. На экземпляре, находящемся в Российской Национальной библиотеке, бывшей Императорской Публичной (ИПБ), имеется автограф автора с пометкой: «6 октября 1892 г., Гатчино»[20]. Так как данная книжка представляет собой просто подробный отчет (не финансовый), выполненный типографским способом и предназначавшийся исключительно для внутреннего пользования: для Министра Двора, Кабинета ЕИВ, Контроля Двора, Начальника Придворной охоты и т. п., т. е. для лиц и ведомств, от решения которых зависело дальнейшее финансирование и осуществление кутеповского проекта, и имевшая вероятный тираж всего в 10—15 экземпляров, то она и не попала ни в какие библиографические описания и осталась неизвестна для исследователей. На обложке экземпляра из РНБ посередине вытиснен золотом герб Придворной охоты — двуглавый имперский орел, держащий в каждой лапе по охотничьему рогу.

В «Памятной записке» Кутепов отметил, что к настоящему времени им уже составлено две записки и составляется третья, представляющие собой:

Первая из этих записок так и не стала самостоятельной главой и вошла разрозненно в соответствующие места второго-четвертого томов «Царской охоты». Вторая же и третья легли в основу, соответственно, 1-го и 2-го ее томов.

В самой «Памятной записке» Кутепов дал подробный развернутый план-проспект каждой из трех названных им записок. Вторая записка, обнимавшая собой X—XVI вв., разрабатывалась Кутеповым по следующей схеме:

Причем, в свою очередь для каждой из этих глав Кутепов дал еще более детальную разработку. Позднее, за исключением главы о княжеских рыбных ловлях, весь этот материал вошел в первый том. Но Кутепов нашел для него более удачную компоновку, разбив весь текст тома только на четыре главы:

С точки зрения изложения материала нельзя не признать схему I-го тома «Царской охоты» весьма удачной, сообщившей материалу известный динамизм, стройность и логичность. Это позволило Кутепову преодолеть главную трудность — некоторую искусственность принятой им исторической рамки для I-го тома — X—XVI вв., объединившей в одно целое в общем-то существенно отличающиеся друг от друга периоды в истории России. Хотя несомненно, что отчасти это было вынужденным шагом ввиду очень ограниченного числа материалов по этому периоду.

В «Памятной записке» Кутепов, объясняя общий характер второй записки, писал, что «скудность свидетельств источников заставила положить в основу записки задачу приведения всех документов и свидетельств, относящихся к области охоты, почти дословно, разбивая лишь таковые по известным отделам. Общих выводов записка, по возможности, избегает, ввиду соображения о том, что недостаток имеющегося материала с одной стороны оставляет в разбираемом вопросе много темных сторон, а с другой — открывает широкое поле для «догадки», историческая основательность которой требует глубокого знания истории русской жизни вообще»[23] и, что в ней «приводились все данные, относящиеся к охоте вообще; и не только в Московском государстве, но и в смежных Польских и Литовских сторонах и в Татарской орде. Последние данные были внесены в записку вторую потому, что при бедности свидетельств источников данные эти во многом могут пояснить обстоятельства, которые остались бы совершенно темными при рассмотрении только документов, непосредственно относящихся к охоте Русских Князей»[24]. Забегая вперед и оценивая текст I-го тома «Царской охоты» в целом, нельзя не восхититься талантом и умением Кутепова работать с добытыми им фактами. Опираясь на последние, он излагает свою концепцию истории Великокняжеской и Царской охот на Руси ясно, доходчиво и внутренне непротиворечиво.

И надо сказать, что за истекшие с момента выхода I-го тома в свет сто лет ни к фактической базе, ни к самой концепции, предложенной Кутеповым, к сожалению, отечественные исследователи так и не добавили практически ничего что-либо существенного и нового. И если какому-либо исследователю в своем труде приходится касаться вопроса истории охоты в Древней Руси, то основным источником и ориентиром для него здесь является «Великокняжеская и Царская охота на Руси» Кутепова. К этому факту в истории уже самого I-го тома труда Кутепова трудно что-либо добавить, он говорит сам за себя.

Третья записка, как я уже отметил выше, впоследствии легшая в основу 2-го тома «Царской охоты», касалась исключительно Царской охоты времен Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича. Касаясь общего характера этой записки, Кутепов отметил, что «от эпох Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича до нас дошло весьма много документов, могущих сами по себе дать определенную историческую картину охоты этих царей... Обилие этих материалов дало возможность несколько изменить программу труда. Изложение всех документов заняло бы слишком много места, а разобраться в них было бы чрезвычайно трудно»[25]. В отличие от I-го тома историческая рамка 2-го не является искусственной. Это действительно единая цельная эпоха в истории Царской охоты. А знакомясь с самим томом, надо признать, что он наиболее удался Кутепову и по всем параметрам, пожалуй, является лучшим из всех четырех томов «Царской охоты».

Первоначально Кутепов разрабатывал материалы для 2-го тома по следующей схеме:

Так же как и ко второй записке, к каждой главе третьей дана детальная разработка. Здесь же Кутепов отметил, что «обработка собранных материалов сказанной эпохи еще не закончена, но окончание близится»[27]. Для окончательной редакции 2-го тома Кутепов также нашел более точную схему подачи материала. Том, как и I-й, разбит на четыре главы:

Что же касается упомянутого Кутеповым изменения программы труда, то это изменение заключалось в следующем. Весь том распался на две части. Первая заключала в себе сам исторический очерк с приведением в нем обширных цитат из исторических документов. А вторая — примечания, в которых Кутепов привел целиком почти все найденные им материалы по истории Царской охоты. То же самое он впоследствии сделал и для 3-го и 4-го томов. На мой взгляд, это отнюдь не улучшило «Царскую охоту». Без этой тяжеловесной части, необходимой лишь очень незначительному кругу людей и для которых эти материалы вполне доступны из других источников, «Царская охота» выглядела бы значительно лучше. Но на этом аспекте я еще остановлюсь подробнее в своем месте.

Лет через 10 после начала моего увлечения собиранием охотничьих книг, когда я уже стал довольно искушенным библиофилом, мне довелось коротко познакомиться с одним из самых опытных и знающих питерских букинистов. От него-то я впервые и узнал, что есть еще одно издание «Царской охоты», которое представляет собой голый текст на простой бумаге без каких-либо картинок и украшений. Существование такого издания долго оставалось для меня загадочным, пока я, наконец-то, не отыскал о нем единственное сообщение в печатных источниках. В «Списке изданий, вышедших в России в 1900 году» значилось следующее: «Царская и Императорская охота на Руси. т. III. Исторический очерк Н.И.Кутепова, Спб., 1900. Типография Главного управления Уделов, 40 , VIII+617 с. и 2 цифрованные таблицы, 35 экз.» Несомненно, что это и было то искомое издание, т.к. 3-й том самого роскошного издания вышел лишь в 1902 г. и был отпечатан в типографии Экспедиции Заготовления Государственных Бумаг (ЭЗГБ). Так оно и оказалось в действительности, когда мне пришлось ознакомиться с ним, что называется, «de visu»[28]. В фонде РНБ имеются первые три тома этого издания[29]. 1-й и 2-й тома, как и 3-й, отпечатаны в С.-Петербурге в типографии Главного управления Уделов. 1-й том вышел в 1894 г., а 2-й — в 1895. С большей или меньшей долей вероятности можно предположить, что тираж 1-го и 2-го томов не превышает тираж 3-го. Но скорее всего он несколько меньше.

Имеющийся в РНБ экземпляр 1-го тома одет в переплет, аналогичный вышеупомянутой «Памятной записки» Кутепова, т.е. в твердый ледериновый переплет зеленого цвета, и на верхней крышке которого в самом верху вытиснен золотом герб Придворной охоты, а ниже заглавия справа внизу значится: «Гатчина 1892-1894 гг.». 2-й и 3-й тома одеты в фирменные полукожаные переплеты Императорской Публичной библиотеки, под которыми сохранились издательские обложки. Последние на библиофильском сленге именуются «сорочками»[30]. На «сорочке» 2-го тома имеется автограф: «Глубокоуважаемому Владимиру Васильевичу Стасову на добрую память автор Ник.Кутепов. 21 мая 1895 г. Г.Гатчина». Этот автограф свидетельствует, что именно благодаря Стасову это издание и оказалось в фонде ИПБ.

В переписке с художниками, иллюстрировавшими «Царскую охоту», а также с историками-археографами, сам Кутепов называл это издание «манускриптом». Для того, чтобы не путать его с роскошным изданием, я также далее в тексте буду именовать его по-кутеповски — «манускрипт».

Сравнение трех имеющихся в РНБ томов «манускрипта» с соответствующими томами роскошного издания показывает, что тексты их абсолютно идентичны за исключением, конечно, посвящения Александру III, которого на томах «манускрипта», естественно, нет. И еще один нюанс. На титуле 1-го тома «манускрипта» значится: «Историческое исследование Николая Кутепова». Но, видимо, слово «исследование» показалось Николаю Ивановичу слишком претенциозным для его труда и на титулах 2-го и 3-го томов «манускрипта» он уже обозначил свой труд как «Исторический очерк». На титулах всех четырех томов роскошного издания значится также — «Исторический очерк Николая Кутепова».

Можно предположить, что именно с «манускрипта» и набиралось в ЭЗГБ само роскошное издание. Это подтверждает и одна маленькая деталь в 1-м томе «манускрипта», находящегося в РНБ. В нем в двух-трех местах текста имеется несколько строк, которые заклеены полосками бумаги, и на которых типографским способом надпечатаны исправления. В самом же 1-м томе роскошного издания эти замечания вынесены, как опечатки, на отдельную страницу, следующую сразу же за основным текстом перед примечаниями. Это как раз и говорит за то, что огрехи эти были замечены намного позже того, как текст самого роскошного издания был набран. Поэтому пришлось в роскошном издании делать дополнительную страницу, а в «манускрипте» заклейки. Для полноты картины можно отметить также, что в 3-м томе «манускрипта» перепутаны номера примечаний, т. е. они не соответствуют номерам сносок в тексте. В роскошном издании эта ошибка исправлена.

4-го тома «манускрипта» в РНБ нет и мне еще не довелось ознакомиться с ним «de visu». Также не имеется о нем никаких известий и в библиографических источниках. Однако и этот том существовал. О нем имеются упоминания в переписке Кутепова. Правда, из этих упоминаний не ясен точный год издания. Опираясь на них, следует, что 4-й том «манускрипта» был издан и в 1904 г., и в 1906. Недоумения разрешило вышеупомянутое дело по изданию «Царской охоты». Оказалось, что 4-й том «манускрипта» был отпечатан не в типографии Главного управления Уделов, а в типографии ЭЗГБ в январе 1904 г. в количестве 10 экземпляров, а в сентябре 1906 г. эта же типография допечатала еще 15 экземпляров[31]. Но так как это была лишь допечатка, то скорее всего на титулах этих экземпляров также значится 1904 г. Заказ на допечатку еще 15 экземпляров именно осенью 1906 г. был связан с тем, что Кутепов, наконец-то, получил добро на финансирование издания 4-го тома и в первую очередь сделал заказ на картины художникам. Вот для рассылки им и были отпечатаны эти экземпляры.

В связи с тем, что издание самого роскошного 4-го тома было осуществлено уже после смерти Кутепова его вдовой, не возникает никаких сомнений, что текст и этого не виденного мной тома «манускрипта» также абсолютно идентичен соответствующему тому роскошного издания.

Особо следует отметить, что все четыре тома «манускрипта» весьма ценны в коллекционном плане. То, что я впервые услышал об этом издании из уст букиниста, определенно означало, что он лично держал это издание в руках. А следовательно какое-то количество экземпляров «манускрипта» все же сохранилось в частных собраниях. Сколько — сказать не берусь, но думаю, что очень и очень немного. Поэтому «манускрипт» является настоящей редкостью в классическом библиофильском понимании и представляет собой первоклассную коллекционную вещь.

Об этом свидетельствует и то, что в библиотеке АН также не имеется 4-го тома «манускрипта». Причем имеющиеся 1-й и 2-й тома «манускрипта» весьма примечательны. Они поставлены в единый полукожаный переплет и сюда же перед титулом 1-го тома приплетено письмо Кутепова владельцу данного экземпляра[32]. Сам этот двухтомник поступил в БАН лишь в советское время и, судя по всему, принадлежал одному из консультантов Кутепова — Н.П.Лихачеву. В письме Кутепов писал:

3-й том «манускрипта» одет в фирменный полукожаный переплет БАН и поступил в библиотеку до революции, по всей видимости, как обязательный экземпляр из Главного управления по делам печати[33].

