Бианки В. В.
,
Ливеровский А.
Вместо предисловия
Недавно в одном из живописных лесных уголков нашей страны состоялась читательская конференция зверей и птиц. Протокол конференции был украден сорокой, а от нее попал к нам. Ознакомившись с содержанием протокола, мы решили, что он представляет несомненный интерес для читающих и пишущих охотничьи рассказы и передаем материалы конференции зверей и птиц в редакцию «Охотничьих просторов».
В. Бианки
А. Ливеровский
Протокол читательской конференции зверей и птиц
Вторая половина Месяца Желтых Листьев
Председатель — Лось.
Секретарь — Еж.
Докладчик — Лис.
Лис: — Наша художественная литература о зверях и птицам находится на большом подъеме. Появились специализированные журналы, альманахи, сборники и книги отдельных авторов — охотничьи, юннатские. Процент насыщенности звериными темами в детских издательствах, надеемся, достигнет к 1960 году 150 процентов.
Все меньше становится жалоб на искажение образа так называемых «наших друзей», то есть полезных (годных в пищу) животных — «положительных героев» рассказов и сказок.
Заметно улучшается качество иллюстраций. Теперь уже можно бывает иногда понять, кого именно из нас хотел изобразить художник.
Изживается путаница в частях тела зверей и птиц, все меньше появляется загадочных рисунков комбизверей и комбиптиц: медведей с волчьими хвостами, волков с собачьими мордами, глухарей с тетеревиными хвостами и т. д. и т. п.
Таким образом появилась некоторая надежда, что через десяток-другой лет наша наружность и наши повадки будут более похоже изображаться как в тексте, так и в иллюстрациях художественной литературы.
Заканчивая наш оптимистический доклад, укажем, что единственным, пока неизменным, недостатком нашей высокохудожественной литературы о зверях и птицах остается набор ее хорошо знакомых читателям — большим и малым — неизбывных, неистребимых, заскорузлых сюжетов. Писатели продолжают подавать их нам все в том же виде и под теми же соусами, как и в прошлом веке. Я кончил.
Медведь: — Гррр! Грм! Гм! В связи с быстрым уменьшением поголовья других крупных хищников я становлюсь ведущей фигурой в так называемых страшных рассказах. Широко представлен в газетах: отдел — хроника. Отображаюсь в художлитературе. Здесь особенно популярны мои и моей супруги с медвежатами встречи и конфликты с геологами в их экспедициях и с заблудившимися подростками. Если я не лежу в берлоге и не сосу свою грязную лапу (фу, какая гадость! И зачем это люди придумали?), то, судя по литературным данным, охочусь на людей. А я почти вегетарьянец. На самом-то деле люди охотятся за мной, да так успешно, что скоро мне придется уйти в персонажи исторических романов.
Опять же я конкретная и — заметьте! — последняя опасность на звериных тропах. Стоит лишь автору написать: «Герой пробирался звериною тропой», — как читатель уже испытывает острое чувство страха. С кем он сейчас встретится? Волки, рыси, кабаны в наш век удирают от человека во все лопатки. Тигр взят под охрану закона: их у нас осталось всего несколько штук, и стрелять их строго запрещено даже героям. Остаюсь я один. Нет, мне нельзя сойти со звериной тропы, а то страх перед ней потеряет свою конкретность, станет чисто мистическим.
Волк: — Полностью присоединяюсь к уважаемому товарищу медведю. В современной художлитературе он совершенно необходим. Иначе вся нагрузка по зверству зверей ляжет на одного меня, а я уж и так с трудом справляюсь.
Кое-что еще даю, конечно. Например: встречаем мы стаей одиночного путника. Он спасается от нас, схватившись за сук. Скоро пальцы его затекают, разжимаются... он падает и... в клочки! Или вот еще: учительница задержалась в районе. Возвращается при луне к себе в село. Вдруг...
Голоса с мест: — Довольно!.. Знаем: вдруг — фосфорические глаза!..
Волк: — Правильно! Это мы — волки. Утром на дороге нашли одну косынку да, смотря по сезону, каблучки или валенки. Или охота на нас ночью на санках с поросенком. На этой охоте последний мой предок был убит племянником знаменитого полководца Суворова князем Голицыным в 1798 году. Бывают, правда, случаи и в наши дни: отчаянные головы ездят за нами при луне на дровнях, подманивают на поросячий визг. Да ведь мы-то не дураки: не подманиваемся.
Ласка: — Я тоже хочу сказать о сюжетах. В незапамятные времена считалось, что бесы мучают лошадей в зимних стойлах. Один писатель разоблачил суеверие. Он открыл, что это не бесы, а мы — ласки. Это мы завиваем коням гривы, щекочем их, пока они не взбесятся и не покроются пеной. Тогда мы, мол, слизываем — тьфу, какая гадость! — конскую пену. С тех пор об этом пишет всякий, кому не лень. В последних вариантах заплетание грив и пенная закуска отпали. Щекотка осталась, и мы щекочем, щекочем, щекочем!..
Председатель Лось: — Остановите ее, остановите!
Слово предоставляется товарищу Горностаю.
