Савицкий Б.
Наша геологоразведочная партия работала у самых истоков холодной Воркуты. В полярную ночь над нею мерцают низкие звезды, разноцветными лучами переливается Северное сияние, а в непогоду бушует леденящая пурга. Весна приходит уверенно, быстро. Пейзаж меняется не по дням, а по часам. Солнце с каждым днем и выше и ярче.
На пригревах быстро исчезает снег, а сквозь его остатки упорно пробивается ласковая, ярко-зеленая травка, за нею распускаются первые полярные цветы — сиверсии, незабудки, одуванчики и маки. Карликовая береза, ростом чуть выше колена, развертывает свои миниатюрные листочки. С далекого юга на север, на родину, с радостным криком беспрерывно летят огромные стаи гусей, уток, гагар, чаек и много других пернатых.
Еще быстрее весну сменяет полярное лето. В тундре наступает сплошной день, беспрерывно светит и греет яркое и незаходящее солнце.
Однажды, возвращаясь с работы к нашим палаткам, мы заметили на противоположном берегу какой-то неясный предмет. Когда подошли поближе, увидели совсем молодого оленя-пыжика. На севере пыжиком называют новорожденного оленя. Он ходил около своей матери, которая почему-то лежала совершенно без движения. Мы закричали, потом засвистели, думали, она испугается и встанет. Но она по-прежнему была недвижима. Только пыжик навострил ушки и пристально смотрел в нашу сторону. Было ясно, что его мать мертва. Но почему она мертва и почему она здесь с пыжиком? Для нас все это оставалось загадкой. До палаток было недалеко, и товарищ побежал за лодкой. Когда же мы переплыли и вышли на берег, пыжик ничуть не испугался, а, наоборот доверчиво, с любопытством рассматривал нас. Его мать была затравлена волком, но хищнику не удалось уйти безнаказанно, о чем свидетельствовали окровавленные ее рога и на них его шерсть. Кровавые следы хищника уходили в тундру.
Зимой дикие олени живут дружными большими стадами, летом расходятся на маленькие группы и даже бродят одиночками. По всей вероятности, волк захотел поживиться пыжиком, но она пошла на самопожертвование, лишь бы спасти своего детеныша. Нам ничего не оставалось, как усадить его в лодку и увести с собой. Он был очень маленький. Его красивую мордочку украшали умные черные глазки. Темно-коричневая шерсть была нежной, блестящей и мягкой, а тонкие ножки и копытца — черными. Он подружился с нами и через неделю стал совершенно ручным и общим любимцем.
Каждое утро, когда мы уходили на работу, Пыжик неизменно следовал за нами. Мы работали, а он то бегал по тундре, не удаляясь на большое расстояние, то где-нибудь поблизости щипал сочную травку. Когда же мы возвращались с работы, он шел или бежал впереди нас, стараясь скорее добраться к палатке нашего повара Антоныча, где его ждало большое лакомство — специально приготовленная молочная похлебка.
Пока мы готовились к обеду, переодевались и мылись, он успевал проглотить свою порцию. А когда мы уже сидели за столом, он непременно обходил по очереди каждого из нас, ожидая, чтобы его чем-нибудь угостили. Если на него не обращал внимание тот, до кого доходила очередь, Пыжик бодал его в бок или в спину до тех пор, пока не получал угощения.
Как-то Антоныч приготовил на ужин молочный кисель и, чтобы он быстрее остыл, отнес на берег реки и поставил в воду, а сам, возвратившись, принялся жарить пирожки. Когда же он решил, что кисель остыл и пора вынуть его из воды, он не нашел на берегу ни киселя, ни кастрюли. Заволновался наш повар: куда же исчезли кисель и кастрюля? Но тут же все выяснилось. Неподалеку от места, где стоял кисель, он увидел Пыжика, старательно облизывавшего мордочку...
В безветренную погоду наш любимец не сопровождал нас: в такие дни в тундре много комаров и слепней. Тогда он оставался с поваром и спасался в его палатке, куда, боясь дыма, не залетали комары и слепни. Пыжик дружил не только с нами, но еще и с нашей собакой — огромной овчаркой по кличке Буран. Нередко можно было видеть, как оба они, прижавшись друг к другу, мирно дремали.
Увлеченные интересной работой, мы почти не заметили, как пролетело лето и наступила осень. Стали дуть холодные ветры.
Птицы улетали на юг. Цветущие просторы стали серыми, неприветливыми, а первого августа уже выпал глубокий снег. Казалось, только один Пыжик ко всему безразличен. Тепло он не любил, а комары и оводы его больше не беспокоили: они пропали с первыми холодами. В палатку Антоныча он заходил теперь только за тем, чтобы полакомиться. Обладая тонким обонянием, он без ошибки находил ягель, любимый олений корм, и, раскапывая копытами снег, подолгу его щипал.
Мы заканчивали работу и собирались возвращаться домой. Однажды оленеводы прогоняли мимо наших палаток большие стада на зимние пастбища. Пастухи были наши старые знакомые. Мы угостили их обедом и крепким чаем. А когда расставались, отдали им нашего Пыжика. Не брать же его с собой в вертолет, который должен был прилететь за нами. Через несколько дней мы окончили работу и, простившись с тундрой, улетели.
Всю зиму мы работали в Ленинграде, а весной наша экспедиция снова направилась в тундру. Прибыли мы благополучно и, устроившись на прежнем месте, приступили к работе. Однажды ранним утром мы были разбужены громким лаем нашего Бурана. Выбравшись из палаток, увидели на противоположном берегу большого красивого оленя с гордо приподнятой головой. Он не смутился ни лаем собаки, ни тем, что увидел нас, а, напротив, забегал по берегу и несколько раз пытался войти в воду. Мы сразу же узнали нашего Пыжика и стали звать его по имени. Услышав нас, он решительно вошел в воду и, когда она стала доставать ему до живота, закинув голову, смело поплыл. Переплыв и выбравшись на берег, он бегом направился к нам. Мы окружили его, гладили и ласкали. Перезимовав в стаде, он вырос и совсем не был похож на прежнего маленького и нежного Пыжика.
Заметив у кухонной палатки Антоныча, он оставил нас и подбежал к нему. Обрадованный, как и мы, Антоныч стал угощать его сухарями.
Пыжик по-прежнему стал ходить с нами на работу и снова сделался нашим любимцем.