В БАН сохранилось еще одно замечательное издание, упоминания о котором нет ни в одной охотничьей библиографии. Дело в том, что в качестве дополнения ко 2-му тому «манускрипта» Кутепов в той же типографии Главного управления Уделов в 1895 г. издал отдельно «Регул принадлежащий до псовой охоты» Фонлессина[34]. Экземпляр этого издания поступил в библиотеку АН также в советское время и происходил из библиотеки вышеупомянутого Н.П.Лихачева, о чем свидетельствует приклеенный с внутренней стороны верхней крышки переплета экслибрис последнего. В тексте же 2-го тома «Царской охоты» Кутепов ограничился лишь кратким пересказом содержания этого памятника и в примечаниях — отсылкой на журнал «Природа и Охота» за 1886 г., где текст «Регула» был опубликован целиком. Видимо, изданием его в качестве дополнения ко 2-му тому «манускрипта» и рассылкой историкам, Кутепов хотел обратить внимание последних на этот памятник русской охотничьей литературы, побудить их к его изучению. Увы, и до сих пор этот уникальный исторический документ так и не стал предметом специального научного исследования. Но, по крайней мере, охотники-библиофилы получили благодаря Кутепову еще одну первоклассную коллекционную вещь.

Возвращаясь к экземпляру I-го тома «манускрипта», находящегося в РНБ, следует отметить, что он представляет собой как бы отражение следующего подготовительного этапа перед изданием роскошного издания. То, что его переплет аналогичен переплету «Памятной записки», а также, что на его крышку вынесены годы: 1892—1894, т. е. означающие время подготовки очерка I-го тома, свидетельствует о следующем. Подготовив чистовой вариант I-го тома, сам Кутепов еще не был уверен: получит ли он Высочайшее одобрение, одобрение непосредственного начальства и специалистов историков; а значит, последует ли затем Высочайшее разрешение на финансирование его издания? Поэтому Кутепов напечатал готовый текст I-го тома и переплел его. А в связи с тем, что это делалось в счет отпущенных ему средств на сбор материалов, то на крышке переплета и появляется герб Придворной охоты. Издание предполагалось только для внутреннего пользования, для поднесения Монарху, начальству, рассылке историкам, т.е., как бы мы сейчас выразились, вышло на правах рукописи; поэтому оно и не было послано в Главное управление по делам печати. И, следовательно, не нашло отражения в издаваемом последним ежегодно «Списке изданий вышедших в России», и не было разослано в качестве обязательного экземпляра в соответствующие библиотеки.

15 мая 1894 г. Кутепов поднес экземпляр I-го тома «манускрипта» на Высочайшее рассмотрение. Зная любовь Александра Александровича к родной старине, можно не сомневаться, что он внимательно его прочитал. Государь не только одобрил текст, но и «приказал иллюстрировать издание сохранившимися редкими гравюрами, относящимися к описываемому периоду, и, соображаясь с текстом изложения, рисунками наших художников»[35]. Также было Высочайше повелено финансировать издание из сумм Кабинета ЕИВ. Поэтому в дальнейшем я буду именовать роскошное издание «Царс-кой охоты» просто «кабинетским», в отличие от еще одного издания «Царской охоты», осуществленное на собственные средства Кутеповым, которое я буду именовать — «личным». Итак, подготовительный период закончился и Кутепову пришлось учиться еще одной профессии — издателя.

Для иллюстрирования I-го тома Кутепов пригласил академика живописи Николая Семеновича Самокиша. Последний и стал главным оформителем всего четырехтомника. Выбор Самокиша не был случайным. Самокиш к этому времени был довольно известным и популярным баталистом, которого много и охотно приглашали иллюстрировать роскошные издания по истории различных воинских соединений, обильно издававшихся в те годы. Этому способствовало и то обстоятельство, что особенно виртуозно Николай Семенович владел и любил работать в технике рисунка пером и тушью. Ко всему прочему Самокиш был охотником, много живал в деревне, отлично знал тонкости различных видов охоты, много писал охотничьих сцен, собак, лошадей. Пожалуй, лучшего иллюстратора для охотничьей книги в Петербурге было бы трудно найти. Следует отметить и еще один момент. Самокиш был лично известен Александру III, который очень ценил его как художника-баталиста, и не исключено, что возможно именно Александр Александрович рекомендовал Кутепову пригласить Самокиша.

Одной из особенностей художественного оформления I-го тома является то, что он практически полностью оформлен одним Самокишем. Исключение составила лишь одна акварель, которая была заказана Кутеповым Виктору Михайловичу Васнецову — «Отдых Владимира Мономаха после охоты». А также включенные в том старинные гравюры, которые предоставил для издания крупнейший петербургский коллекционер и знаток гравюры Павел Яковлевич Дашков. Эта особенность отчасти объясняется тем, что Кутепов еще просто не созрел до понимания того, что такое подлинно роскошное издание. Для него и это оформление представлялось суперроскошным. Отчасти же тем, что финансирование проекта шло по факту и Кутепов просто еще не мог представить себе в реальности во сколько может обойтись издание I-го тома, и какой процент от этой суммы должен был бы пойти на художественное оформление. Самокиш по договору с Кутеповым выполнил все 70 рисунков, виньеток и заставок за очень незначительное вознаграждение всего в 1000 рублей. В то же время Васнецову был назначен гонорар за одну только акварель в 300 рублей. Выйти за пределы этой суммы Кутепов просто не рискнул, т.к. и эта сумма была весьма значительна, а Кабинет ЕИВ мог вполне и не оплатить лишние по его разумению траты. К тому же вначале Кутепов и не предполагал делать издание супердорогим. О чем свидетельствует и планировавшийся им первоначально тираж 1-го тома в 3000 экземпляров при средней себестоимости одного экземпляра, согласно его прикидкам, в шесть с половиной рублей[36].

Касаясь художественного оформления всего четырехтомника, необходимо заметить, что Кутепов взял на себя еще и функцию художественного редактора. И хотя в переписке с художниками Николай Иванович неизменно подчеркивал, что они могут сами выбрать те или иные места исторического очерка, которые хотели бы проиллюстрировать; и каждому из них с этой целью высылался экземпляр «манускрипта»; однако, на самом деле, Кутепов самолично определял те места своего очерка, которые он считал нужным проиллюстрировать, включая и идею сюжета самого будущего рисунка, и именно сам Кутепов распределял кому из художников предложить то или иное место исторического очерка для иллюстрации.

Определившись с оформлением I-го тома, Кутепов начал поиски типографии, в которой можно было разместить заказ. Однако ни одна частная типография России не бралась за изготовление цинкографических клише рисунков. Заказ же клише заграницей резко удорожал издание, усложнял сам процесс издания и вряд ли повышал его качество. Выполнить такой сложный заказ на высоком уровне в России могла только одна типография — Экспедиции Заготовления Государственных Бумаг. Как видно уже из самого названия Экспедиции, она занималась печатанием всех важнейших государственных бумаг Империи, включая денежные знаки, казначейские обязательства и т.п. Кутепов через Министра Двора ходатайствовал перед Государем о разрешении разместить заказ в ЭЗГБ. 24 марта 1895 г. Высочайшее разрешение на печатание «Царской охоты» в ЭЗГБ было получено. Также Государь подтвердил финансирование издания из сумм Кабинета ЕИВ.

Взявшись за исполнение столь сложного заказа, ЭЗГВ поставила основным условием его принятия то, что книга должна печататься на высококачественной бумаге, производимой в г. Страсбурге. Только в этом случае Экспедиция могла ручаться за качественное воспроизведение рисунков. Условие было принято Кабинетом ЕИВ и из Страсбурга выписана бумага двух сортов. Для основного текста — «фототипная» («lichtdruckpapier»), предназначенная для издания высокохудожественных многоцветных изданий способом фототипии и приготовленная на основе древесной целлюлозы и тряпичной массы, имеющая высокие степени плотности и прочности, водостойкая и светопрочная, с гладкой поверхностью. И для примечаний — «литографская» («lithographicpapier»), предназначенная в общем-то для этих же целей и мало чем уступающая по качеству вышеназванной бумаге, разве что в данном случае имеющая чуть меньшую толщину бумажного полотна и соответственно меньший вес. Я не случайно заострил внимание на этой характеристике «литографской» бумаги, а почему — будет сказано в своем месте.

Для Кутепова, как непрофессионала в издательском деле, размещение заказа на издание его труда в ЭЗГБ было особенно благоприятно еще тем, что он получил столь необходимую ему высококвалифицированную техническую консультацию, встретив радушное и благожелательное отношение к себе со стороны специалистов Экспедиции, включая и ее Управляющего, опытнейшего русского полиграфиста Р.Ленца. И хотя ЭЗГБ подобные заказы выполняла на чисто коммерческой основе, не это было главное в ее работе. Главным было высочайшее качество полиграфического исполнения заказа, не роняющее чести марки Экспедиции. Поэтому едва ли не каждое исполнение ЭЗГБ подобного издания становилось событием русской культуры. И не исключением здесь стала «Царская охота» Кутепова, которая достойно и по праву заняла свое место в отечественной культуре.

В связи с тем, что столь роскошное издание могло быть доступно весьма ограниченному кругу состоятельных людей, Кутепов вынужден был отказаться от тиража в 3000 экземпляров и принять совет специалистов Экспедиции, что подобное издание должно выполняться с минимальным тиражом, но с максимально возможной продажной ценой. Таким образом тираж I-го тома был определен в 400 экземпляров.

В конце мая 1895 г. ЭЗГВ приступила к работе, а в марте 1896 г. I-й том под названием на титуле: «Великокняжеская и Царская охота на Руси с Х по XVI век. Исторический очерк Николая Кутепова», — вышел из печати. Книга была отпечатана в приличествующем для такого типа изданий размере — в четвертую долю листа, так называемом «in guarto»[37]. Книги подобного размера среди библиофилов получили название фолиантов, что не совсем точно, а в среде книжных спекулянтов не очень благозвучное — «кирпич», из-за своего весьма солидного веса. Основной текст очерка был набран «цицеро»[38], а текст примечаний — «петитом»[39]. О качестве исполнения красноречиво свидетельствует тот факт, что только корректура держалась семь раз.

Полиграфическому исполнению не уступал и переплет, выполненный в переплетной мастерской Отто Кирхнера в Петербурге. Переплет выполнен из цветной (зеленой) опойковой[40] кожи с тиснением на внешних сторонах обеих крышек цветных рисунков по эскизам Самокиша, но автором идеи которых, как я уже отметил выше, был сам Кутепов. По двум краям верхней крышки переплет был украшен массивными серебряными наугольниками в виде двуглавых орлов. Оригиналом последним послужили орлы с протазана[41] Иоанна Грозного 1587 г. Книжный блок имеет тройной золотой обрез. Переплет одет в цветную (в цвет переплета) коленкоровую суперобложку на передней стороне которой золотом вытиснен двуглавый гербовый орел по рисунку Самокиша. А также с целью предохранения всей книги к ней сделан картонный футляр, оклеенный цветной бумагой и с вытисненными по его сторонам аналогичными двуглавыми орлами.

В библиографии есть указание на то, что «Царская охота» Кутепова была выпущена в количестве 400 нумерованных экземпляров. Мне пришлось видеть достаточное число экземпляров «кабинетского» издания, но, к своему удивлению, я нигде не мог обнаружить этот самый пресловутый номер. Однако магия печатного слова была столь велика, что в одном из своих библиофильских очерков я тоже указал на нумерованность этого издания без всяких оговорок.

Внимательно просматривая различные библиографические источники, не трудно было вычислить тот первоисточник, опираясь на который все другие составители библиографических списков уверенно называли «Царскую охоту» нумерованным изданием. Таким первоисточником оказался труд известного русского библиофила, автора нескольких томов описания редких книг, А.Е.Бурцева. В I-м томе его «Библиографического описания редких и замечательных книг»[42] на странице 110 под № 156 дано описание I-го тома «Царской охоты», где он и отметил, что книга Кутепова издана в количестве 400 нумерованных экземпляров. В примечаниях же к библиографическому описанию Бурцев написал: «Это роскошное и замечательное издание куплено мною за 50 рублей». Замечание неоспоримо свидетельствует о том, что сам Александр Евгеньевич был знаком с трудом Кутепова «de visu», а следовательно вроде не мог ошибиться. Однако в описании Бурцева настораживает небольшая неточность. Вместо указанного на титуле года издания 1896, Бурцев указал 1895. К тому же, он не назвал номер приобретенного им тома, который библиофилы в описаниях принадлежащих им экземпляров всегда и не без гордости отмечают. В связи с этим возникает вопрос: «А смотрел ли сам Бурцев внимательно купленное им издание?» Все же не доверять Бурцеву как-то не было оснований. Однако я сам, своими глазами, буквально по сантиметру, страница за страницей, обследовал каждый встреченный мной экземпляр «кабинетского» издания и никакого номера не находил! И все же, в конце концов, я нашел разгадку, которая оказалась «ну, очень простой».

