Ярков А. П.
Мне приходилось немало охотиться на уток с помощью лаек, спаниелей и специально натасканных собак других пород. Все они были незаурядными помощниками при охоте на уток в камышах, где обычно пропадает немало убитой дичи.
Но мне никогда раньше не приходилось слышать об охоте на уток с фокстерьером.
В действительности же оказалось, что фокстерьер — самая подходящая собака для такой охоты. Фокстерьеры очень любят воду и поэтому легко поддаются тренировке по плаванию и апортированию битой дичи из воды. В то время года, когда вода в болотах и реках бывает теплой, необходимо приступить к первому уроку; сделать это желательно в теплый солнечный день.
В водоемах, где по берегу имеется отмель, надо завлечь собаку в воду без принудительной посылки, например, за убитой уткой; если же ее нет, то хотя бы за вороной. Увидя такую соблазнительную приманку, фокстерьер быстро бросается в воду и выносит птицу на берег. Первый урок должен ограничиться недалеким забрасыванием птицы, так, чтобы собаке не требовалось плыть. Повторив данный урок три-четыре раза, можно закончить первое знакомство с водой. В следующий раз птицу надо забрасывать все дальше и дальше от берега, предоставляя собаке полную возможность упражняться в плавании. Когда фокстерьер привыкнет к воде и научится хорошо плавать, необходимо приступать к натаске, т. е. заставить его работать чутьем. В этом случае птицу нужно забрасывать в камыш недалеко от берега, но так, чтобы собака не видела ее. Затем, приведя собаку на берег и сняв с нее ошейник, надо послать ее в поиск. Фокстерьер, обладающий прекрасным чутьем, быстро отыщет и достанет спрятанную птицу.
На следующих занятиях добыча прячется все дальше и в более труднодоступных местах. Собака со всеми этими упражнениями будет справляться без заминки.
Следует помнить, что на первых уроках подходить с собакой к болоту, где спрятана птица, необходимо с подветренной стороны; когда же фокстерьер будет достаточно оттренирован, подход делается по ветру. Собака, имеющая какой-то практический опыт, хотя и не улавливает верхним чутьем ничего соблазнительного, все же охотно идет в болото, тщательно обыщет все водоросли и обязательно найдет и достанет добычу. Место учебы и тренировок необходимо менять как можно чаще: это прививает молодой собаке привычку быстро ориентироваться в незнакомой местности. Закончив указанный курс натаски, собаку можно использовать как старого, опытного, бывалого работника; труды и надежды охотника будут полностью оправданы.
Когда я иду на охоту за утками берегом реки или озера, мой фокстерьер не бежит за мной или впереди, а плавает по воде, обнюхивая берега и тростник, где оставили свои наброды птицы. При падении убитой утки в заросли, далеко от берега фокстерьер безошибочно берет направление туда, где лежит трофей; не было случая, чтобы он не нашел и не вынес убитой птицы.
Вот одно из приятных воспоминаний об охоте на уток с фокстерьером.
Это было в 1927 году. На болотах под городом Бронницы (Московской области) гнездовало очень много уток. В ночь на 1 августа — день начала охоты — на болото шли все, кто имел ружье. Стайки еще доверчивых, непуганных крякуш низко летали от одного озерка к другому; при попытке опуститься за плес их неизменно встречали выстрелы.
Я пришел на болото, когда было уже совсем светло; распуганные утки по три, по две и в одиночку высоко, вне выстрела, кружились над своими насиженными местами; лишь редкие одиночные и дуплетные выстрелы проносились над лугами. Охотники, собираясь группами и перебивая друг друга, чем-то оправдывали свою неудачу (она была почти у каждого). Большинство жаловалось на то, что не могли найти и достать битых уток.
Мое появление с фокстерьером вызвало оживление. Старые, бывалые охотники встречали насмешкой: «Ты, товарищ, не сюда попал, на болотах нор не бывает»; «Ты что, с норной собакой на уток? Утки в норах не живут!» Молодые наивно спрашивали: «Что это за собака и почему они никогда не видали такой?» Мой четвероногий друг, поглядывая на плес, стоял как оцепеневший, с высоко поднятой непокорной головой; судорожно дрожащий короткий хвост говорил о готовности собаки показать, на что она способна.
Высоко в небе показалась пара чирков; они шли прямо на нас. «Далеко, не достать», — с досадой произнес бывалый охотник-старожил. Утки действительно летели на большой высоте, но из моего ружья (10-го калибра, с зарядом 10 граммов дымного пороха и 50 граммов дроби) иногда приходилось «доставать» и на таком расстоянии. Я вскинул ружье. Грохнул выстрел. Чирок сделал крен налево, потом направо, еще налево и, сложив крылья, камнем хлопнулся в гущу камыша.
«Не найти», — восторженно прокричал какой-то молодой паренек.
Я снял ошейник с собаки; она пулей кинулась в воду и, как выдра, замелькала рыжей головой в камышах. Не прошло и трех минут, как фокстерьер, пробиваясь сквозь заросли, появился, держа в зубах утку. Подойдя ко мне, он положил добычу у моих ног.
«Да это же кряква, он не ту принес», — удивленно закричал молодой охотник. Остальные переглянулись, но молчали. Положив утку в сумку и погладив своего верного помощника, я снова послал его на поиск. С прежней энергией он скрылся в том же направлении, куда плавал в первый раз. Скоро он появился на берегу, держа в зубах чирка.
«Вот это он!» — удовлетворенно произнес молодой охотник; среди старых я заметил какое-то замешательство.
Когда я уложил в сетку вторую утку, один из охотников, указав кивком головы в левую сторону, сказал: «Пойдем, сходим туда...»
Мы пошли, и подстреленная охотником утка была найдена собакой, вынесена на берег и положена к ногам хозяина.
Все эти охотники совершенно не знали фокстерьера; они только слышали о нем как о норной собаке и потому были так поражены, увидя его классическую работу на утиной охоте.
