Холостов В. Г.
Случается, встретится в журнале рассказ или стихотворение — и на долгие годы запомнятся какие-нибудь особенно понравившиеся строчки...
Так вот, раскрыв однажды «Сибирские огни», я впервые прочел стихи Петра Комарова. То было четверть века назад, а пятнистый и наивный олененок на точеных копытцах до сих пор стоит передо мной:
И у него веснушки
Совсем как у девчонки!
С тех пор стихи Петра Степановича Комарова мелькали в печати все чаще и чаще. Они радовали своей локальностью, скульптурной выразительностью образа, отчетливо сквозившей между строк лирической теплотой. Мы знакомились не только с новыми произведениями поэта, но и с ранними его работами, законченными еще в тридцатых годах.
П. Комаров родился и вырос на Дальнем Востоке. С детства бродил с ружьем по заросшим тайгой сопкам, сырым распадкам и горным охотничьим тропам, читал вечно живую книгу следов на снегу, раскрывал не доступные непосвященным сокровенные тайны леса. Поэтому труженики тайги, дикие звери и птицы его поэтических зарисовок столь убедительны и реалистичны. В то же время в этих зарисовках нет ненужных, отвлекающих внимание деталей, излишней фотографичности изображаемого. Его стихи более походят на прозрачные акварели. И не случайно поэтому часть произведений поэта объединялась прежде в тематически единый цикл «Лесные гравюры».
Охотничья страсть не затмевала, однако, у П. Комарова умения видеть и страстно любить и все остальное многообразие нашей жизни. С уверенностью можно лишь сказать, что природа и охота в его творчестве были неисчерпаемым родником свежести образов и сравнений, заботливо пополняли поэтическую палитру художника:
Выпь степная ревет по-коровьи.
Скоро вечер придет на луга.
И, как юрты на древнем становьи,
За рекой вырастают стога.
(«Сенокос», 1927),
Или
Ему в этот год повидать довелось,
Как в лунных озерах купается лось,
Как дымчатый соболь по дуплам живет,
Как ловит мышей уссурийский енот...
Под вечер, пристроив к сосне таганок,
Он мирно разводит в тайге огонек,
И чайник захлопает крышкою вдруг,
Как птица крылом, что летает вокруг.
(«Охотник», 1932).
Еще двадцать лет назад малонаселенный, малообжитые Дальний Восток, связанный с центром страны хрупкой нитью железнодорожной колеи длиною в две недели, был действительно «край лесной», пугал
Азиатской волной Амура,
Криком зверя во мгле ночной...
(«На краю России», 1942).
Был для него только
Край далекий — с лесами да сопками,
С поздней жалобой птиц...
(«Приамурье»).
Здесь только изюбры,
Как древние рыцари, бились,
Тайгу оглашая
Могучей призывной трубой.
Здесь лось пробегал,
Унося по лесистому склону,
Как дар драгоценный,
Ветвистое бремя рогов,
И ветер кидался
За быстрым сохатым в погоню,
И выстрел гремел
У далеких речных берегов.
(«Лувен», 1938).
Даже горы, расположенные под боком у столицы края Хабаровска, в котором жил П. Комаров, рисуются ему нелюдимыми и мрачными:
Лиственницы плотною толпой
Встанут над охотничьей тропой,
В дубняке сойдутся в табуны
Черные лесные кабаны...
(«Хехцир», 1939).
Там рысь — охотница седая —
Идет, на лапах приседая,
Усатой мордой у воды
В оленьи тычется следы.
(«Хинганский родник», 1940).
В этот предвоенный период для творчества П. Комарова характерны и охотничьи стихи «чистой воды», такие, например, как общепризнанные «Баллада о зверолове» или о встреченной в тайге охотничьей избушке...
Здесь жил охотник... Временный приют
Уже давно покинут звероловом.
Но есть закон в моем краю суровом:
Он мне оставил огниво и трут...
Я перед сном согреюсь у огня,
Чай вскипячу и вспомню на досуге
Того, кто обо мне подумал, как о друге,
Свое тепло оставил для меня.
(«Шалаш в тайге», 1940).
Анималистически-охотничьи стихи П. Комарова выгодно отличаются от виршей подавляющего большинства пишущих на ту же тему. И дело здесь, пожалуй, не только в предельной насыщенности произведений поэта художественными образами, не только в их эмоциональной весомости или широте словаря. Стихи Комарова никогда не воспроизводят тривиальной схемы «пошел, увидел и убил» зверя. Нет в них и входящего в моду дидактически лицемерного самоотречения стрелка от выстрела с последующим самолюбованием по этому поводу. А если и слышен редкий выстрел в его строчках, то воспринимается он все же как-то по-своему — весомо и звучно. И охотник предстает перед читателем отнюдь не в образе развлекающегося любителя лыжных прогулок с ружьем за плечами, а в образе смелого труженика, упорного в поиске и преследовании добычи:
...следы
Ведут его к сохатому. Все ближе
Упрямый зверь. Предчувствие беды
Его по насту гибельному гонит.
Лежат рога на взмыленной спине.
И свищет ветер, и следы погони
Покрыты кровью. Выстрел в тишине
Гремит тайфуном...