«Кабинетское» издание не было нумерованным в точном библиографическом смысле. Номер на томе (на шмуцтитуле) ставил сам Кутепов и, судя по всему, число этих номеров вряд ли превышало сотню. В РНБ находится экземпляр 3-го тома «кабинетского» издания, на шмуцтитуле которого есть весьма примечательная дарственная надпись: «Дорогому и доброму сотоварищу по корректуре сей книги Елене Андреевне Квест на добрую память благодарный автор Николай Кутепов 19 декабря 1903. Г.Гатчина Приоратский дворец». А ниже заглавия тома каллиграфически над-писано этими же чернилами: № 91[43].

Данный экземпляр интересен не только тем, что раскрывает загадку нумерованности издания, но, в первую очередь, тем, что принадлежал той самой Елене Андреевне Квест, что вскоре стала второй женой Кутепова, и которой выпало осуществить после смерти мужа издание четвертого тома. Какими путями уже в советское время попал данный экземпляр в РНБ, я сказать не могу. Но для исследователя это исключительная удача, т. к. свидетельствует еще и о том, что к концу 1903 года, к моменту поднесения этого экземпляра, Кутеповым было пронумеровано только 90 экземпляров. В тоже время экземпляров I-го тома «кабинетского» издания было уже продано около 300. Значит Кутепов ставил номер только для избранных, заслуживших этой чести от автора либо по своему официальному статусу, либо по личному знакомству, а не на все экземпляры подряд. И еще одно замечание, логически вытекающее из всего мною вышесказанного: если встречается экземпляр «кабинетского» издания, у которого отсутствует шмуцтитул (а такие экземпляры я видел), то это, по всей видимости, свидетельствует, что на данном экземпляре когда-то был номер и дарственная надпись автора. Но в советские годы дабы не навлекать на себя излишних осложнений из-за фамилии бывшего владельца данного экземпляра и при этом не жертвуя всей уникальной книгой, просто избавлялись от шмуцтитула.

При выходе из печати I-й том «Царской охоты» был встречен весьма благожелательно. Все рецензенты неизменно высоко оценивали его художественное оформление. Но отдав дань Самокишу как талантливому художнику, было отмечено, что его рисунки не соответствуют стилю и характеру описываемой эпохи. И это действительно так. За исключением рисунков, в которых использованы мотивы древнерусских орнаментов и изображены подлинные старинные украшения, оружие и т.п., остальные, с изображением охотничьих сцен и охотников, в общем-то весьма фантазийны и условны. Поэтому их постоянное использование в современных охотничьих изданиях в качестве образца охоты в Древней Руси не совсем корректно. Даже на заглавном рисунке, открывающем I-й том, как заметил автор рецензии, появившейся в «Журнале Министерства Народного Просвещения»[44], имеется ошибка. Вместо летописного: «А се тружахъся ловы дея» стоит не имеющая смысла форма: «А се труждахося...» Однако все же, если не отвлекаться на достоверность рисунков Самокиша, нельзя не отметить, что в целом в художественном отношении I-й том производит весьма сильное и яркое впечатление, его оформление продумано художником от начала и до конца, и оно очень органично, цельно и закончено.

Что касается самого текста, то выше я уже отметил талант Кутепова в работе с первоисточниками: умение выделить из них главное и выстроить в логичный, цельный и внутренне непротиворечивый очерк. Отметил эту особенность и вышеупомянутый рецензент из «Журнала МНП»: «Составлено сочинение прекрасно. Нельзя сказать, чтобы к услугам автора были хорошие ученые пособия: ему самому приходилось и собирать, и комбинировать материалы, вдаваясь иногда в мелочное исследование исторических известий... Несмотря на трудность задачи, автор разрешил ее хорошо. Книга его дает много хороших и точных сведений, читается легко и может считаться не просто популярным, но ученым сочинением...» К этой оценке трудно что-либо прибавить.

Кабинет ЕИВ назначил продажную цену I-го тома в 50 рублей. Цена по тем временам была, конечно, огромная. Для того, чтобы современный читатель мог представить себе эту цену более реально, скажу, что это примерно то же, как если бы он зашел в современный книжный магазин и увидел роскошное издание ценой в 1,5-2 тыс. долларов. Много ли из современных любителей охоты смогли бы приобрести такое издание? Но, однако, даже столь высокая цена не покрывала всех издержек Кабинета ЕИВ на это издание. Суммируя затраты: на само издание ЭЗГБ (включая стоимость бумаги), на сбор материалов Кутеповым, оплату труда художников, на переплет[45], то получится, что себестоимость одного экземпляра приблизительно равнялась 70 рублям. К тому же, продавая книгу через книжные магазины, Кабинет ЕИВ вынужден был давать скидку книгопродавцам в 15 % и поэтому выручал за каждый проданный том лишь 42 руб. 50 коп., т. е. в перспективе должно было быть возвращено только 50-60% от затраченных на издание сумм. Тем не менее было сочтено, что подобное издание заслуживает быть продолженным. К тому же вышедший том был высоко оценен Государем.

Для поднесения Их Императорским Величествам Кабинетом ЕИВ было приготовлено четыре экземпляра, для которых Кирхнер сделал более дорогой переплет[46], одним из главных отличий которого были не бумажные, а шелковые форзацы из белого муара.

В конце марта 1896 г. Кутепов поднес один экземпляр Государю Императору Николаю Александровичу, второй — вдовствующей Императрице Марии Феодоровне, третий — Государыне Императрице Александре Феодоровне, и четвертый экземпляр был оставлен будущему Наследнику.

Достойно оценив I-й том, Государь разрешил Кутепову увеличить расход на художественное оформление издания, пригласив участвовать в нем и других известных художников. Понравилась Государю мысль выпустить «Царскую охоту» и на французском языке.

Последнее было осуществлено незамедлительно. Для этого ЭЗГБ необходимо было набрать только сам текст на французском языке. Для печатания рисунков были использованы готовые уже клише русского издания. Перевод I-го тома осуществил некто доктор Вольф, за что получил 500 рублей. В том же 1896 г. I-й том французского издания, отпечатанный в количестве 200 экземпляров, вышел из печати[47].

Но о французском издании будет рассказано ниже.

Для иллюстрирования 2-го тома Кутепов, кроме Самокиша, осуществившего общее оформление всего тома, и Васнецова, пригласил еще таких известных и популярных художников, как: К.В.Лебедев, И.Е.Репин, Ф.А.Рубо, А.П.Рябушкин, В.И.Суриков. За рисунки ко 2-му тому художникам была уплачена сумма в 4300 рублей. И отдельно Самокишу за 60 рисунков к этому тому 1500 рублей. Также для иллюстрирования тома Кутеповым были использованы старинные гравюры соответствующего периода и картины других русских художников, посвященных изображению охоты того периода. В частности, например, в томе репродуцирована знаменитая картина А.Д.Литовченко «Сокольничие времен Царя Алексея Михайловича».

В начале 1898 г. 2-й том под названием «Царская охота на Руси царей Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича XVII век» вышел из печати в количестве 500 экземпляров. Увеличение тиража на 100 экземпляров связано, по всей видимости, было с тем, что общий объем 2-го тома превышал объем 1-го более чем в 1,5 раза[48]. А данная мера позволяла удержать для одного экземпляра приблизительно ту же себестоимость. Поэтому продажная цена 2-го тома не была увеличена и сохранилась на уровне 50 рублей.

Переплет был сделан той же мастерской Кирхнера. Он выполнен в том же стиле, т. е. из цветной (зеленой) опойковой кожи, но с другими рисунками на крышках; с точно такими же серебряными наугольниками; тройным золотым обрезом; коленкоровой суперобложкой и футляром. Первые четыре экземпляра также были поднесены Их Императорским Величествам. Для этих экземпляров Кирхнером был сделан более дорогой переплет с шелковыми форзацами из белого муара стоимостью в 20 рублей за экземпляр. Остальные переплеты для 2-го тома он выполнял за 14 рублей и за сброшюровку книжного блока брал 50 коп.

Говоря о художественных достоинствах 2-го тома в целом, нельзя не признать его лучшим из всех четырех томов «Царской охоты». Во-первых, в отличие от 1-го тома, абсолютно точное стилевое попадание всех художников в иллюстрируемую ими эпоху. Тема Московской Руси XVII века для многих из приглашенных художников, таких как Васнецов, Лебедев, Рябушкин, Суриков — вообще была особенно близкой и любимой. Во-вторых, несмотря на столь разных по таланту и стилю художников, 2-й том не получился разношерстным, а на удивление цельным и органичным. Отчасти благодаря вышеназванному точному попаданию художниками в стиль эпохи, а отчасти благодаря тому, что общее оформление осуществил один художник — Самокиш. Участие же такого значительного числа художников придало 2-му тому при общем стилевом единстве яркость и разнообразие, в отличие от более скучного в этом отношении и однообразного 1-го тома.

О самом тексте очерка можно повторить все сказанное в адрес 1-го тома. Он безусловно отлично написан. Кутепов и здесь продемонстрировал виртуозную и тонкую работу с первоисточниками, выделяя из них только самое главное; и умение выстроить найденные им факты в цельное, логично и точно аранжированное повествование. Если бы Кутепов только этим и ограничился, дав в примечаниях лишь отсылки на источники по примеру 1-го тома. Но Николай Иванович решил сразу прихлопнуть двух зайцев: сделать издание одновременно и роскошным, и научным. Увы, оно от этого только проиграло. И в художественном, и в материальном планах.

В примечаниях Кутепов умудрился дать целиком практически все использованные им документы. Поэтому несмотря на то, что примечания набраны «петитом», они составляют почти половину 2-го тома! То же самое можно повторить и о 3-м, и о 4-м. Причем в последнем примечания составили даже большую часть тома. Для людей, по своим материальным возможностям могшим приобрести это издание, примечания такого образца абсолютно ненужный довесок, не только ухудшающий эстетическое восприятие книги, но и непосредственно физически утяжеляющий издание, затрудняющий пользование им. Но даже, если взглянуть на необходимость этих примечаний с точки зрения того очень ограниченного числа лиц, интересующихся изданием именно с научной точки зрения, то и здесь, благодаря умению Кутепова выхватить из первоисточников самую суть, оказывается, что в большинстве случаев сам текст очерка является вполне самодостаточным. И в этом случае знакомство с самими примечаниями создает ощущение чтения очерка во второй раз, но только в черновом, необработанном виде. Тем более, что вполне точные отсылки на источник позволяют, в случае крайней нужды, проверить сообщаемый факт по оригиналу.

Жаль, что ни самому Кутепову, ни кому-либо из его консультантов не пришла в голову очень простая, изящная и легко осуществимая идея. Притом, что примеры подобного в литературе уже имелись. Необходимо было в примечаниях к каждому тому «Царской охоты» ограничиться лишь, как положено, точными отсылками на использованные источники. А все собранные документальные материалы, но уже действительно научно обработанные и систематизированные, снабженные справочным аппаратом и перекрестными отсылками, дать отдельным томом, в качестве самостоятельного приложения к «Царской охота». Во-первых, в этом случае состоятельные коллекционеры получили бы настоящее роскошное коллекционное издание, т. е. то, что им и нужно, а не некоего кентавра с претензией на научность, абсолютно им не нужную. Во-вторых, это позволило бы сэкономить казенные деньги и сделать издание вполне рентабельным для Кабинета ЕИВ. В-третьих, те, кого действительно серьезно интересует сама история Царской охоты, но приобретение роскошного издания им не по карману, могли бы свободно приобрести недорогой дополнительный том материалов в свою собственную библиотеку. К тому же такой том, выпущенный большим тиражом, был бы доступен и большему числу любителей. Пользоваться таким томом намного проще и удобнее, чем громадным, абсолютно неподъемным «фолиантом», неудобство пользования которым знакомо любому исследователю. Одно дело рассматривать картинки, другое вчитываться в текст. Не побоюсь повториться, пожалев, что эта идея не пришла в голову Николая Ивановича. Хотя благодаря тому, что и в РНБ, и в БАН сохранились три тома его «манускрипта», исследователь все же имеет возможность изучать «Царскую охоту» в более удобном для восприятия виде. Но самое курьезное заключается в том, что все документальные материалы, собранные Кутеповым для 2-го и 3-го томов, сохранились в фонде Придворной охоты[49] и вполне доступны для исследователей. Впрочем, все мной вышесказанное отнюдь не умаляет сделанного Кутеповым, т. к. только благодаря его воле, таланту и энергии мы и имеем это замечательное издание. Сделав это небольшое отступление, вернусь к рассказу о «Царской охоте».

