Якимов В.
Полночь.
Взяв ружье, патронташ и фотоаппарат, выхожу на улицу.
После тепла ощущается легкий озноб. Новолуние.
В глубине неба ярко блестят звезды и мутно-белой дорожкой протянулся Млечный путь. Звонкая тишина. Лишь с далекой станции доносится приглушенный гудок паровоза.
Темнота вокруг непроглядная.
Иду на ощупь, ощущая дорогу ногами. Постепенно глаза привыкают: становятся различимыми общие формы ближайших предметов.
Вот и место, выбранное мною накануне, — отдельно растущая сосна на краю болота, под которой построен просторный шалаш. Справа от меня — стена соснового бора. Сзади — молодой осинник, окаймленный по краю редким соснячком. Вокруг торчат пни недавно сведенного леса. А далее, впереди, — торфяное болото.
Еще темно, тихо и таинственно вокруг. Только слышны какие-то вздохи, как будто какой-то гигант дышит во сне. Это земля, пробуждаясь от зимнего оцепенения, впитывает в себя живительные весенние соки, которые скоро перевоплотятся в буйную молодую зелень. Сзади, в осиннике, послышался шум. Это лось пробирается стороной.
Скоро небо из черного стало темно-лиловым. Млечный путь поблек. Звезды заметно поредели. Сижу, прислушиваясь к тишине. И вот появились первые предвестники утра. В вышине протянул вальдшнеп, глухо «хоркнув» и как-то несмело «цыкнув», совсем не так, как на вечерней тяге. Где-то над болотом послышались вибрирующие звуки, похожие на блеяние барана, — это заиграл бекас. Вдруг надо мной пронесся сильный шум крыльев, и... старый косач-токовик опустился где-то вблизи меня. Некоторое время вокруг все тихо, но вот слышится резкое, свистящее: «Чуф-ф-ш-и-и!» Старый токовик извещает о том, что скоро-скоро наступит утро. Он издает этот звук еще несколько раз, а затем долго молчит, прислушиваясь и осматриваясь. Но я знаю, что стоит хоть немного обнаружить свое присутствие, как он резко настораживается и улетает прочь.
Поэтому я сижу не шелохнувшись, не обращая внимания на холод. Токовик, помолчав, снова начинает свои приветствия накупающему утру. И вот со всех концов слышится шум крыльев: тетерева слетаются к месту тока. Вскоре вокруг меня раздается резкий боевой клич: «Чуф-ф-ш-и-и!», — изредка прерываемый шумом крыльев наиболее азартного косача.
Затем послышалось тихое, робкое воркование, похожее на журчание ручейка, которое все усиливалось, и, наконец, полилась, потекла легкая, приятная, волнующая сердце охотника песня. Как зачарованный сижу, наслаждаясь песней тетеревов, поющих о том великом чувстве, что дает жизнь всему живому на земле, — о любви; любуюсь наступающим утром. Постепенно небо начинает светлеть.
Звезд становится все меньше и меньше. И вот уже только самые яркие горят в вышине, да Венера блестит на востоке. Наконец, только одна она виднеется на уже посветлевшем небе. И сразу становится видно, как вокруг ходят большие черные птицы, чертя распущенными крыльями по земле и блестя белым опереньем подхвостья. И как гордо поднимают они голову, издавая воинственное «чуф-ф-ш-и», и как низко и томно спускают они ее, посылая звуки любовной песни!
А небо стало совсем светлым и чистым. Даже Венера еле мерцает над горизонтом. Тетерева примолкли, лишь кое-где бормочут изредка. Дали стали голубыми и прозрачными. Наступает восход солнца.
Верхушки соснового бора начинают приобретать свой естественный темно-зеленый цвет. Граница света и тени медленно опускается вниз по стене бора и, наконец, достигнув стволов сосен, зажигает их оранжевым пламенем. Пожар, полыхающий на стволах сосен, опускаясь к земле, зажигает весь бор.