(«Снегопад», 1940).
Его зверолов
Идет по местам нелюдимым,
Шагает по чаще лесной,
Охотничьим греется дымом
И спит на снегу под сосной...
Когда же случится собакам
На шкуре тигровой висеть,
На зверя расчетливым взмахом
Он кинет тяжелую сеть
...только в больнице узнает,
Как схватка была горяча:
Хирург на столе зашивает
Рубцы от плеча до плеча.
(«Тигролов», 1945).
Война 1941—1945 годов принесла с собой в нашу жизнь много изменений. На Дальнем Востоке и в Сибири задымили трубы заводов, эвакуированных сюда из западных и центральных областей СССР. Сибиряки и дальневосточники, не щадя времени и сил, делают все для фронта, все для победы. В недавно столь тихих местах от света до света, грассируя голосами моторов, деловито урчат тракторы:
Мне степь открывала, как тайну:
Дрофа, что боялась меня,
Летела навстречу комбайну —
На грохот совхозного дня.
И я вспоминал почему-то,
Как суслик меня рассмешил:
Он выбежал в пятнах мазута —
В соседстве с машинами жил...
(1943).
Плечом к плечу с колхозниками и фабричными рабочими трудятся охотники и рыбаки:
Лиман амурский — в дымке золотой,
И рыбаки благодарят погоду.
Их катера, пропахшие кетой,
Причаливают к рыбному заводу.
Лишь только ночью с кратким часом сна
В поселке забывают об уловах.
И чуткая, как рыба, тишина
Стоит в заливах улиц поселковых.
(«В рыбачьем поселке», 1943—1944).
В 1945 году П. Комаров вместе с полками Советской Армии переходит пограничный Амур, освобождая китайскую Манчжурию от японских захватчиков. Под крылом самолета проплывала внизу долина реки Сунгари:
Там чахлые травы шептались и дрогли,
И плакали чибисы, злясь на судьбу,
И серая цапля, как иероглиф,
Стояла, должно быть, с лягушкой в зобу.
Глухие разводья, озера, болота —
Зеленая, желтая, рыжая мгла.
Здесь даже лететь никому неохота.
А как же пехота все это прошла?..
(«Сунгарийские болота», 1945).
Этот год характерен для поэта целым циклом стихов о расправляющем плечи Китае. Тут и «Санчагоу», и «Фарфоровая ваза», и «Мудрец», и «У Желтого моря», и много других, заканчивающихся уходом с Амура японских самураев, разгромленных совместными ударами советских войск и китайской Народно-освободительной Армии...
Где берега, как два врага,
Глядели с давних пор
И где одна волна с другой
Не прекращали спор,
Гром, перекатываясь, шел
У роковой черты
И вдруг затих, и чистый свет
Прорвался с высоты...
И посветлело все вокруг —
И сопки, и луга.
И, как друзья, сошлись к воде
Речные берега.
(«Амур после грозы», 1945).
Рассеялись тучи войны. Советский народ с присущей ему самоотверженностью залечивал нанесенные войной раны. В дальневосточной тайге, в тундрах Сибири и полупустынных азиатских степях началось строительство новых городов, индустриальных гигантов, автострад и железнодорожных магистралей, началось сельскохозяйственное освоение извечно пустовавших целинных земель.
И советский поэт не остается безучастным свидетелем свершающихся преобразований. Романтика трудового эпоса послевоенных пятилеток становится основной темой предельно кратких и выразительных поэтических произведений П. Комарова.
Мы к коммунизму проторяем путь,
С полей войны к труду вернувшись снова,
Нас никому с дороги не свернуть,
И в жизни нашей нет пути иного.
(«Ленинское знамя», 1949).
Он снова в родных местах. Снято со стены и тщательно протерто забытое было в годы войны охотничье ружье. Привычные картины вызывают в поэте знакомые ассоциации и образы. «Лесные гравюры» вновь зримо проступают сквозь стихотворные строки:
Сыростью повеяло из рощи,
Затихает иволга вдали,
И тумана белые озера
Между синих сопок залегли.
(1947).
Как будто в берлоге медведица.
Река подо льдом залегла...
Вся в инее — в сизом каракуле —
Березка стоит за мостом,
И пишет смешные каракули
Лисица пушистым хвостом.
(1947)
Он дышит полной грудью, трудится, слагает песни о своем Приморье, олицетворяющем для него никогда не увядающее слово «Родина»:
Сторонка дальняя моя
С перепелами вдоль обочин,
Твоею славой славен я,
Твоей заботой озабочен.
(1948)
Одной заботе — увековечению героических современников — целиком отданы последние годы Лауреата Сталинской премии Петра Комарова. Его последний посмертный сборник «Стихотворения» выпущен в свет издательством «Советский писатель» в 1958 году. Томик включает в себя 102 произведения; отрывки некоторых из них мы нашли возможным процитировать в этой краткой статье.
В книжке нет, правда, того наивного, словно веснушчатого олененка, с которого мы начали наш обзор. Но можно надеяться, что в недалеком будущем этот пробел будет восполнен выходом более полного однотомника стихов нашего талантливого поэта-охотника.
