Солоухин Владимир
Ботаник
Олени смирно встали у ручья,
Попутчик слез. От туч тянуло ветром.
— Вам далеко? — спросил с участьем я.
— Пустяк. Не больше сотни километров.
При нем ружье, палатка, сухари,
Спортивный нож да трубочное зелье.
И весел он, но что ни говори,
А в одиночку в тундре не веселье.
По мхам нога не сделает следа,
И он бесследно двинулся куда-то.
Есть место, Щучья, кажется, Лапта,
Оно особым ягелем богато.
И бродит он, чего-то ищет там,
Охвачен непонятною заботой,
Стреляя куропаток по утрам,
Не помня дней — четверг или суббота.
До первых звезд (их летом в тундре нет)
По мокрым мхам он с лупой ползать будет,
Чтоб скромный ботанический секрет
У тундры взять и дать в служенье людям.
Когда ж потом, чрез месяц-полтора,
За ним придут усталые олени,
Его найдут вздремнувшим у костра
С заряженной двустволкой на коленях.
На охоте
Я шел по тундре тихо и сторожко
В передрассветный благодатный час.
Созревшая янтарная морошка
Уже моих не радовала глаз.
Земля, что тихо двигалась навстречу,
Была, как яркий красочный ковер,
С причудливыми стеклышками речек
И зеркальцами маленьких озер.
Я нес в руке двуствольное мое
Смертельной вскидки легкое ружье.
Все шло уже в положенном порядке,
Мой глаз особо точен поутру,
И глупые шальные куропатки,
Роняя перья, падали в яру.
Но я, зайдя в какое-то болото,
Взглянул на солнце и пошел назад:
Была стрельба, но не было охоты,
Обилье дичи отняло азарт.
Но как сухой, но как от спички порох,
Зажглась моя охотничья душа,
Когда из тундры к берегу Печоры
Четыре лося вышли не спеша.
Они гуськом (патроны с дробью к черту!)
Прошли к воде (о сердце, погоди!).
Ко мне навстречу двигался четвертый,
Вынюхивая воздух впереди.
Матерый бык... (стволы уже с картечью),
Склонив рога... (уж вскинуто ружье),
О, как он шел небытию навстречу,
Испытывая мужество мое!
Но мужество мое торжествовало.
Я не спустил холодного курка.
Вошли в Печору лоси, и сначала
Их напоила щедрая река,
Потом они, свои горбатя спины,
Ушли в зыбун, чтоб спрятаться и лечь,
И двоекратно ахнули равнины,
Когда я в воздух выпалил картечь.
1951—1956 гг.
Вьюгин Сергей
Охотничье детство
Маленькая поэма
Над садом поднимается луна —
Малиновая, чистая, литая.
А в доме люстра, мягко золотая,
Торжественно и ярко зажжена.
Окончены урочные заботы:
Учебник — в ранец, карандаш — в пенал...
Теперь на стол — любимейший журнал,
С волшебной надписью «Природа и охота».
И вот охотником я странствую в лесах,
В каких-то небывалых «Графских дачах»,
Где стая гончих неутешно плачет
На лисьих или заячьих следах.
Я тешусь выстрелом, я в звонкий рог трублю,
Любуюсь взятой красною лисицей...
А там пороша в поле серебрится —
И я, счастливый, русака «троплю».
Зима, мороз. Блестит алмазный снег.
В лесной глуши — веселый гул облавы...
Как хорошо — для пущей ловчей славы! —
Пресечь картечью ярый волчий бег.
Весна, весна, счастливая пора...
Дымит земля, бурлят водой овраги.
Ах, эта радость вальдшнепиной тяги
В туманно-голубые вечера...
И эта свежесть утренней зари,
Тетеревиное лихое бормотанье,
И в боровом таинственном тумане
Поющие хмельные глухари.
А летний лес, росистая трава,
Брусничный дух, и гибкий рыжий сеттер,
И, будто резкий и свистящий ветер,
Взорвавшиеся вверх тетерева.
Чудесно веют светлым холодком
Сентябрьские остывшие болота —
И весела утиная охота,
И ночь, насквозь прогретая костром...
_____
Как звучно билось сердце молодое,
Когда я с жадным трепетом впивал
За строчкой строчку дивный тот журнал,
То откровенье, вечно золотое.
И как спешил я, чуя шум глухой,
На лунный двор, к резной калитке сада...
Там визг собак и бодрый говор дядей,
С охоты возвратившихся домой.
И вот лежат под лампой в коридоре
Два «чалых» и матерых беляка.