Горностай: — Из моей жизни в литературу прочно вошел такой эпизод. Я подкрадываюсь к глухарю... прыжок!.. впиваюсь в горло... Глухарь взвивается и падает с перегрызенным горлом. И так из года в год, от автора к автору и все выше, выше! В последних изданиях глухарь взвивается на такую высоту, что «лес был щеточка, а река, как узкая лента». Слов нет, однажды случилось... Но мы ж — горностаи, не летчики!
Лось: — Переходим к товарищам птицам. Слово имеет товарищ Лебедь.
Лебедь: — Я все пою мою предсмертную лебединую песню. А когда убили мою белую лебедку, я долго кружил в высоте над погибшей подругой, не перенес горя и, ринувшись с высоты, разбился оземь.
Друзья! Когда я прочитал об этом в первый раз, я был тронут до слёз. Но в сто первый раз мне стало нехорошо. Друзья! Жизнь есть жизнь! Как видите, я жив. Недавно женился на молоденькой...
Лось (прерывает): — Это ваше личное дело! Товарищ Журавль!
Журавль: — Со мной обращаются прекрасно. Летом находят с подбитым крылом.
Дикий Гусь: — И меня тоже!
Журавль: — Я выздоравливаю, привыкаю к людям, гордо хожу среди домашних животных, клюю собаку (Дикий Гусь: — А я — кота!). Приходит золотая осень. Высоко над двором, выстроившись треугольником, с прощальным криком пролетают мои родичи. Во мне происходит сильная душевная борьба (Дикий Гусь: — Зов предков!). Я отрываюсь от земли, лечу за своей стаей... Но маленькая девочка зовет меня с крыльца, и я возвращаюсь к людям.
Дикий Гусь: — Ну, это больше от харчей зависят. Где как кормят, бывает вернешься, бывает и улетишь.
Лось: — Кто из певчих птиц желает высказаться?
Певчие птички (перебивая друг друга): — Только Соловью не давайте говорить: о нем столько наговорили поэты, что совсем с панталыку сбили, и он теперь сам не знает, где ему жить, когда петь, как гнездо вить... Только его и слушают, а мы — чижики, щеглята, ласточки, синички и вся меньшая певчая братия только и делаем, что пользу приносим, вредителей ловим — насекомышей всяких. Пернатые друзья называемся. И даже злые мальчики не стреляют теперь в нас из рогаток.
В. Гарновский. Рябчик-рябушка. Худ. С. В. Кулаков. Волог. изд.
В. Гарновский. Рябчик-рябушка. Худ. С. В. Кулаков. Волог. изд.
Для этого у них есть теперь куда более совершенное оружие: духовые ружья. В любом спортивном магазине продаются.
Лось: — Заключительное слово предоставляется докладчику.
Лис: — Для иллюстрации моего доклада разрешите продемонстрировать следующие снимки с картинок из книг и журналов, вышедших за последние два года.
Рисунок первый. Кто догадается, чей портрет?
— Я знаю! — поднимает лапку бойкая Ласка. — Это жаворонок. Ножки высокие, голые, на голове хохолок — определенно жаворонок!
— А зачем он на дерево забрался? — спрашивает Лис.
— Я знаю: псих!
— Не угадала, — мрачно говорит Лис. — В книжке эта штука называется «рябчик-рябушка». А это кто? — спрашивает он, показав снимок № 2.
— Ну, эту-то картинку все знают, — дружно кричат все звери и птицы. — Одна из самых плохих картинок в «Жизни животных» Брема. И подпись к ней: «Тетерев-косач».
— Э-э, нет! — ухмыляется Лис. — Художник ловко обманул всех нас. Под видом косача он изобразил здесь глухаря. В книжке под этим рисунком напечатано: «Люди на глухаря дивуются. Подумать только — такая птица в поселок залетела!» Ну, а это, что, по-вашему? — спрашивает Лис, показывая следующий рисунок.
В. Гарновский. Рябчик-рябушка. Худ. С. В. Кулаков. Волог. изд.
Ион. Крянга. Как лиса медведя обнаружила. Издат. молодежи, Румыния. На русском языке.
— Межконит... межконтинентальная ракета, — решают звери.
— Нет, — говорит Лис, — это у художника называется рябчик. А вот это кто?
— Тулово медвежье, хвост волчий, — хором заявляют птицы, — это — Комбизверь!
— Правильно! — одобряет Лис. — Дальше идет загадка потруднее. Посмотрите.
— Ничего трудного: каменный глухарь, — безапелляционно решает Дикий Гусь, посмотрев на рисунок. — Ни один ребенок не ошибется.
— Нет, — жестко отрезает Лис. — Писатель утверждает, что это «лесная курочка — тетерев-косач».
Исай Никифоров. Без ружья. Якуткнигоиздат, 1958.
Тут даже не склонный к сентиментам Волк взвыл.
— Подумайте, подумайте! — бормочет он сквозь судорожные рыданья. — Как плохо люди пекутся о своих детенышах! Чему их учат! Все перепутали...
Лось: — На этом читательский сюмпозиум зверей и птиц позвольте объявить закрытым. Внесём проект резолюции. Вот он:
«Просить редакторов всех издательств в целях защиты читателей осторожно принимать рассказы на приведенные в прениях сюжеты, а художников познакомиться с нами».
Резолюция принимается единогласно.
Председатель читательского сюмпозиума Лось.
Секретарь Еж.