Ярко брызнули лучи солнца, и тетерева, приветствуя его, разом бурно забормотали. Огромный красный шар солнца медленно поднимается над горизонтом. Его косые холодные лучи еще не греют землю, не образуют испарений, поэтому воздух прозрачно-хрустальный и звонкий. Весь он наполнен звуками тетеревиной песни, которые теперь льются непрерывно.
Тетерева вошли в раж: на току появились тетерки. Они не появляются на открытых местах, а, находясь вокруг в кустах, изредка поквохтывая, возбуждают боевой азарт косачей. То тот, то другой из них с громким хлопаньем подлетывают, а затем, бросив боевой клич, перебежками приближаются друг к другу. Наконец, сойдясь друг с другом, низко вытянув голову, взъероша на шее перья, распустив крылья и хвост, бормочут уже не весело и легко, а глухо и злобно. Затем, резко поднявшись и вновь бросив боевой клич, молниеносно сшибаются грудью и наносят удары друг другу клювом. И пошла потеха! Только перья летят во все стороны!
Наиболее острые моменты и яркие картины тока я фотографирую. А их более чем достаточно, только успевай щелкать затвором да не забудь захватить побольше пленки!
Долго сижу я, наблюдая рождение весеннего дня, забыв о ружье. Мы, охотники-спортсмены, видим в природе живую душу, богатую и красивую, полную поэзии и любви. «Трофеи» — это не главное, что мы ищем в охоте. Главное то, что мы на охоте живем с родной природой, видим всю красу и величие нашего родного края. Но охотничья страсть, страсть быть с полем, заставляет поднять ружье.
И вот... ружье поднимается под песню. Мушка на месте цели. Плавно спускается курок, и сильный, резкий звук выстрела заглушает вокруг все другие звуки. Медленно замирает он вдали, и наступает тишина, нарушаемая только шумом бьющейся на земле птицы. Постепенно и он стихает. Через некоторое время снова робко начинают ворковать тетерева, и скоро опять бурно полилась песня. Ток возобновляется. Но стрелять мне больше незачем: я уже с полем.
Солнце из красного раскаленного шара становится белым диском. Тени стали укорачиваться. Тетерева разлетаются, по одному размещаясь на ближайших деревьях.
Стало заметно пригревать.
Легкие испарения поднимаются над землей, распространяя вокруг терпкий запах земли, прошлогодних трав и листвы.
И пьянят, пьянят голову весенние запахи родной русской земли!
И вот прошло уже много лет, но я вновь переживаю ту весну. Снимки, сделанные мной в то памятное утро, до мелочей напоминают мне эту прекрасную пору. Вот гордый красавец томно опустил голову и любовной песней манит к себе тетерку. А вот на другом снимке краснобровый самец, высоко подняв голову, вызывает соперников к бою. На третьем — «побоище» более десятка петухов. И сразу слышится целый каскад различных звуков того весеннего утра. Я снова как бы нахожусь в своем шалаше и слышу призывный боевой клич и любовные песни тетеревов. Эти снимки мне дороже любых картин, так как все это на фоне знакомых мне до мелочей пейзажей. Глядя на них, я ощущаю эту охотничью весну — «мою» весну, с «моими» тетеревами. Именно с моими. Так как я их мог взять и теперь бы, конечно, забыл о них, но я их не взял, а запечатлел на пленку. И вот теперь они навсегда мои. И хотя бы за окном сейчас метель или осенняя мгла и дикий ветер, я ничего этого не замечаю. Я в сказочном мире воспоминаний!
И все это дает мне фотоаппарат, который я применяю на охоте чаще, чем ружье. Богатые трофеи напоминают об удачной охоте только один раз — когда их несешь домой. Снимки же, сделанные на охоте, напоминают о ней всю жизнь.
А сколько воспоминаний нахлынет, когда их рассматриваешь с другом, с которым в тот день был на охоте. А помнишь? И мы уносимся в своих воспоминаниях в период юности и любви — к весне!