2-й том также был переведен на французский язык тем же доктором Вольфом, за что ему и было уплачено 1,5 тыс. рублей. Правда, на этот раз фамилия переводчика была вынесена на титул французского издания, хотя и под весьма прозрачным псевдонимом — Лупус[50]. Но сам том французского издания был издан ЭЗГБ лишь в начале 1900 г. тем же тиражом, что и 1-й, т. е. в 200 экземпляров[51].

18 мая 1900 г. Государь, находясь в Гатчинском дворце, принял Кутепова, который поднес Николаю Александровичу «манускрипт» 3-го тома. По словам Кутепова из рапорта об этой аудиенции Министру Двора, Государь назвал 1-й и 2-й тома «Царской охоты» выдающимися и рекомендовал послать оба тома французского издания на Всемирную выставку в Париж. Затем «дважды соизволил приказать издать 3-й том так, чтобы он не уступал по красоте и интересу первым двум». За сим изволил приказать обратиться к художникам, мною представленным: Репину, Лебедеву, Пастернаку, Степанову, Хренову, Рябушкину, Васнецову, Самокишу, прибавив: «и непременно к Серову»[52]. Для оплаты труда художников по смете, составленной Кутеповым, ему было отпущено из Кабинета ЕИВ 7325 рублей.

В связи с тем, что временными рамками 3-го тома был «галантный» XVIII век, эпоха господства стилей барокко и рококо, стилей пышных, богатых, то и Кутепов решил оформить том в соответствии с господствовавшим стилем эпохи. В это время в России уже получили известность художники, группировавшиеся вокруг журнала «Мир искусства», главным редактором, идеологом и вдохновителем которого был Александр Николаевич Бенуа. Особой любовью у «миръискусников» пользовался ХVIII век. Сам Бенуа считал его одним из кульминационных пунктов во всей истории культуры. К тому же, приглашая к участию в иллюстрировании тома художников, чье творчество не было еще общепризнанным и вызывало ожесточенную критику вплоть до полного неприятия, а следовательно не избалованных большими гонорарами, Кутепов резонно рассчитывал на большее число высококачественных рисунков, но за меньшую цену. В письме к Бенуа от 15 июля 1901 г. Кутепов, сообщая Александру Николаевичу о том, что он пригласил участвовать в томе Е.Е.Лансере, делает весьма характерную приписку: «несомненно думаю, что Лансере дорого не возьмет, а имя его достигнет своей высоты»[53], т. е. ко всему прочему Николай Иванович расценивал участие в его проекте художников-«миръискусников», как весьма для них престижном деле, заметно повышающем их известность и популярность. В этом же письме Кутепов написал Бенуа, что он Самокишем недоволен. И действительно, в 3-м томе только 2 рисунка принадлежит Самокишу, а также оформление переплета, хотя по предварительной смете предполагалось, что он выполнит 60 рисунков, т. е. сделает все оформление 3-го тома, в то время, как остальные художники выполняли по 1—3 рисунка для иллюстрирования ключевых моментов очерка. Характерно, что добиваясь большего художественного своеобразия 3-го тома, Кутепов не только пригласил участвовать в издании большее число художников, но и заказывал им исполнение рисунков в различных техниках и манере. Например, в письме Бенуа от 12 июля 1901 г. Кутепов просит выполнить последнего одну картину в черно-белом варианте, поясняя: «Говорю потому не в красках, ибо у меня нет ни одной картины для литографии в белом и черном виде»[54]. В другом письме от 25 мая 1902 г., прося Бенуа исполнить один из рисунков к заставке нарисованным на специальной литографской бумаге, заменяющей камень, Кутепов написал, что «этот способ мог бы внести новизну в книге, что желательно»[55].

В декабре 1902 г. 3-й том под названием «Царская и Императорская охота на Руси. Конец XVII и XVIII век»[56] вышел из печати тиражом 500 экземпляров. Переплет по рисунку Самокиша и идее Кутепова был сделан в мастерской Кирхнера в том же исполнении, что и для первых двух томов, т. е. из цветной (синей) опойковой кожи, с серебряными наугольниками, тройным золотым обрезом, коленкоровой суперобложкой (в цвет переплета) и картонным футляром. Первые четыре экземпляра с более дорогим переплетом (по 20 рублей) были предназначены для поднесения Их Императорским Величествам. Для других экземпляров Кирхнер делал переплет за 14 руб. 75 коп. плюс 50 коп. за сброшюровку книжного блока.

В дополнение к роскошному переплету для 3-го тома была сделана специальная закладка[57], представлявшая собой широкую шелковую ленту серо-голубого цвета, подвешенную на плетеном серебряном шнуре и украшенную прикрепленными с обеих сторон двумя литографиями с рисунками Е.М.Бем. На одной из них изображен мальчик-сокольник с соколом и словами Алексея Михайловича: «Делу время, а потехе час», на другой цитата из «Урядника»: «Забавляйтеся, утешайтеся сею доброю потехою, да не одолеют вас кручины и печали всякие».

3-й том отличается от остальных томов «Царской охоты» не только самым большим объемом[58], но и самым богатым художественным оформлением. Рисунки, украсившие том, стали заметным событием русской художественной культуры. Достаточно сказать, что все три темперы, выполненные для 3-го тома Серовым, признаны выдающимися в творчестве этого художника. Их репродукции и рассказ о их создании неизменно включается во все монографии, посвященные Серову. А одна из них — «Петр II и Елизавета Петровна выезжают на охоту» по частоте своего репродуцирования давно стала хрестоматийной и, на мой взгляд, является одной из лучших русских охотничьих картин. И в этом успехе есть несомненная заслуга Кутепова. Под стать серовским и рисунки других художников, также давно ставшие хрестоматийными. Пожалуй, из всех томов «Царской охоты» рисунки 3-го тома наиболее популярны и часто репродуцируются. Однако, если Кутепов, стремясь сделать 3-й том выдающимся событием русской художественной культуры, несомненно справился с этой задачей, и рисунки, помещенные в 3-м томе действительно вызывают восхищение, то говоря о художественном оформлении 3-го тома в целом, нельзя не признать, что он заметно уступает в этом не только 2-му, но и 1-му. 3-му тому не хватает единства художественного оформления, он разваливается на отдельные куски. Каждый художник выполнял поставленную перед ним задачу, не вдохновляясь общей стилевой идеей замысла, не зная, что и как делает другой. Определял же что кому и как делать сам Кутепов, он же и компоновал том, в результате получился винегрет, хороший в каждой своей отдельной части, но в целом весьма и весьма неудобоваримый. Желание сделать том как можно богаче и разнообразнее сыграло с Кутеповым злую шутку, и том, лишенный общей художественной идеи, оставляет впечатление неумелого и безвкусного составления.

Кабинет ЕИВ оставил неизменной продажную цену за экземпляр в 50 рублей и для этого тома, хотя по себестоимости 3-й том также стал выдающимся. Включая стоимость переплета, она выразилась почти в 90 рублей за экземпляр.

Говоря о тексте очерка, можно опять повторить все сказанное выше о 1-м и 2-м томах «Царской охоты». Однако в 3-м томе уже явственно обозначилась та тенденция, которая еще лишь слегка намечалась в предыдущих томах, но особенно сильно проявилась в последнем, 4-м томе. Дело было в том, что круг источников для XVIII века по сравнению с предыдущими периодами возрос в геометрической прогрессии. И, если любой найденный документ за более ранний период представлял собой исключительную ценность ввиду очень незначительного числа самих сохранившихся свидетельств об охоте в старину вообще, то для XVIII, и тем более XIX веков проблема была прямо противоположной. Для того, чтобы не утонуть в ненужных мелочах и подробностях, лишь затемняющих изложение главного, требовался уже тщательный отбор самих сохранившихся источников. Однако Кутепов не изменил методики работы. Нанятые им археографы отыскивали в казенных архивах документы, связанные с Царской охотой. Но, если эта работа была относительно несложной для более ранних периодов из-за ограниченности круга источников, то для более поздних периодов поиск документов должен был вести исследователь, владеющий данной темой для того, чтобы вести этот поиск целенаправленно и осмысленно, и уметь из найденного отобрать именно то, что нужно, т.е. в идеале эту работу должен был бы выполнять сам Кутепов. Археографы же просто выбирали из архивов все, что встречалось более-менее подходящего к понятию «Царская охота». Поэтому Кутепов использовал в своем очерке только то, что для него нашли, а не то, что фактически можно было бы разыскать. К тому же Кутепову, по-видимому, было очень жалко отбросить даже самую мелкую ненужную для общего понимания истории Царской охоты деталь, и он впихнул в 3-й том все найденное. В результате при исключительном изобилии мелких подробностей остались не проясненными, неполно или неточно изложенными многие центральные моменты истории развития Царской охоты, т.е. получилось по поговорке: «Из-за деревьев оказалось не видно леса». Кутепов просто утонул в обилии материала.

Из всего выше сказанного мне бы не хотелось, чтобы читатели сделали вывод о том, что 3-й том «Царской охоты» плох. Отнюдь нет. Я просто заострил внимание на главных недостатках работы Кутепова, точнее отметил то, что, на мой взгляд, необходимо было бы еще сделать; но при этом ни в коем случае не умаляя значения самой проделанной работы, содержащей громадный фактический материал по истории Царской охоты XVIII века. К тому же, изложив по собранным им материалам свое понимание этой истории, Кутепов дал ясно видимый ориентир для будущих исследователей истории русской охоты и заложил основы, на которые можно опираться и от которых можно отталкиваться во всех дальнейших исследованиях названной темы. Поэтому по сути Кутепов является не только первым крупным исследователем истории русской охоты, но и основоположником этого отдела в русской истории. И в этом, на мой взгляд, и состоит главная заслуга Кутепова перед русскими охотниками.

Теперь, прежде чем перейти к рассказу о 4-м томе «Царской охоты», вышедшем уже после смерти автора и стоящем несколько особняком от первых трех, настала пора рассказать и о «личном» издании Кутепова.

Еще в самом начале своего очерка я отметил, что Николай Иванович отличался хорошей деловой хваткой. В письме, написанном вдовой Кутепова к Бенуа от 12 июня 1908 г. из имения «Оре», приобретенного Николаем Ивановичем недалеко от г. Сочи, есть весьма примечательная фраза: «Здесь мы наслаждаемся дивной погодой и такой же обстановкой, но отсутствие такого хозяина, как мой покойный муж, чувствуется во всем до боли, до крика, как говорится»[59]. В другом письме к Бенуа от 22 июля того же года: «Здесь у себя в чудном уголке мы наслаждаемся и чудной погодой, и дивной обстановкой, и изобилием фруктов, и морем — а все же без Николая Ивановича все без досмотра»[60]. Лучшей характеристики деловых качеств Кутепова и придумать нельзя.

По всей видимости, мысль осуществить «личное» издание «Царской охоты» пришла Кутепову ввиду успешной продажи 1-го тома «кабинетского» издания. Расчет специалистов ЭЗГБ оказался весьма точным. К выходу 2-го тома в 1898 г. оказались распроданными уже почти 150 экземпляров 1-го тома, что для такого супердорогого издания было очевидным успехом. К выходу же 3-го тома было продано почти 300 экземпляров 1-го тома и почти 200 — 2-го, т. е. «Царская охота» продавалась весьма и весьма успешно и Кабинет ЕИВ вполне мог рассчитывать со временем вернуть 50—60 % от затраченных на издание средств. Поэтому Кутепов вполне реально мог рассчитывать, что его «личное» более дешевое издание также будет успешно распродано. Только в отличие от Кабинета ЕИВ на этом можно будет еще и неплохо заработать.