Их шерсть плотна, и бархатно легка,
И вся пропахла запахами бора.
На кухне рубят сочную капусту
И грустно песни русские поют —
И все теплей, все ласковей уют
Под праздничной, гостеприимной люстрой.
Рассказы дядей весело звучат
На языке охотничье-певучем,
И смотрит в окна, будто лес дремучий,
Цыганским солнцем высветленный сад.
Анатолий Вагин
Дали манят
Когда весной в бездонном небе
Я слышу гомон птичьих стай,
Хочу лететь туда, где не был,
В еще неведомый мне край.
Не за моря и океаны,
А просто в даль земли родной,
Как эти птичьи караваны,
Что проплывают надо мной.
Отчизны дальние просторы
Волнуют мыслей моих бег,
Зовут к тебе тайга и горы,
Степная ширь и тундры снег.
Не потому, что скучны стали
Мне шум дубрав и шелест ржи,
А потому, что наши дали,
Наверно, так же хороши!
Владимир Кушнир
Лось
Синий лес одет туманом,
Полутьмой укрыта даль.
Из тумана на поляну
По росе пришел Рогаль.
Утро тишиной объято.
Не колышется трава... Он застыл.
Рога — лопаты,
Как в короне голова.
Уши вздрагивают чутко,
Уши слушают врага.
Просвистели в небе утки
На соседние луга.
Где-то в ельнике косматом
Рябчик песню заиграл.
Вдруг вдали другой Сохатый,
Бык-соперник застонал.
Был тот голос отдаленный,
Словно песнь души влюбленной,
И свободен, и широк...
А над лесом над зеленым
Загорался уж восток,
Небо красками алело,
Небо солнцем занялось...
И навстречу битве смело
Он пошел, красавец Лось.
Осечка
Плачут ивы над разливом.
Гаснет солнце в тишине.
Вечер выдался красивый —
Кровь заката на волне.
Где-то в сумерках бездонных
Валовой кипит пролет.
Еле слышно гуси стонут,
Утка быстрая идет.
В облаках заря клубится.
Скоро сутки я в челне.
Ах, какая нынче птица
С неба кинулась ко мне.
Был полет ее, как выстрел.
Что ей даль и высота!
Промелькнула, точно искра,
И умчалась, как мечта.
Я поймал ее стволами...
Только сердце осеклось
Почему? Судите сами,
Не ударил... Не пришлось.
Так была она счастлива,
Так была она легка...
Над разливом плачут ивы,
Что-то шепчет им река,
За бортом, на ряби зыбкой,
Пляшет месяц, как блесна...
Мне сейчас сюда бы скрипку,
Я б сыграл тебе, Весна!
Сущевский С.
На рассвете
Тишина... Лишь плеснет вода.
В темноте упадет звезда.
И опять не видать ни зги.
Глухо чавкают сапоги.
За изгибом крутым Елги —
Камышовые бочаги.
Над березой висит луна.
За березами тишина.
Только сердца неровный стук,
Только твердость привычных рук.
Ветерок потянул с жнивья,
Палец лег на курок ружья!
Прозвучав в тишине, как гром,
Ветка хрустнула под сапогом.
И уж нет тишины — ушла,
Расплескали ее два крыла.
Разбежались ее следы
Серебринками черной воды.
Колыхнулась лесная топь.
Над водой прозвенела дробь.
И с туманом иссиня-седым
Над водой переплелся дым,
Загоняя ночную тишь
За подрубленный дробью камыш.
А в туманном окне камыша
Тушка черная крякаша.
На алмазах росы горя,
Над землею встает заря.
Ночь уходит за старый пень,
Начинается новый день.
Ливеровский Ю.
На току
Рассвет слегка отбеливает ночь,
На золото костра ложится пепел грубый,
Тревожный сон помогут превозмочь
За лесом журавлей торжественные трубы.
Пора на ток, чуть видимой тропой
В разлив воды, по коридорам просек,
Где вехи звезд стоят над головой
И панцирь льда в ручьях ломают лоси.
В глухую ночь чуть-чуть сочится свет,
Кусты с тобой еще играют в прятки,
Но вот зари приветствует расцвет
Крикливый хохот белой куропатки!
Прижмись к сосне, сливаясь с темнотой,
Ведь скоро долгожданное мгновенье,
Когда осуществленною мечтой
Начнет глухарь таинственное пенье.
Не птичьим голосом, а голосом весны,
Где вместе слиты шорохи природы,
Под ветром северным тревожный скрип сосны,
Весенний щебет птиц, разлившиеся воды.
