Панфилов П.
Лесник шел на лыжах, оставляя глубокую лыжню в пушистом, словно вата, снегу.
Вот он остановился, воткнув палки в снег, поправил на плече ружье и прислушался, потом снял шапку, еще внимательней послушал, повернул голову, и его чуткое ухо вдруг уловило далекое карканье вороньего скопища в направлении болота, и он свернул со своего пути в густой ельник.
Здесь лес был настолько густ и сумрачен, что не пропускал вверху ни свет, ни снег, и лишь кое-где в вышине пробивался, словно луч солнца, белый столб из падающих снежинок.
Дальше стало светлее: лесник вышел к широкой еловой поросли. Вскоре вороний шум донесся явственно, и лесник почувствовал, что случилось в лесу что-то неладное.
Сняв ружье, он пошел медленней, вглядываясь в снежную мглу, и когда деревья сразу как бы расступились, увидел шныряющих по снегу ворон и воронов. К нему тотчас со всех сторон подлетели сороки, вереща на все лады, как бы жалуясь или рассказывая о происшествии.
Теперь лесник уже ясно видел вывороченную с корнем громадную ель и какое-то возвышение, обсеянное воронами и воронами, которые, завидев человека, начали спрыгивать вниз и разбегаться в стороны по утоптанному ими снегу, открывая туловище лося.
Зверь был мертв. Он сидел в неудобной позе, отставив далеко в сторону переднюю правую ногу, уткнувшись горбоносой мордой в землю. Кругом валялись клочья его шерсти.
Обходя кругом лося, лесник вдруг увидел, что левая передняя нога зверя глубоко ушла вниз сквозь сплетение древесных корней.
Лесник повесил ружье на сук, снял лыжи, достал из-за пояса небольшой топор и начал обрубать у провалившейся ноги лося корни, решая тайну происшествия.
Оказалось, что при падении ели корни ее и других деревьев стронулись со своих мест, натянулись и приподнялись их сплетения, и теперь было видно, что лесной великан попал копытом в одно из этих сплетений. Копыто было зажато с трех сторон у щиколотки; вырываясь из плена, зверь только осаживал своим весом землю и корни, зажимая между ними копыто, которое отекло и сильно распухло.
Занятый своей работой, лесник и не замечал, как осмелевшие вороны и вороны с обратной стороны туловища лося снова приступили к своему делу.
Снег успел уже припудрить лося, подчеркнув зияющие отверстия в шкуре зверя, пробитые крепкими носами воронов.
«Ишь, как изрешетили всего, черти носатые! Всегда раньше всех учуете происшествие», — думал лесник и на мгновение представил попавшего в беду лося...
Как, вероятно, захрапел он со страху, попав ногой в устроенную природой ловушку, как ревел от боли, топчась на месте, осаживая сжимающие копыто корни дерева!
Обессилев, лось, чтоб не завалиться на бок, далеко отставил в сторону переднюю ногу и потом уже не смог подтянуть ее обратно, скользя по обледенелой поверхности снега; затем сел, чтобы уж не подняться, уткнувшись горбоносой мордой в землю.
Воронье, почуяв поживу, рассаживалось по нижним ветвям соседних деревьев, все ближе подбираясь к слабеющему зверю.
И стоило только леснику повернуть домой, как они тотчас же с шумом и дракой облепили лося, продолжая тризну. А сороки еще долго провожали лесника и верещали, как бы спрашивая, почему он покинул лося...