Пользуясь тем, что Кабинет ЕИВ, финансируя издание «Царской охоты», имел дело лишь с автором и не контактировал напрямую с ЭЗГБ, Кутепов, не спрашивая даже формального разрешения Министра Двора и, естественно, самого Кабинета ЕИВ, заказал на свои личные средства отпечатать Экспедиции второе издание «Царской охоты». Себестоимость этого издания (о которой будет сказано ниже), конечно, была на порядок ниже «кабинетского» издания, т. к. фактически Кутепов оплачивал лишь печать и бумагу. Печать осуществлялась с готовых форм, работа художников также была уже оплачена. К тому же для своего издания Кутепов использовал не два сорта бумаги, как в «кабинетском», а и для текста и для примечаний пошла только одна литографская бумага, более дешевая. В довершение ко всему переплет для «личного» издания Кутепов заказал у Кирхнера, который сделал его с тех же штампов, т.е. полностью имитирующим дорогой кожаный переплет «кабинетского», включая и его расцветку. Но из более дешевых материалов. Переплет был полукожаным[61] без серебряных наугольников, без суперобложки и футляра. Поэтому обходился он Кутепову вместо 13—18 рублей всего в 5 рублей 50 копеек. Вместе с тем «личное» издание мало чем уступало «кабинетскому», оставаясь все таким же роскошным. На титулах 1-го и 2-го томов «личного» издания была сделана надпечатка: «Издание второе». Таким образом Николай Иванович несколько подстраховался на случай, если бы Кабинету ЕИВ стало известно о его частном издании. Забавно, что на обороте титулов сохранялась надпись: «Печатается с разрешения Министра Императорского Двора». Хотя самого этого разрешения-то и не было. Первые два тома второго издания были отпечатаны ЭЗГБ в 1899 г. тиражом по 600 экземпляров каждый и с указанием годом издания как у «кабинетского», т. е. 1896 для 1-го и 1898 для 2-го. В тот же год Кутепов заказал и второе издание 1-го тома на французском языке. Правда, тираж его заказал вполовину меньше «личного» русского издания — лишь 300 экземпляров. По выходе в 1900 г. 2-го тома французского издания, ЭЗГБ одновременно с ним отпечатало французское издание и для Кутепова, но уже тиражом одинаковым с «кабинетским», т. е. всего в 200 экземпляров. Последнее объяснялось тем, что несмотря на то, что Кабинет ЕИВ разместил продажу французского издания в одной из крупнейших издательских и книготорговых фирм — «Фламмарионе» (Ernest Flammarion. Кстати, существующей и до сих пор) в Париже, книга практически не продавалась. Скуповатые французы отнюдь не торопились раскрыть свои кошельки. Неуспех французского издания оказал решающие влияние и на решение Кабинета ЕИВ не переводить и не печатать на французском 2-й и 4-й тома «Царской охоты».

Наряду с этим демаршем Николай Иванович предпринял и первый, выражаясь современным языком, наезд на Кабинет ЕИВ в попытке удержать в своей личной собственности все оригиналы рисунков этого издания. Обычно оригиналы рисунков, представлявшие собой не только художественную и коллекционную ценность, но и вполне реальную материальную, и оплаченные Кабинетом ЕИВ, собирались в специальные альбомы и передавались на хранение в Эрмитаж. Кутепов в мае 1898 г. сделал запрос в Кабинет ЕИВ о том, как поступить с оригиналами рисунков? При этом ввел Кабинет ЕИВ в заблуждение, сообщив, что, во-первых, часть рисунков была оплачена из его личных средств, и, во-вторых, что рисунки Самокиша сильно пострадали при воспроизведении и не годятся для составления в альбом. И то, и другое было заведомой неправдой. Не разобравшись, Кабинет ЕИВ ответил Кутепову, что оригиналами рисунков, оплаченных им лично, он, естественно, может располагать как ему заблагорассудится. Надеясь на забывчивость Кабинета ЕИВ, Николай Иванович спокойно оставил у себя все оригиналы.

Но это, как оказалось, был не единственный случай обмана им Кабинета ЕИВ. В 1899 г. библиотеки АН и Румянцевского музея[62] практически одновременно запросили Кабинет ЕИВ о высылке положенных им по закону обязательных бесплатных экземпляров 1-го и 2-го томов «Царской охоты». Однако директора обеих библиотек получили из Кабинета ЕИВ весьма странную отписку, суть которой гласила, что, дескать, это издание является частным делом (!) Кутепова, поэтому экземпляры высланы не будут. Но, во-первых, издание осуществлялось самим Кабинетом ЕИВ, и, во-вторых, обязательные экземпляры по закону должны были быть высланы в эти библиотеки, наряду с ИПБ, независимо от того, кем это издание осуществляется. Однако вскоре Кабинет ЕИВ получает записку от Кутепова с просьбой списать по 2 экземпляра 1-го и 2-го томов «кабинетского» издания, как поднесенные названным библиотекам бесплатно. Кабинет ЕИВ, не усомнившись, списывает с отчетности по два экземпляра обоих томов. К чему бы это? Зайдем в БАН и взглянем на имеющиеся там экземпляры 1-го и 2-го томов «Царской охоты». Дарственные надписи автора на шмуцтитулах обоих томов не вызывают сомнения, что это именно те самые экземпляры. Обе надписи совершенно идентичны и сделаны в один день: «С чувством глубокого уважения Императорской Академии Наук. Автор Ник. Кутепов 16 марта 1899 г.»[63]. Но оба тома ничто иное как «личное» издание! Мало того, Николай Иванович не счел нужным тратить деньги даже на фирменный переплет. Книги подарены в «сорочке». Библиотека сама одела их в свой переплет[64], по обыкновению сохранив под ним «сорочку». ИПБ по закону полагалось два обязательных экземпляра, и здесь мы видим, что один из экземпляров представляет собой второе издание. И также поднесен Кутеповым в «сорочке». На этот экземпляр ИПБ сделала не свой фирменный переплет, а более прочный (поэтому он и сохранился), представляющий собой твердый картонаж, оклеенный белой плотной бумагой с тройной золотой рамкой и вытисненным в верхнем правом углу золотым двуглавым орлом[65]. Под этим переплетом также сохранилась «сорочка».

Какие экземпляры поднес Кутепов библиотеке Румянцевского музея, а также историкам и художникам, можно только догадываться. Но списаны они все из «кабинетского» издания. Зато Николай Иванович мог делать своим друзьям и нужным людям поистине «царские» подарки. Что ярко подтверждает упомянутый мной экземпляр «кабинетского» издания из РНБ, поднесенный будущей супруге.

Однако, рано или поздно, Кабинет ЕИВ все же получил сведения о том, что Кутепов в ущерб интересам Кабинета ЕИВ приторговывает каким-то изданием «Царской охоты». Навести справки не составило труда. Но трогать Николая Ивановича не стали, а, видимо, в неформальной обстановке слегка пожурили, сказав, что так делать нехорошо. Пришлось в начале 1903 г. Кутепову официально через Министра Двора испрашивать у Государя разрешение на выпуск второго, более дешевого издания «Царской охоты», с передачей в его собственность всех печатных материалов, при этом не постеснявшись попросить в дополнение ко всему этому и все оригиналы рисунков в личную собственность. 15 февраля 1903 г. Высочайшее разрешение на второе издание было получено, однако Государь распорядился, чтобы все оригиналы рисунков по минованию в них надобности были бы переданы на хранение в Эрмитаж[66]. Николай Иванович, опять понадеявшись на забывчивость Кабинета ЕИВ, спокойно проигнорировал Высочайшее указание и оставил все оригиналы у себя, хотя надобности в них для печати не было, естественно, никакой, т. к. не говоря уже о 1-м и 2-м томах, давно отпечатанных, но и второе издание 3-го тома было осуществлено ЭЗГБ одновременно с «кабинетским» еще в 1902 г.!

Тираж 3-го тома «личного» издания также равнялся 600 экземпляров. Но здесь Николай Иванович сделал еще одну хитрость. На 3-м томе «личного» издания нигде нет указания на то, что это издание второе. Поэтому уже без всяких сомнений Кутепов разослал его всем тем, кому это было положено по закону, а также историкам и художникам, не забыв списать и забрать себе экземпляры «кабинетского» издания. Экземпляр 3-го тома, находящийся в БАН, имеет весьма прочувствованную надпись: «В Императорскую Академию Наук с глубоким чувством почтения. Автор Ник.Кутепов 16 марта» (год не указан), что не помешало однако в очередной раз поднести книгу, пусть и «личного» издания, но все же без фирменного переплета[66].

Терпеливо ждал Кабинет ЕИВ возврата от Кутепова оригиналов, пока наконец терпение не лопнуло. Послав очередной запрос о судьбе оригиналов Кутепову, Кабинет ЕИВ инициировал появление в «Биржевых Ведомостях»[68] от 12 сентября 1906 г. довольно злого фельетона под названием «Где забытые рисунки к Царской охоте?», суть которого коротко сводилась к следующему: рисунки наших самых выдающихся художников, оплаченных за казенный счет, т.е. на народные деньги, должны находиться в Русском музее, а не украшать квартиру отставного генерала. Николай Иванович, привыкший игнорировать всякие запросы Кабинета ЕИВ, ответил последнему лишь в конце сентября 1906 г. в обычном духе, буквально следующее: «Второе издание истории «Великокняжеской, Царской и Императорской охоты на Руси», вследствие неблагоприятных обстоятельств с рабочими в типографиях, сильно задержалось и только теперь восстанавливается, почему, как только минет надобность в оригинальных рисунках для названной цели второго издания, я буду иметь честь известить Вас, Ваше Превосходительство и просить прислать уполномоченное лицо для их приемки. Определить точно время конца работы издания в настоящее время я решительно не могу, но сделаю все возможное, чтобы ускорить его»[69]. Но Кабинет ЕИВ, получив серьезный разнос от Министра Двора, в этот раз не поверил Кутепову и 6 октября 1906 г. сделал запрос непосредственно напрямую в ЭЗГБ. Ответ из Экспедиции оказался подобен холодному душу и окончательно протрезвил Кабинет ЕИВ. Он гласил: «Печатание второго, менее ценного издания, составленного Генерал-Майором Кутеповым сочинения «Великокняжеская и Царская охота на Руси» производилось в Экспедиции и все три тома в количестве по 600 экземпляров были окончены печатанием и выпущены из Экспедиции 16 декабря 1902 г., причем все оригиналы рисунков были возвращены Генерал-Майору Кутепову»[70]. Правда здесь ЭЗГБ также слегка передернула, т. к. 1-й и 2-й тома второго издания, как мы знаем, были отпечатаны ею еще в 1899 г., а не в 1902. Но это уже никак не меняло сути. Уличенный во лжи и припертый к стенке Николай Иванович был вынужден в декабре 1906 г. расстаться со своей коллекцией. Кабинет ЕИВ передал оригиналы по принадлежности в Эрмитаж. О Русском музее уже никто не вспоминал.

Судьба оказалась милостивой к этим произведениям искусства. Большая часть этой коллекции все-таки в конце концов оказалась там, где и должна была быть, т. е. в Русском музее. В 20-е годы, когда планировалось сделать Эрмитаж музеем чисто Западного искусства, многие его русские коллекции были переданы в Русский музей. Так оригиналы рисунков к «Царской охоте» и попали туда, где и доныне обретаются. Правда, судя по тому, что находится в Русском музее, необходимо сделать вывод, что Кутепов все же кое-что удержал у себя. А следовательно, современные коллекционеры имеют возможность при желании найти и приобрести на антикварном рынке неплохие коллекционные вещи. Так, года 3—4 назад в одном из питерских «антиков», размножившихся в последние годы как грибы после дождя, мне пришлось видеть рисунок Самокиша к 1-му тому под названием «Молодой Великий Князь Станислав Игоревич» (с. 62). Состояние рисунка было посредственное, цена завышена раза в три. Каково было мое удивление, когда оказалось, что рисунок не пролежал в «антике» и двух недель и был приобретен. Не могу не поздравить неизвестного мне коллекционера с весьма удачным приобретением, т.к. подлинно первоклассные коллекционные вещи охотничьего содержания встречаются на антикварном рынке очень и очень редко. Поэтому данная вещь может весьма достойно украсить любое охотничье собрание. Однако вернусь к Николаю Ивановичу.

Обиженный Кутепов в письме Министру Двора от 20 февраля 1907 г., жалуясь на несправедливое к нему отношение со стороны Кабинета ЕИВ и пытаясь ввести в заблуждение уже самого Министра, невольно проговорился и сообщил довольно любопытные факты по его «личному» изданию. Он сообщил, что издание «мне стоило до 10000 рублей собственных затрат, а продажа их еще и не начиналась и я бы охотно все книги второго издания, одинаково с первым изданные, продал бы в руки Министерства по 17 рублей за экземпляр, т.е. с уступкой по 19 рублей на каждую книгу настоящей ее стоимости, что составит в общей сложности 25000 рублей...»[71].