Вот вальдшнеп медленно проплыл над головой,
Заря встает все ярче, все чудесней,
По мокрому ковру подстилки моховой
Теперь вперед, в железном ритме песни!
Лев Черноморцев
Из стихов о Сибири
Суровые охотничьи трофеи
Висят передо мною на стене.
На Васюгане, Томи, Енисее
Охотники их подарили мне.
И Обь я вспоминаю, и Олёкму,
И в торосах клыкастый Енисей.
Я постарел. Но путь еще далек мой.
...И вновь зима в избе покрыла окна
Причудливою росписью своей.
Рога оленьи, дивные деревья,
Каких не знает бирюзовый Крым,
Нарисовал седой охотник Север
Для нас резцом искуснейшим своим.
Здесь сполохи полярного сиянья,
И звездчатых снежинок перелив,
И листья пальм, и синих льдов мерцанье...
Да! Север наш по-своему красив!..
Сибирь моя!
Любуюсь я тобою.
Как океан, шумят твои леса.
Моей ты стала песней и судьбою.
Пусть Север шлет дыханье ледяное,
Мне и во льдах мила твоя краса!..
Н. Фудель
Тишина в лесах
Сохатый
Поземка резала бурьян,
Слюда заката зеленела,
В обход березовых полян,
Ломая прутья, двинул тело.
Знобило теплую губу,
Зрачок влажнел. Косясь, с подхрапом
Ловил пахучую пургу,
Навоз овинный, псину тракта.
Загорбок льдинками секло,
Осинки гнулись; теплым паром
Дышал с опушки на село,
За полем, в отблеске Стожаров.
Стоял. Смотрел. И тронул прочь.
Неспешно белых бабок махи
Пошли валежники толочь,
Сугробов рушили рубахи.
Качая, ссыпал пыль с хвои,
И гул ушел, овраги тронув,
И вспыхнул белый лед зари
В березках розоватым звоном.
Беляк
На зернистом сугробе пороша пуховая,
Серебрятся в рассвете елки.
Он вдохнул испаренья иголок сосновых,
И навоз, и махру с проселка.
Шевельнулось прозрачное теплое ухо,
Целиною протопал к проталине,
У осины поваленной почки понюхал
И жевал, притулясь, не мигая.
Петухи прокричали в тумане просек,
Зеленело вверху, свежело.
Он скакнул; за поленницей снегом бросил,
И, белея, растаял в белом.
Александр Балонский
У охотничьего костра
Кроет осень позолотой в тихой пойме лозняки.
На утином перелете мы стояли у реки.
Потемнело, ветер свежий с дальних потянул озер...
И трещит сухой валежник — разгорается костер.
Виден в отблеске багровом стог высокий у ракит.
На сухом суку ольховом связка селезней висит.
В полумраке кружат листья, опускаясь на костер.
Не спеша пьем чай душистый и заводим разговор.
О сегодняшней охоте, об удачном нашем дне...
Слышен крик гусей пролетных где-то в синей вышине.
Засыпаем... Кто-то ходит, чьи-то шорох и шаги...
Это осень тихо бродит по тропинкам у реки.
За оврагом филин ухнет, отзовется эхом бор,
И к полуночи потухнет наш охотничий костер.
А над нами звезд узоры... Тает месяц в облаках...
Завтра снова встретим зорю на протоке в тростниках.
Б. Олевский
Быть снегу
Нависла туча с пламенной каймой,
Нахмуренные вытянулись кручи.
Сейчас не дождь, тягучий и прямой,
А снег пойдет из оловянной тучи.
Тайга — в огне, в суровой седине.
Ветвями голыми в стекло с налета
Бьет ветер... Пес мой лижет руки мне,
Дрожит: ему на холод неохота.
Но тянет в лес глухой как раз теперь.
Ружье готово — отправляйся смело.
Своих следов любой не скроет зверь
В чащобе, на тропинке побелелой.
И, гладя пса, гляжу я, как занес
Осенний ветер стекла мутной мглою.
В солому зарывается мой пес
И взглядом преданным следит за мною.
Пер. с еврейского. Д. Бродский.
Михаил Немцев
Май
Мне эта ширь знакома и понятна,
И зелень камышей, и темно-синий лес,
Кудрявых облаков лазоревые пятна
В ажурном золоте на зеркале небес.
Я с детских лет с зарей румяной дружен,
Я верен ей, люблю ее красу,
Ведь вместе с ней пригоршнями жемчужин
Меня встречает озеро в лесу.
