Свентицкий Б. Н.
V
В ту пору я работал агентом государственного страхования Манаинского района Тульской области.
Однажды милиции был прислан протокол о пожаре в деревне Слободка. Сгорели два дома, в дыму задохнулись лошадь и две коровы.
Нужно было ехать на место происшествия и составить акт.
Деревня, в которой произошел пожар, находилась километрах в пятнадцати от агентства.
Прибыв на место, я осмотрел сгоревшие усадьбы, но не нашел трупов погибших животных; мне сказали, что они свезены в овраг, недалеко от деревни. Необходимо было их осмотреть.
Овраг находился недалеко, за огородами.
Лишь только мы миновали огороды, как увидели огромные следы двух матерых волков, осторожно обходивших место, где лежали сгоревшие животные.
Вдали почти на самом бугре темнели какие-то два пятна, над которыми в воздухе кружились, садились на снег и снова взлетали десятка полтора ворон.
Осмотрев павших животных, я заметил, что около трупов было много собачьих, вороньих и сорочьих следов; волчьих же следов вблизи не было.
Заинтересовавшись пятнами, над которыми кружились вороны, я пошел их посмотреть. Подойдя ближе, увидел, что это остатки двух собак, которые беспечно пировали на падали. Волки обошли их со стороны деревни, а когда собаки, отрезанные от домов, кинулись в поле, волки их догнали и тут же сожрали. Остатки волчьего обеда с шумом, дракой и криками кончали вороны.
Считая, что после сытного обеда волки далеко не уйдут, я быстро составил акт, взял лыжи и ружье и пошел по следам за волками.
Следы буграми уходили в поля. На горизонте чернел небольшой лесок. Километра через три начиналась большая впадина, посередине которой проходил длинный, прямой, как стрела, чистый, без всяких кустов, отвершек, впадавший в большой овраг.
Подойдя к этой впадине, я увидел впереди, метрах в шестистах, двух лежащих волков.
Остановившись, я стал соображать, как подойти к волкам на выстрел. День был солнечный, но морозный, холодный ветер дул со стороны устья оврага вдоль отвершка, по направлению к волкам. Подходить по отвершку к волкам было нельзя, так как по ветру звук движения лыж и мой запах волки услыхали бы и учуяли значительно раньше, чем я успел бы приблизиться к ним на ружейный выстрел.
Яркое солнце и обычай волков ложиться мордой на свой след, а также направление ветра дали возможность точно определить направление головы лежащего в поле волка.
Вернувшись немного назад, я сделал большой обход лощины, вышел далеко сзади лежащих волков, зашел им со стороны спины и начал не спеша и осторожно подходить к лежащему около отвершка свернувшемуся клубком волку.
Вот до волка осталась сотня шагов. Все тише и тише двигаюсь я, не сводя глаз со зверя. Сердце стучит так, что кажется, его удары может услышать волк.
Шагах в двадцати от волка приостанавливаюсь и стреляю. Волк остается на месте, только разворачивается в агонии. Как молния, вылетает в поле лежавший в отвершке второй волк; увидя меня, он мгновенно бросается обратно в овраг. Выстрел по нему из левого ствола я считал чистым промахом. Однако волк из овражка не показывался.
Считая, что он ушел по дну, я все-таки подошел к краю отвершка и, к своему удивлению, увидел, что волк был убит наповал; он ткнулся в сугроб на дне отвершка с такой силой, что наружу торчали только задние ноги и хвост.
VI
В этот год долго стояла погожая осень. Давно уже было время выпасть снегу, а его все не было.
Но вот южный ветер вдруг сменился на северо-западный. К ночи уныло загудели вершины высоких елей в соседнем парке, предвещая непогоду. Небо затянули серые тучи. Наступила темная ноябрьская ночь...
Проснувшись утром часов в пять и взглянув на окно, я был удивлен каким-то белесовато-матовым светом. Быстро одевшись, вышел на крыльцо: все было покрыто снегом слоем сантиметров двадцать. В воздухе кружились отдельные снежинки.
Быстро собравшись и наскоро позавтракав, я захватил гладкоствольный автомат системы Браунинга и поясной патронташ с патронами, набитыми мелкой картечью, сел в сани и быстро покатил в небольшую деревушку Кудеяровку.
Эта деревушка расположена недалеко от большой дороги (большака), связывающей город Белев и город Чернь Тульской области, и носит имя легендарного в этих местах разбойника — Кудеяра.
Небольшая, состоящая из нескольких домов, деревушка Кудеяровка стоит на высоком берегу некогда бывшей речки Усты, притока реки Иста, о которой писал И. С. Тургенев в своих «Записках охотника». Ныне это — широкий суходольный овраг, по руслу которого имеется много глубоких ям с водой. По берегам эти ямы сильно заросли густым ивняком; они служат местом вывода кряковых уток.
Левая сторона этого оврага, почти до самой деревни, изрезана на значительном расстоянии большими глубокими отвертками, далеко уходящими в поле. Бока отвершков покрыты лесом, а дно их — непролазной чащей ежевики и малины, перепутанных диким хмелем.
С правой стороны, напротив деревни, расположена старинная усадьба. За полуразвалившимся большим домом тянулся вдоль правого берега Усты огромный, совершенно одичавший фруктовый сад, окопанный глубокой канавой, которая сплошь заросла густой щеткой желтой акации.
Конец сада непосредственно примыкал к так называемым линейкам. Линейки представляли площадь размером около квадратного километра, засаженного в четыре ряда трехобхватными дубами. Вершины дубов были метров на сорок от земли.
Во время осеннего пролета орлы-беркуты часто садились на эти дубы на ночевку.
В соседнем лесу ежегодно бывал выводок волков.