Во-первых, книги своего издания Кутепов продавал уже давно. Во-вторых, продавал он каждый экземпляр, как это видно из письма, по 35 рублей. В-третьих, если его затраты на издание составили 10000 рублей, то себестоимость одного экземпляра, включая и французские, т.е. в общей сложности 2300 экз., составила для Кутепова всего 4 рубля 35 копеек. А если прибавить к этому стоимость переплета и сброшюровки, то общая себестоимость экземпляра была всего около 10 рублей. В-четвертых, предлагая Министерству Императорского Двора купить у него оптом его издание за 25000 рублей при 17 рублях за экземпляр, нетрудно подсчитать, что это составляет всего около 1470 экземпляров, т.е. свидетельствует о том, что не менее 700—800 экземпляров к 1907 г. Кутепов уже продал. Исходя из этого опять не трудно подсчитать, что он не только вернул себе все свои затраты, но и заработал уже чистую прибыль. Если бы Министерство Двора откликнулось на его предложение и забрало бы все экземпляры «личного» издания, то в этом случае Кутепов получил бы одномоментно весьма солидный капитал, разместив который даже и на малодоходных, но железно надежных государственных 4% бумагах, можно было бы спокойно и без всяких хлопот ежегодно стричь купоны в размере 1000 рублей. Неплохой привесок к усиленной пенсии. При этом отпадала нужда беспокоиться о хранении книг и их продаже, а заодно отпадали траты и на постановку экземпляров в фирменный переплет. И хотя, продавая свое издание самостоятельно, Кутепов заработал бы на каждом экземпляре больше, но учитывая то обстоятельство, что все издание продавалось бы не менее десяти-пятнадцати лет, в результате выигрыш на самом деле был бы не так и значителен. А вот хлопот было бы неизмеримо больше. Однако Министр Двора не дрогнул и даже не посочувствовал жалобам Николая Ивановича на его бедность и недостаточность оплаты, жестко ответив, что если Кутепов считает произведенные ему выплаты за труды по подготовке и изданию «Царской охоты» недостаточными, а подготовку и издание очередного 4-го тома для себя обременительным, то он вправе просить Высочайшее разрешение на освобождение его от этого труда. Пришлось Николаю Ивановичу проглотить обиду. Отказываться от такого лакомого кусочка не было никакого смысла. Зато отыгрался Кутепов на Кабинете ЕИВ на французском издании сполна.

Для Кабинета ЕИВ французское издание по себестоимости одного экземпляра обошлось процентов на 30 дешевле за счет готовых клише и того, что при печати использовался только один сорт бумаги, более дешевой литографской. Однако переплет был сделан Кирхнером таким же роскошным, т. е. цельнокожаным с серебряными наугольниками с тройным золотым обрезом и т. п. Изменено было соответственно лишь заглавие на штампе с русского на французское. Как я уже отметил выше, продажа в Париже «кабинетского» издания не пошла, поэтому Кабинет ЕИВ не стал делать перевод на французский 3-го и 4-го томов. По распоряжению Николая II часть экземпляров «кабинетского» французского издания была поднесена очень ограниченному числу лиц и учреждений: Высочайшим особам, например, Императору и Эрцгерцогу Австрийским, Императору и Кронпринцу Германским; частным лицам, например, Графу де Шабо (de Chabot) в ответ на поднесение им Государю собственного труда по истории охоты: «La chasse a travers les ages»; в библиотеки, например, в Библиотеку Конгресса США; а также один экземпляр Государыне Императрице Александре Феодоровне. Всего «кабинетского» французского издания по сведениям самого Кабинета ЕИВ было поднесено лишь 9 экземпляров. По данным последнего учета на 29 апреля 1914 г. в Кабинете ЕИВ находилось в наличии: 1-го тома французского издания — 171 экземпляр (из них только 8 в переплете, остальные 16З экземпляра оставались лишь сброшюрованными); и 2-го тома — 188 экземпляров (из них соответственно только 5 было в переплете). Следовательно можно сделать вывод, что к весне 1914 г. только 20 экземпляров 1-го тома и всего 3 экземпляра 2-го были проданы или же находились на комиссии в Париже. Таким образом «кабинетское» французское издание в роскошном цельнокожаном переплете с серебряными наугольниками представляет собой первоклассную библиофильскую редкость и коллекционную вещь, т. к. не трудно подсчитать, что было поставлено в переплет: 1-го тома всего 37 экземпляров, а 2-го вообще 17. Я думаю, что вряд ли они есть хоть в одном частном собрании России. Оба тома «кабинетского» издания, правда, с утраченными серебряными наугольниками имеются в собрании РНБ[72]. На обоих экземплярах не имеется каких-либо знаков владельческой принадлежности. Попали они в РНБ уже в советское время, и я думаю, что они происходят из Кабинета ЕИВ и были переданы в РНБ при разборе дел и бумаг последнего после революции. Хранившиеся там экземпляры без переплетов скорее всего погибли в огне революции. Хотя все же какая-то часть их уцелела, т. к. мне приходилось видеть раза 3—4 в букинистах французское издание «Царской охоты» в одной «сорочке». Но не исключено, что это были и экземпляры «личного» французского издания. К сожалению, тогда я не затруднил себя внимательным их осмотром.

Первоначально не пошли дела с продажей и «личного» французского издания у самого Кутепова, хотя и себестоимость и полукожаный переплет позволили держать продажную цену на него раза в два ниже «кабинетской». Да и ударил Николай Иванович Кабинет ЕИВ под самый дых, выставив свое издание на продажу у того же Фламмариона в Париже. Но Кутепов все же нашел выход. Близко познакомившись с Бенуа в процессе подготовки 3-го и 4-го томов и зная о его широких знакомствах во Франции в связи с успехом дягилевской антрепризы, Николай Иванович практически в каждом письме просил Александра Николаевича, чтобы он посодействовал продаже его издания в Париже. Подключил он к этому и самого Дягилева, пользуясь тем, что оказал ему содействие в организации знаменитой выставки русского портрета в Таврическом дворце в 1904 г. Бенуа помощь оказал и какая-то часть «личного» французского издания понемногу в Париже продавалась. Кабинет ЕИВ же вынужден был больше ничего во Францию не посылать, ограничившись экземплярами уже выставленными на продажу у Фламмариона. Поэтому само издание прочно осело в Кабинете ЕИВ мертвым осадком.

«Личное» французское издание «Царской охоты» в полукожаном переплете мне видеть не приходилось. А т.к. я невнимательно отнесся к тем экземплярам в «сорочке», которые я видел в букинистах, то я даже не могу сказать, имеет ли «личное» французское издание надпечатку на титулах, что это издание второе по примеру русского? Но тем не менее, хотя «личное» французское издание в переплете скорее всего менее редкое, чем аналогичное «кабинетское», все же оно также представляет собой первоклассную коллекционную вещь, т. к. в основном продавалось не в России и, следовательно, здесь встречается редко.

К концу 1903 г. Кутеповым был написан текст 4-го тома и, как уже сказано выше, в январе 1904 г. он был отпечатан ЭЗГБ. Николай Иванович запросил Министра Двора о разрешении финансировать издание Кабинетом ЕИВ. Однако издание приказом Министра было приостановлено «ввиду Высочайшей Воли о принятии мер к сокращению расходов по Министерству Императорского Двора по случаю происходящих военных событий на Дальнем Востоке»[73]. Интересно, что на эту резолюцию Министра Двора последовал довольно странный ответ Начальника Императорской Придворной охоты князя Д.Б.Голицина, что «издание Генерал-Майором Кутеповым истории Императорской охоты закончено и продолжение не предполагалось»[74]. К этому странному ответу я еще вернусь ниже.

Через год, получив личную аудиенцию у Государя, Кутепов возобновил ходатайство. В записке Министру Двора он писал: «12 октября 1905 г., я, Заведующий хозяйством Императорской охоты, в г. Новом Петергофе имел счастие преподнести Его Императорскому Величеству 4 том и последний истории «Императорской охоты на Руси». Его Величество, милостиво приняв от меня манускрипт 4 тома, приказал мне издать его точно так же, как были изданы предшествующие три тома охоты; т. е. обратиться к лучшим русским художникам для его иллюстрации, добавив, что рисунки художника Зичи, находящиеся в арсенальной зале Гатчинсного дворца, изображающие некоторые сцены из охот Императора Александра II, Его Величество изволит Сам вместе со мной выбрать в один из приездов Его в Гатчино»[75]. Однако несмотря на это, уже в ноябре 1905 г. через Министра Двора последовало очередное «Высочайшее повеление отложить издание 4 тома». На следующий год, в июне 1906, Кутепов возобновил ходатайство об издании, прося Министра Двора выделить деньги, хотя бы на заказ рисунков художникам, т. к. для исполнения рисунков потребуется года два. «В противном случае дело может затянуться еще долее и, может быть, не судьба будет окончить издание 4 тома самому автору с таким же желательным успехом, как и первые три тома»[76], — весьма провидчески отметил Кутепов. На этот раз дело приняло благоприятный оборот и уже в августе 1906 г. на заказ рисунков для 4-го тома Кутепову было ассигновано 8000 рублей. И осенью того же года Николай Иванович, наконец-то, приступил к работе по подготовке к изданию 4-го тома. В письме от 21 декабря 1906 г. он писал Бенуа: «Помните нашу встречу в Версале, где я Вам говорил, что придет время моего к Вам обращения по поводу необходимости картин для 4 тома истории Императорской охоты. Теперь оно настало и я прошу Вас нарисовать мне несколько из эпохи исторического моего описания с Императора Павла I-го по нынешнее Царствование Императора Николая Александровича. Эпоха для Вас очень подходящая и Вы хорошо изучили Императоров Павла I и Александра I. Манускрипт мой уже отпечатан для удобства чтения. Я Вам пришлю после получения Вашего письма и согласия. Уведомил я также и Лансере и предложил ему принять тоже участие, и он принял предложение»[77].

Заказывая рисунки художникам для 4-го тома, Кутепов по-прежнему определял то, что он хотел бы видеть. Например, в другом письме к Бенуа он писал: «Прошу только помнить одно, Александр Николаевич, Вы имеете иллюстрировать не специально охотничью книгу, но книгу эпох жизни Царской семьи, почему, если Вы дадите жанровые картины семейной жизни этих Государей[78], их прогулок по паркам Петергофа, Павловска, г. Гатчины, изобразите придворных в их бесподобной, красивой форме, окружающих Императоров с их семьей, это уже будет в украшение 4 тома. Сцен охоты у меня довольно, но жанровых мало»[79].

Предчувствие все же не обмануло Кутепова и ему не суждено было закончить издание «Царской охоты». В самый разгар работы в конце 1907 г. он скончался. В феврале 1908 г. вдова Кутепова, принимавшая самое близкое участие в издании «Царской охоты» подала прошение в Кабинет ЕИВ о взятии на себя всех обязательств покойного мужа по изданию 4-го тома. 3 марта 1908 г. на ее прошение последовало Высочайшее разрешение[80].

Издание 4-го тома по разным причинам затянулось и только в апреле 1912 г. ЭЗГБ выпустило том в свет под названием на титуле «Императорская охота на Руси». Тираж «кабинетского» издания составил 500 экземпляров при себестоимости, включая стоимость переплета, около 70 рублей за экземпляр. Продажную цену Кабинет ЕИВ оставил неизменной в 50 рублей. Тираж «личного» издания мне точно неизвестен, но, по всей видимости, он равен тиражу первых трех томов, т. е. 600 экземпляров. Несмотря на то, что издание 4-го тома закончено ЭЗГБ в 1912 г., на титулах обоих изданий указан 1911 г. Вдова по примеру покойного мужа на титуле «личного» издания не стала указывать на то, что это издание второе.

