Парамонов М.
Однажды в 30-х годах мы выехали в район Мордвеса. С нами был знаменитый московский окладчик Кирсан Николаевич Зуев. Ему уже было за семьдесят, а волков он окладывал бегом. Это был виртуоз своего дела, и недаром называли его егерем-профессором. Ни один волк не мог безнаказанно уйти от Кирсана Николаевича.
При этом Зуев не всегда пользовался флагами, а выставлял бродячего зверя прямо под выстрел единственного охотника.
Уроженец города Острова Псковской области, он отличался от своих земляков прямотою характера. Егерьских секретов не таил и делился с нами своими наблюдениями. Вот почему охотники уважали его, а Военно-охотничье общество поручило ему подготовку егерей на своих курсах.
Кряжистая фигура Кирсана Николаевича, его аккуратно подстриженная рыжая бородка, умные, чуть-чуть смеющиеся глаза, мягкий голос и все выражение добродушного лица сразу привлекали к себе симпатию собеседников. С ним приятно было поговорить на любую тему. Высказывался он легко, просто, умно. Он долго работал окладчиком у разных московских богатеев, а когда пришла советская власть, стал с энтузиазмом работать для молодых охотников. Более пятидесяти лет егерьской практики ничуть не состарили его, и мы все были печально поражены, когда узнали, что неумолимая смерть свалила этого русского богатыря и лучшего волчатника на восьмидесятом году его жизни.
Помню, в ту зиму выпал глубокий и рыхлый снег. Команда приехала в лес и в условленном месте ожидала окладчика.
— А это зачем? — обратился я к одному из наших охотников и указал на револьвер, висящий у него на поясе.
— Необходимая вещь на войне и на охоте, — ответил он.
Я улыбнулся.
— Чего вы улыбаетесь? Вот однажды я ранил из ружья медведя, выскочившего на меня из берлоги. Зверь поднялся на дыбы и полез на меня. Я выхватил револьвер и двумя пулями выбил ему глаза.
Раздался общий взрыв хохота, а К. обиделся.
Это был солидный мужчина как по внешнему виду, так и по служебному положению. Шуток он не любил, а тем более над своей персоной. Дослужившись до видной должности, он не приобрел ни вежливости, ни такта в обращении с людьми, зато неимоверно зазнался. Привыкнув к безоговорочному повиновению на службе, он и в товарищеской обстановке изъяснялся резко, в тоне своего превосходства. Возражать ему было бесполезно, и обычно мы в таких случаях расходились в разные стороны. Охотничьих правил он не соблюдал, незаслуженно считая, что для него должно делаться исключение.
— Вот вы зубоскалите, а вместе с тем вам хорошо известно, что по тарелочкам на стенде я стреляю без промаха, — сказал он и сердито отвернулся...
Когда волки были затянуты флагами, Зуев поставил этого «снайпера» на левом фланге, с учетом того, что не даст промаха, если звери прорвутся за флаги.
После моего выстрела на правом фланге выводок волков рассыпался по кругу. В это время загонщики, как говорится, «поднажали». По линии номеров загремела дружная стрельба, а через несколько минут ко мне подошел Кирсан Николаевич. Он вытер вспотевшую шею, провел ладонью по бороде, стряхивая с нее намерзшие ледяшки, и, задорно прищурив левый глаз, словно прицеливался в зверя, весело сказал:
— Стрелу было много. Выходов нет. Наверняка всех перебили. Пойдемте проверять круг.
Мы пошли вдоль номеров. Вот возле дуба стоит наш шофер, а недалеко от него сереет убитый волк. Охотник неподвижно замер с ружьем наготове и только глазами косит в нашу сторону. Когда мы подошли к нему, он с трудом разогнул окоченевшие руки и стал прыгать на месте, ежась от холода.
На следующем номере стоял пожилой полковник — страстный охотник и вечный неудачник. И на этот раз звери прошли далеко от него, и ему не пришлось пережить той минуты, когда глаз видит волка на планке ружья, когда дыхание спирает в груди, а указательный палец плавно нажимает на спуск. Ради этого незабываемого мгновения каждый из нас из года в год выхаживает десятки километров по глубокому снегу.
На четвертом номере молодой летчик удачным выстрелом завалил прибылого. От него мы направились к пятому охотнику. Это был военный врач — бывалый волчатник и хороший товарищ. Он произнес, указывая рукою назад:
— Это безобразие, он меня чуть не подстрелил.
Мы посмотрели назад и увидели К., который сошел со своего номера и шагах в тридцати за линией стрелков рассматривал убитого волка.
— В чем дело? — посмотрел я на врача.
Тот молча показал на снег. Мы увидели след волка, который шел «в штык» на доктора. Было видно, как в двадцати шагах от охотника зверь свалился, катался в снегу, а затем поднялся и, теряя кровь, пошел дальше. В пяти шагах за линией стрелков он снова упал и пополз в густой осинник.
— Здесь я его ударил вторым выстрелом, — сказал доктор.
— Нет, это я убил волка, — подошел к нам К. — Я стрелял его в голову со своего номера.
— Собственно, он подох еще до вашего выстрела, — заметил врач. — А в общем, — добавил он, — если вы претендуете на шкуру, можете ее себе взять.
Зуев дипломатично огладил свою бороду и посмотрел на меня.
— Давайте проверим?
— Проверим.
До следующего номера, где стоял К., мы насчитали девяносто шагов.
Направление для выстрела было неудобное, так как картечь перехватывалась частым подлеском. Заряд К. прочертил снег, не долетев до зверя шагов двадцать. В довершение всего с правой стороны у волка не было ни одной царапины, зато картечина сбила ветку в одном метре от врача.
— Зря вы, товарищ, стреляли так рискованно, могли ранить соседа, — проговорил Зуев.
— Да что вы мне говорите, папаша, — возмутился «бравый» охотник, — мое ружье наверняка кладет волка на сто метров.
Седые брови Кирсана Николаевича нахмурились.
— Вот, дорогой начальник, — сказал он сухо, — лучше бы вы не пропускали вот этих.
Зуев указал рукою на свежие следы волков, идущие между флагами и тем местом, где стоял К. Для хвастуна это было неожиданностью.
— Позвольте! Что такое? Но этого не может быть. Очевидно, это старые следы...
— Никак нет, товарищ начальник, извольте видеть, — указал окладчик на следы, — это старый волк прорвался с волчицей рядом с вами.
Я снял перчатку и попробовал свежесть следа.
— Придется вам заплатить штраф за то, что прозевали зверей, — сказал я и, повернувшись, пошел за егерем снимать флаги.
— А кому все-таки достанется убитый волк? — бросил нам вдогонку К.
— Доктору, — со злостью крикнул я не оборачиваясь.
— Как будто бы важный товарищ, а такой хвастун, — сказал Кирсан Николаевич, отвязывая от дерева шнур. — Ведь он, поди, сам хорошо знает, что ни одно охотничье ружье не дает верного выстрела не только на сто метров, но и на сто шагов, а говорит чепуху.
Кирсан Николаевич туго перевязал концом шнура головку собранного мотка флагов, повернулся ко мне и, снисходительно улыбаясь, добавил:
— Я понимаю, что он первый раз видит живого волка. Хочется в Москве похвастаться... А выдержки не хватает. Такого лучше не брать на охоту, а то, чего доброго, подстрелит товарища и скажет: «Простите, а я вас и не заметил».