Придется ли мне снова быть, не знаю,
Но верю, будут петь по-прежнему ручьи,
И каждый год, как в это утро мая,
Здесь так же будут гнезда вить грачи.
Прибрежная сосна протянет так же лапу
И так же будет слушать птичий хор,
И красную, с отливом белым шляпу
Наденет на опушке мухомор.
Встречая синь весеннего рассвета,
Глухарь на елке будет скрежетать,
И с хорканьем протянет вальдшнеп где-то,
Подружку серую стараясь отыскать.
Как и сейчас, зарю в лесу разбудит
Гул тысячи весенних голосов...
Кто говорит, что здесь меня не будет?
Я буду вечно жить в поэзии лесов.
Ю. Софиев
* * *
Мать мне пела Лермонтова в детстве.
О Европе рассказал Толстой.
И сияло море по соседству
С нашим домом, лес шумел большой.
Черный сеттер с верностью до гроба
Неизменно следовал у ног.
В эти годы с ним мы были оба
В полной власти странствий и дорог.
И когда я взбрасывал за плечи
Старое отцовское ружье,
Нам обоим, радостно беспечным,
Счастьем раскрывалось бытие.
О суровый берег бились волны,
Колыбелью жизни предо мной
Океан вздымался, мощью полный,
Полной увлекаемый луной.
Мы сидели молча, в жизнь вникая,
Белокурый мальчик с черным псом.
А планета наша голубая
Кренилась в пространстве мировом.
Что ж с того, что навсегда потерян
В этот детский мир обратный путь?
Родины распахнутые двери
Взрослым счастьем наполняет грудь.
Скотт Вальтер
Охотничья песня
Лорды, леди, на коней!
Над горою — блеск огней;
Все готово, кончен сбор:
Будят лаем сонный бор,
Рвутся гончие задорно,
Свищет сокол, кличут горны.
Звонче, звонче, веселей:
Лорды, леди, на коней!
Лорды, леди, на коней!
Мгла рассветная ясней,
Родники журчат проворно,
В бриллиантах вереск горный;
Ловчий опытный чуть свет
Отыскал олений след;
Мчимся с песнею своей:
Лорды, леди, на коней!
Лорды, леди, на коней!
В тень зеленых ясеней!
Сколько здесь ручьев сплелось!
Где-то близко бродит лось:
Вот его ветвистый рог
На дубу царапал мох;
Вот и сам он — возле пней...
Лорды, леди, на коней!
Громче, песнь, зови звучней:
Лорды, леди, на коней!
О веселье, счастье пой,
Мчись, как мы, лети стрелой!
Время, ловчий: рысью в бор,
Смел душой, как сокол скор!
С блеском утренних огней
Лорды, леди, на коней!
Перевел с английского М. Касаткин.
Готье Теофиль
В путь добрый на охоту!
Альфред де Мюссе
Болото
Среди недвижного болота
Мерцает мягко позолота
Кувшинок желтых, тростников.
Едва заденешь их верхушки,
Смолкают робкие лягушки,
И слышишь всплески их прыжков.
Здесь превосходной дичи масса!
Сюда слетаются бекасы,
Лишь осень обагрит кусты,
И краткий отдых на полянке
Находят пигалицы, ржанки,
Спустившись с мрачной высоты.
День целый плавая, ныряя,
Тут суетится уток стая,
Чьи шейки, словно изумруд.
Чирки опустятся порою
Сюда вечернею зарею
И до утра в кустах замрут.
Вот клювом щелкающий аист
Глядит на небо, собираясь
Пуститься скоро в перелет,
И пара тонконогих цапель,
Роняя с крыльев жемчуг капель,
Лишь первых заморозков ждет.
Друг, в ноябре, когда туманы
Скрывают лик зари румяный
Своей бесцветной пеленой;
Когда так долго дремлют сёла,
И луч рассвета невеселый
Все медлит в темноте ночной;
Ты, чей свинец смертельно-меткий
Сбивает птицу с верхней ветки,
Охотник, в тридцати шагах
Всегда сражающий косого
И в путь пускающийся снова,
Не зная устали в ногах;
Сюда, где так высоки травы,
Приди с Раско, своей легавой
И бронзированным ружьем,
Вовек не знающим осечки,
И притаись у тихой речки
За наклонившимся стволом.
Охота нынче будет славной!
Вниз рухнет, взлет прервав свой плавный,
Немало жирных дупелей,
И с сумкой полною, тяжелой
Вернешься, гордый и веселый,
Ты поздним вечером с полей.
Перевел с французского М. Гордон