Первоначально Кабинет ЕИВ в 1912 г. заказал Кирхнеру сделать переплеты только для 4-х «царских» экземпляров (по 18 рублей) и 30 «роскошных» (по 14 руб. 75 коп.). Заказ этот был безусловно выполнен, т. к. в деле об издании «Царской охоты» наличествует счет Кирхнера за его выполнение[81]. Тем не менее в библиографии и в библиофильской литературе непременно сообщается о том, что 4-й том вышел вообще без серебряных наугольников. Однако, уже упоминавшийся букинист говорил мне, что через его руки прошла «Царская охота», у которой не только первые три тома, но и четвертый имел серебряные наугольники. Он даже называл мне фамилию известного деятеля искусств из Москвы, в чьи руки и ушел этот уникальный четырехтомник. Поэтому, весьма вероятно, что все 30 упомянутых «роскошных» экземпляров, как само собой разумеется и 4 «царских», имели серебряные наугольники. Это подтверждается не только словами букиниста, но и следующим соображением. Кирхнер делал переплеты с серебряными наугольниками для 3-го тома за цену в 14 руб. 75 коп. В то же время, когда в 1912 г. Кабинет ЕИВ заказал Кирхнеру сделать для 25 экземпляров 3-го тома цельнокожаные переплеты без серебряных наугольников, последний выполнил эту работу, взяв не 14 руб. 75 коп., а всего 13 руб. 50 коп. за один переплет. Недостающие 1 рубль 25 коп. как раз и составляли стоимость пары серебряных наугольников. К тому же, наряду с заказом «роскошных» переплетов, Кабинет ЕИВ заказал Кирхнеру сделать для 50 экземпляров 4-го тома цельнокожаные переплеты без серебряных наугольников и еще для 50 экземпляров простые полукожаные. Счета от Кирхнера за выполнение этого заказа в деле по изданию «Царской охоты» почему-то нет. Но и этот заказ также был безусловно выполнен. В РНБ имеются два экземпляра 4-го тома «Царской охоты» и оба в цельнокожаных кирхнеровских переплетах с коленкоровыми суперобложками. На этих экземплярах вообще нет каких-либо следов крепления к ним серебряных наугольников, т. е. они и были изготовлены без них[82]. Один из этих томов поступил в РНБ еще в дореволюционное время, видимо в качестве обязательного экземпляра, другой в советское. К сожалению, видеть 4-й том «кабинетского» издания с серебряными наугольниками мне пока не довелось.

Необходимо сказать несколько слов и о самом переплете 4-го тома «кабинетского» издания, выполненного из красной опойки. По всей видимости, Кутепов не успел обсудить с Самокишем идею рисунков обеих крышек переплета, иначе там были бы сюжеты, не уступающие по художественной идее первым трем томам. А так, при рассматривании переплета 4-го тома, не оставляет ощущение, что художник просто схалтурил. На верхней крышке вытиснен черный двуглавый гербовый орел в окружении лавровой ветви, а на задней крышке и того хлеще: изображена «воинская арматура»(!), как именуется в искусствоведении подобный тип украшений, т.е. военное оружие и доспехи, не имеющие никакого отношения к охоте, тем более ХIХ века. Оформление переплета достойное студента Академии Художеств, но никак не Академика живописи. Оно не просто не соответствует теме книги, но и абсолютно диссонирует с первыми тремя томами, выламывается из их ряда, делает 4-й том совершенно чужеродным в нем. То, что Кутепов не обсуждал с Самокишем рисунков обложки, подтверждается и тем фактом, что ЭЗГБ при печатании 4-го тома не получила от Самокиша их эскизов и поэтому не отпечатала издательскую обложку, как это было сделано для первых трех. В связи с этим Кирхнер при сброшюровке экземпляров 4-го тома просто оклеивал книжные блоки «сорочкой» из обычной плотной бумаги серовато-синеватого цвета и без каких-либо надписей и рисунков на ней. Эту «сорочку» можно видеть на экземпляре 4-го тома имеющегося в БАН[83]. Сам же экземпляр одет в фирменный переплет библиотеки АН.

К сожалению, художественное оформление книги также под стать переплету. Несмотря на то, что Самокишем для 4-го тома выполнены почти все заставки и виньетки, т.е. он практически выполнил общее оформление всего тома, этот том, как и 3-й, лишенный общей художественной идеи, не производит впечатление стилевой цельности. Требовать и подстегивать было некому и похоже Самокиш, что называется, просто исполнил номер, — выполнил заказанные ему рисунки чисто технически, особенно не озабочиваясь тем, как все это будет выглядеть в целом и насколько соотноситься с рисунками других художников. Хотя нельзя не признать, что сами по себе рисунки 4-го тома безусловно хороши. Многие из них по частоте репродуцирования давно стали хрестоматийными. А при разборе творчества того или иного художника неизменно отмечается его участие в оформлении «Царской охоты» Кутепова с высокой оценкой выполнения для этого издания рисунков. Но в целом в художественном отношении 4-й том в сравнении с первыми тремя производит весьма унылое впечатление.

К сожалению, и текст 4-го тома также оставляет желать лучшего. Все те тенденции, которые исподволь накапливались в предыдущих томах, выплеснулись наружу в 4-м. И самое главное заключалось в том, что избранный метод сбора материалов в наибольшей степени как раз не годился именно для 4-го тома. Дело в том, что ХIХ век еще не успел отразиться в казенных архивах. А тот материал, который в них накапливался, не был не только научно обработан, но даже и не систематизирован. Разобраться в нем было чрезвычайно трудно. Для успешной работы требовался целенаправленный поиск по определенной методике. А ее-то у Кутепова и не было. Поэтому даже нанятые за деньги археографы мало в чем могли помочь Кутепову. К тому же за бортом остался архив Министерства Государственных Имуществ, в котором отложился в виде отчетов Министрам богатейший материал по охотам Императоров в казенных лесничествах, сейчас в большей своей части утраченный. Что говорить о чужих ведомственных архивах, когда в архиве Придворной охоты Кутепов так до конца и не разобрался. Ведь при нем этот архив был куда как в большей полноте и не представлял собой те жалкие остатки, которые видит современный исследователь. Но более того, за обилием собранных Кутеповым технических деталей, мы не то, что не видим живой Придворной охоты, но и самих живых людей не видим, включая и Государей. Особенно обидно за Александра II. Ведь для Кутепова это была живая эпоха, не успевшая еще уйти в прошлое. Сколько можно было найти материала у участников Императорских охот, у их потомков. Ведь все они были живы и документальные материалы сохранялись в их личных архивах. Например, сын Обер-Егермейстера Александра II Графа П.К.Ферзена Николай не только был довольно известным охотником и заводчиком английских сеттеров в Петербурге, но и адъютантом великого Князя Владимира Александровича. А ведь и сам Великий Князь много чего мог порассказать. Один из сыновей самого близкого и любимого спутника Александра II на охотах Графа И.М.Толстого Иван был Вице-Президентом Академии Художеств, Президентом которой был тот же Великий Князь Владимир Александрович. Были и другие лица. Современный исследователь может только вздыхать о погибших в бурях XX века семейных архивах, а перед Кутеповым они были все открыты. Отказа в ознакомлении с ними он, автор уже трех томов «Царской охоты», не получил бы. Ведь разрешил же ему Государь познакомиться со святая святых — собранием документальных материалов в Собственных Его Величества библиотеках Эрмитажа. Но ничем не воспользовался Николай Иванович, прошел мимо, ограничившись обработкой собранных для него случайными людьми, не имевших к охоте никакого отношения, материалов, доступных им в казенных архивах и исторических журналах. Вот и оказалось, что почти единственный материал, рисующий нам Александра II как охотника — это очерк А.И.Михайлова[84]. Но сей очерк хоть и имеет подзаголовок «Записки охотника-очевидца», на самом деле представляет собой вольный пересказ чужих воспоминаний, в первую очередь, знаменитого Унтер-Егермейстера Александра II И.В.Иванова. А значит ошибки памяти одного наложились на ошибки другого.

Вообще, при знакомстве с текстом 4-го тома не оставляет ощущение, что Кутепов просто устал, надорвался под непосильной для него ношей. В одиночку такой груз, да в такие короткие сроки было не поднять, и он просто раздавил Николая Ивановича. Да и желания серьезно работать к 4-му тому уже не осталось. В какой-то мере эту мысль подтверждает и то, что Кутепов, как видно из цитированного выше письма к Бенуа, часто говорил и писал, что он пишет историю Царской охоты включительно по Царствование Николая II. Между тем мы знаем, что текст 4-го тома был закончен еще в 1903 г. и заканчивался он на Александре II. А вышеприведенный странный ответ Голицына Министру Двора как раз и фиксирует то обстоятельство, что труд Кутеповым был закончен и продолжения автором не предусматривалось. И Начальник Придворной охоты об этом знает. Да и вручая «манускрипт» 4-го тома Государю сам же Кутепов отметил, что он последний. Кутепов, по всей видимости, действительно больше не предполагал никакой работы над этой темой в дальнейшем. А ведь казалось, что писать об Императорской охоте времен Александра III и Николая II ему было бы намного легче, т.к. он был не только очевидцем, но и непосредственным руководителем и организатором Придворной охоты. Но нет, хотя сама возможность продолжения на всякий случай резервируется. Колоссальный труд подорвал все его силы и свел автора в преждевременную могилу.

Общие затраты Кабинета ЕИВ на издание четырех томов «Царской охоты», включая французское издание, составили почти 110 тыс. рублей. К этому необходимо приплюсовать сумму потраченную Кутеповым на сбор материалов и списанную со счетов Придворной охоты — почти 25 тыс. рублей. Таким образом все затраты составили весьма внушительную сумму — около 125 тыс. рублей. Таким образом себестоимость одного экземпляра без переплета выразилась в среднем в 58 рублей. Если Кабинет ЕИВ успел бы до революции поставить все тома «Царской охоты» в переплет, то общие затраты возросли бы еще приблизительно на 30 тыс. рублей, т. е. средняя себестоимость одного экземпляра в переплете выразилось бы приблизительно в 72 рубля. Но Кирхнер успел поставить в переплет только около 1600 экземпляров на сумму почти в 18 тыс. рублей, т.е. все затраты к 1914 г. (последний учет) составили около 150 тыс. рублей. За все это время Кабинетом ЕИВ было выручено около 40 тыс. рублей.

Теперь, чтобы реально оценить коллекционное значение отдельных томов «Царской охоты», я вернусь к данным последнего учета наличия книг в 1914 г. За последующие годы данных нет, но сомнительно, чтобы они сильно изменились, т. к. вряд ли в эти предреволюционные и военные годы было продано значительное количество экземпляров. О французском издании мной было сказано выше, поэтому речь пойдет в этот раз только о русском.

1-й том. 4 экземпляра были поставлены в «царские» переплеты. Еще 390 экземпляров в «роскошные», т. е. цельнокожаные с серебряными наугольниками, тройным золотым обрезом, в коленкоровой суперобложке и футляре. Оставшиеся 6 экземпляров были поставлены в полукожаные переплеты. На 1914 г. оставалось непроданными: 9 экз. в «роскошных» переплетах и 6 в полукожаных.

2-й том. 4 экз. в «царских» переплетах. 285 в «роскошных», но из них 25 экз. без серебряных наугольников; 100 экз. в полукожаных и 111 экз. оставались вовсе без переплетов. К 1914 г. в наличии оставалось: 65 экз. в переплетах (в каких именно не указано) и 111 без переплета.

3-й том. 4 экз. в «царских» переплетах; 197 в «роскошных», из них 25 экз. без серебряных наугольников; 100 экз. в полукожаных и 199 экз. оставались без переплета. На 1814 г. оставалось в наличии: 57 экз. в переплетах (в каких именно не указано) и 199 без переплета.

4-й том. 4 экз. в «царских» переплетах; 80 в «роскошных», из них 50 экз. без серебряных наугольников; 50 в полукожаных и 366 оставались без переплета. Данных о продаже этих экземпляров нет.

Таким образом, наибольшую коллекционную ценность представляют собой «царские» экземпляры. Судьба их, к сожалению, неизвестна. Дело в том, что когда в 20-е годы большевики осуществляли массовую распродажу произведений искусства из Императорских и Великокняжеских дворцов, была осуществлена и распродажа их библиотек. Книг было так много, что их продавали западным, в основном американским, концессионерам, зачастую даже не представлявшим реальную стоимость продаваемых им книг, в буквальном смысле ярдами. Цена же этого ярда определялась только размером книг, т. е. за фолиант просили наибольшую, а за книгу, к примеру, в 32-ю долю листа, соответственно, наименьшую. Никакие другие параметры книги во внимание не принимались[85]. Кому и что именно продано неизвестно. Большая часть книг из этих собраний ушла заграницу, но часть осталась и в России. Поэтому не исключено, что и «царские» экземпляры могут находиться в каком-нибудь частном собрании и у нас в отечестве.

Коллекционное значение других экземпляров может оценить сам читатель, глядя на приведенные мной цифры. Здесь лишь необходимо добавить, что выше оцениваются экземпляры, имеющие номер и автограф Кутепова, а также сохранившие не только серебряные наугольники, но и суперобложку и футляр. Что же касается «личного» издания, то бесспорно, что его коллекционная значимость много ниже. Но здесь также необходимо учитывать один нюанс. 1-й и 2-й тома «личного» издания имеют отметку на титулах о том, что это издание второе. 3-й же и 4-й такой отметки не имеют. Поэтому «кабинетские» 2-й и 4-й тома, одетые в полукожаные переплеты, или же вовсе их не имеюще, по внешнему виду неотличимы от аналогичных «личных». Но, как было особо подчеркнуто выше, «личное» издание отпечатано только на одном сорте бумаги, а «кабинетское» на двух, т.е. общий вес и толщина книжного блока последнего несколько больше. Впрочем эта техническая деталь несущественна и коллекционная значимость 2-го и 4-го томов в полукожаных переплетах, а также в «сорочках», как «кабинетского», так и «личного», в принципе однозначна. Особо еще стоит отметить по редкости 1-й том «кабинетского» издания в полукожаном переплете.

Таким образом, и с коллекционной точки зрения нельзя не признать «Царскую охоту» выдающимся явлением в русской охотничьей литературе.

Однако, думаю, довольно уже рассказано об истории создания и особенностях этого уникального памятника русской охотничьей культуры, т.е. о тех сторонах, которые коротко можно было бы обозначить, как его материальное бытие. Осталось сказать несколько слов и о его духовном.

Труд Кутепова это по своей сути капитальная сводка энциклопедического характера по истории Царской охоты на Руси. В свою очередь сама живая Царская охота являлась высшей формой проявления народной охотничьей культуры, притом не только опирающаяся на эту культуру, но и уходящая своими корнями в самую глубь ее. В тоже время Царская охота всегда была открыта всему новому, нетрадиционному, всегда активно перенимала охотничий опыт и культуру своих ближних и дальних соседей. Таким образом постепенно вырабатывалась та охотничья культура, которая и является нашим главным достоянием. А следовательно и труд Кутепова одно из важнейших звеньев в русской охотничьей культуре, духовное наследие наших предков, залог преемственности и непрерывности наших охотничьих традиций. И хоть нет уже давно ни удалых Императорских Стрелков, ни лихой Царской охоты, но стоит незыблемо «чарочка серебряная», что «на золотом блюде ставленая».

«Кому чару пити? Кому выпивати?»

Пить-выпивать ту чарочку серебряную русским охотникам! Да «чтобы рука их была всегда тверда», а «око светлей, ясней соколиного»!

Сноски

• [1] В дальнейшем, для краткости, я буду называть в тексте это издание, как уже давно принято в среде библиофилов, просто — «Царская охота».
• [2] Сленговое выражение библиофилов, бытовавшее в 60-70-е гг. в Питере и означавшее книжных спекулянтов, стоявших «на воротах» или, как еще выражались, «на проносе» у букинистических магазинов.
• [3] Например, самый последний: М.В.Булгаков «Царская охота». Памятник русской охоте и охотникам. — Охота и охотничье хозяйство, 1994, № 10.
• [4] Всю Императорскую Фамилию, так сильно распустившуюся в последующее царствование и в первую очередь виновную в свержении Николая II, он держал в кулаке, не позволяя ей оказывать хоть какое-то влияние на проводимую им политику.
• [5] Все даты до 1917 г. даются по старому стилю.
• [6] Российский Государственный Исторический архив (РГИА), ф. 478, оп. 4, д. 341, лл. 27—36, формулярный список Н.И.Кутепова.
• [7] Министерство Уделов — ведомство, управлявшее всем совокупным нераздельным движимым имуществом Императорской Фамилии.
• [8] Нечто вроде ведомственного шефа полка.
• [9] Е.Богданович. Стрелки Императорской фамилии. Спб., 1881; Е.Богданович. Исторический очерк Л.-Гв. 4-го Стрелкового Императорской фамилии батальона. Спб., 1889.
• [10] РГИА, ф. 478, оп. 3, д. 1882, лл. 24; 77; 86; и д. 1917, л 2 об.
• [11] РГИА, ф. 472, оп. 3, д. 281, л. 2; и ф. 478, оп, I (4/1003), д. 51, л. 155.
• [12] В современном соответствии приблизительно нечто среднее между заместителем командира полка и начальником штаба полка.
• [13] Журнал Охоты, 1875, № 2, с. 37.
• [14] В письме вдовы Кутепова к художнику Александру Бенуа первая указывает датой смерти мужа 29 декабря (Рукописный Отдел Государственного Русского музея (РО ГРМ), ф. 137, ед. хр. 1120, л. 1). Это является явной опиской, т.к. согласно объявлениям, помещенным в газете «Новое Время», где точная дата смерти Кутепова хотя и не указана, однако первое сообщение об этом появилось в № 11413 за 24 декабря. А затем, согласно православному обряду: о погребении — 26 декабря (т.е. на 3 день); о заупокойных литургиях и панихидах — 31 декабря (девятины) и 31 января 1908 г. (сороковины), соответственно в номерах за 25 декабря (№ 11419), 29 декабря (№ 11421) и 30 января (№ 11453). Что и позволяет определить дату смерти Кутепова как 23 декабря или, в крайнем случае, с 23 на 24.
• [15] РО РНБ, ф. 124, ед. хр. 2343, лл. 9; 10; 11.
• [16] РО РНБ, ф. 601, ед. хр. 494, лл. 10—11.
• [17] РО РНБ, ф. 608, оп. 1, ед. хр. 912, лл. 5—6.
• [18] Кстати, в Российском Государственном Историческом архиве в фонде Придворной охоты этот исторический очерк сохранился: РГИА, ф. 478, оп. 3, д. 2366.
• [19] Все цифры, идущие далее в тексте и неоговоренные специальными сносками, взяты мною из двух дел под названием «О расходах по изданию Кутеповым «Великокняжеской, Царской и Императорской охот на Руси», хранящихся в РГИА, ф. 468, оп. 17, дд. 356—357.
• [20] Шифр РНБ: С90Б-8/24.
• [21] Указ. Соч., с. 2.
• [22] Указ. Соч., сc. 4—12
• [23] Указ. Соч., с. 4.
• [24] Указ. Соч., с. 13.
• [25] Указ. Соч.
• [26] Указ. Соч., с. 13—22.
• [27] Указ. Соч., с. 13
• [28] Своими глазами (лат.). Библиографический термин, означающий ознакомление с изданием не по каталогам или каким-либо другим описаниям, а непосредственно.
• [29] Шифр РНБ — 37.22.7.2/1-3
• [30] В старые годы книги издавались без переплета, который затем ставился по индивидуальному заказу покупателя книги (так называемый, владельческий переплет) или же вообще не ставился. Издатель же для того, чтобы защитить титул книги от загрязнения и разрушения, оклеивал книжный блок более плотной бумагой, обычно цветной, на которую иногда выносились и титульные сведения. При переплете эта обложка, как правило, переплетчиком срывалась и выбрасывалась. Поэтому среди старых коллекционеров-библиофилов существовал культ «сорочки», т. е. выше оценивался экземпляр, сохранивший ее под своим переплетом, как более редкий. Характерной деталью для ИПБ и библиотеки Академии Наук (БАН) было то, что при одевании поступивших книг в фирменный библиотечный переплет «сорочка» всегда сохранялась.
• [31] РГИА, ф. 468, оп. 17, д. 356, л. 12.
• [32] Шифр БАН — З.В./45736.
• [33] Шифр БАН — 2.В./3816.
• [34] Шифр БАН — РОСК.Д/118.
• [35] РГИА, ф. 468, оп. 17, д. 357, л. 36.
• [36] РГИА, ф. 468, оп. 17, д. 357, л. 2.
• [37] В своем фирменном переплете фактический размер книги составляет приблизительно 29х37 см.
• [38] Крупный шрифт, предназначенный для печатания учебников и книг для детей.
• [39] Мелкий шрифт. В изданиях с более крупным шрифтом используется для набора примечаний, сносок, аннотаций и т. п.
• [40] Опойка, опоек — тонко выделанная телячья кожа.
• [41] Здесь Кутепов неточен. Такого слова во времена Иоанна Грозного не знали. Оно пришло в русский язык значительно позже. В данном случае, по всей видимости, подразумевается бердыш — парадное боевое оружие царских телохранителей.
• [42] СПб., 1901.
• [43] Шифр РНБ — 330а/473
• [44] 1896, декабрь.
• [45] Стоимость одного переплета Кирхнер оценил в 13 рублей. Плюс к этому его же мастерская делала сброшюровку книжного блока и оклейку в издательскую обложку, отпечатанную в ЭЗГБ, что было оценено в 25 коп. за экземпляр.
• [46] Стоимость его он оценил в 16 рублей за экземпляр.
• [47] Титульные его данные следующие: «La shasse Grand-ducale et Tsarienne en Russie periode du Xes. an XVIesiecle. Essai historigue Nicolas Coutepoff. Colonel de la garde et sous-chef de la shasse Imperiale. St.Petersbourg, Expedition pour la confection des papiers d'etat. 1896.»
• [48] Объем 1-го — 26,5 печатных листов, 2-го — 43 с четвертью.
• [49] РГИА, ф. 478, оп. 4, д.д. 336—340.
• [50] Буквальный перевод немецкой фамилии на латынь.
• [51] Титульные данные его следующие: «La shasse Tsarienne en Russie. XVII siecle. La shasse des Tsars Mikhail Feodorovitch et Alexis Mikhailovitch. Essai historigue de Nicolas Coutepoff. Colonel de la garde et sous-chef de la shasse imperiale. Traduit du Russe par le Dr. Alexis Lupus. St.Petersbourg, Expedition pour la confection des papiers d'etat. 1900»
• [52] РГИА, ф. 468, оп. 17, д. 357, л. 92об.
• [53] РО ГРМ, ф. 137, ед. хр. 1119, л. 8.
• [54] РО ГРМ, ф. 137, ед. хр. 1119, л. 12об.
• [55] РО ГРМ, ф. 137, ед. хр. 1119, л. 15об.
• [56] На крышке переплета просто: «Императорская охота на Руси. Конец XVII-го и XVIII-й век.
• [57] 1-й и 2-й тома были снабжены обычной закладкой-лассе в виде красной шелковой тесьмы.
• [58] 78,5 печатных листов. В три раза больше, чем объем 1-го тома.
• [59] РОО ГРМ, ф. 137, ед. хр. 120, л. 4.
• [60] РОО ГРМ, ф. 137, ед. хр. 120, л. 6об.
• [61] Полукожаным библиофилы называют переплет, у которого корешок, а иногда и углы делаются из кожи, в то время как крышки оклеиваются бумагой, тканью, коленкором и т. д. В данном случае ледерином.
• [62] В советское время знаменитая «Ленинка», ныне Российская Государственная библиотека (РГБ).
• [63] Шифр БАН — РОСК.д./118.
• [64] В настоящее время этот переплет не сохранился, и книги переплетены повторно в современный переплет.
• [65] Шифр РНБ — 37.18.1.141
• [66] РГИА, ф. 486, оп. 17, д. 357, л. 237.
• [67] РГИА, ф. 486, оп. 17, д. 357, л. 237.
• [68] Самая популярная в те годы газета в Петербурге среди среднего класса.
• [69] РГИА, ф. 486, оп. 17, д. 357, л. 284.
• [70] РГИА, ф. 486, оп. 17, д. 357, л. 286
• [71] РГИА, ф. 468, оп. 17, д. 356, л. 30.
• [72] Шифр РНБ — 13.18а-1.3/1-2.
• [73] РГИА, ф. 468, оп. 17, д. 357, л. 257.
• [74] РГИА, ф. 468, оп. 17, д. 357, л. 259.
• [75] РГИА, ф. 468, оп. 17, д. 357, лл. 275—275 об.
• [76] РГИА, ф. 468, оп. 17, д. 356, лл. 2об.-3.
• [77] РО ГРМ, ф. 137, ед. хр. 1119, лл. 19—20.
• [78] Письмо не датировано. Приблизительно февраль-март 1907 г.
• [79] РО ГРМ, ф. 137, ед. хр. 1119, лл. 3об.-4.
• [80] РГИА, ф. 468, оп. 17, д. 356, л. 160.
• [81] РГИА, ф. 468, оп. 17, д. 356, л. 387.
• [82] Шифр РНБ для обоих экземпляров — 330а/474.
• [83] Шифр БАН — РОСК.Д./118.
• [84] Русская Старина, 1888, т. 58, апрель.
• [85] См., например: Павлова Ж. Судьба русских императорских книжных собраний (Библиотеки Петербурга-Петрограда-Ленинграда: Сб. научн. трудов. — Спб., 1993.