Оставив лошадь у знакомого крестьянина, я перешел на противоположную сторону и пошел по дороге, вдоль канавы сада. Не дойдя несколько десятков метров до конца сада, я увидел, как на дорогу со стороны поля вышли семь или восемь волков. Скоро они свернули в сторону линеек и пошли поперек линий посаженных дубов, направляясь к лесу. Я пошел следом и вдруг увидел метрах в ста лежащую на снегу небольшую дубовую ветку с засохшими листьями. «Кому же это понадобилось лезть на дуб, чтобы срубить ветку? — подумал я. — Дуб крепкое дерево, и ветер веток на нем не ломает...»
Пройдя еще по волчьей тропе тридцать-сорок шагов, я увидел, что с тропы отделились два волчьих следа и направились к месту, на котором лежала дубовая ветка. Сразу мелькнуло в голове подозрение: почему эта ветка не покрыта сверху снегом, как все находящиеся около нее кусты и бурьян? Не принял ли я волка за ветку?
Осторожно двигаясь вперед и не спуская глаз с этой ветки, я вскоре убедился, что действительно принял за дубовую ветку лежащего волка.
Закрывшись ближайшим дубом, я, как по нитке, добрался до самого дерева. Выглянув из-за дуба, увидел, что волк лежит шагах в двадцати от меня.
Делаю шаг в сторону и стреляю. От звука выстрела, как молния, вылетает из ямы, выкопанной свиньями в поисках желудей, второй волк и со всех ног мчится прямо на меня. Навожу браунинг ему в морду, жму на спусковой крючок, а выстрела нет.
Волк хочет остановиться, упирается передними ногами в снег, но скользкие и влажные дубовые листья, лежащие толстым слоем под снегом, не дают ему упереться, и он едет на передних ногах, как на салазках, прямо ко мне в ноги. В глазах у него ужас... Наконец он как-то боком сворачивает в сторону и с неимоверной быстротой мчится по совершенно открытому месту в соседнюю полосу дубов; я же как заколдованный все веду и веду за ним стволом браунинга, нажимая на спусковой крючок, и все жду, что вот-вот браунинг выстрелит.
Но этого не случилось, и волк благополучно скрылся за дубами соседней полосы.
Немало лестных слов отпустил я в адрес изобретателя самозарядных магазинных ружей и заводов, делающих плохие гильзы.
Будь в руках простая двустволка, был бы дублет по волкам.
VII
Не одну тысячу километров прошел автор этих заметок по волчьим следам в пределах Тульской и Орловской областей.
Знание характерного и волнистого рельефа местности, где производилась охота; изучение повадок, привычек и особенностей поведения зверя в зависимости от возрастного состояния и отношения членов семьи друг к другу; характер поведения волка в различное время года; привязанность выводка к определенному району; привычка ложиться в одних и тех же местах, очень часто даже точно на старые лежки; определенные места переходов из одного лесного массива в другой; посещение излюбленных точек: отдельно стоящих деревьев, камней и т. д. как бы для «регистрации» — все это значительно облегчало преследование волка по плохому следу и сильно способствовало успеху охоты.
Вспоминается случай, когда обычай материка ложиться на некотором отдалении от выводка дал возможность успешно поохотиться по выводку.
Весь день шел мокрый снег и дул ветер. Часам к десяти вечера следующего дня снег прекратился, а ветер усилился. Лучшей погоды для охоты на волков с подхода не могло быть.
Однако дело осложнялось тем, что привады не было, и это сильно затрудняло розыск свежих следов.
Снег совершенно скрывал дорогу. Мои сани первыми прокладывали путь.
Проехав километра четыре по совершенно ровной и белой скатерти снега, я вдруг увидел на дороге какие-то следы. Соскочив с саней и зайдя вперед лошади, я убедился, что это следы группы волков.
Волки дошли до перекрестка дорог и свернули в поле, в сторону леса, находящегося в километре от дороги.
Волки никогда не ложились в этом лесу, так как дальше, примерно через километр, за небольшим притоком реки Исты, находился большой лесной массив, в котором всегда бывало один-два выводка волков. По-видимому, волки, на следы которых я попал, были из этого леса.
На берегу небольшого овражка, начинающегося в том лесу, куда свернули волки, я встретил след большого матерого волка. След был совершенно свежим. Полагая, что волки должны идти следом матерого, я решил подождать их, просидел минут двадцать на санях и никого не дождался.
Решив выяснить, куда же пропали остальные волки, я завел лошадь в овражек, привязал ее к кусту, бросил ей охапку сена, накрыл ее бывшей на мне чуйкой (верхняя одежда), а сам, став на лыжи, выбрался на берег овражка и, считая, что ближайшее расстояние до отставших волков будет верно указано следом материка, пошел по его следу в обратную сторону, внимательно смотря вперед и по сторонам.
Миновав поле, вступаю в крупный лес и вскоре, идя по следу, вижу на краю большой поляны четырех лежащих волков. Ветер дует от волков на меня. Я уже приблизился к ним на дальний ружейный выстрел, когда, случайно взглянув в сторону, увидел на другой стороне поляны лежащего, как копна, огромного материка.
Еще пять-десять шагов, и можно надеяться на почти верный дублет по прибылым волкам; но матерый был так велик, что соблазн добыть его пересилил желание сделать дублет, и я потихоньку стал отходить назад...
Обогнув поляну, я стал осторожно продвигаться в сторону матерого волка. Вот я уже шагах в пятидесяти; делаю еще шагов восемь, как вдруг волк вскочил и сел около осины, под которой лежал.
Волк сидит, а мне только видны конец его острой морды да задняя ляжка ноги. Решаю стрелять в ногу. Думаю, после первого выстрела волк обязательно повернет в сторону и подставит свой бок под второй выстрел.
Так и сделал. Но после выстрела волк так ловко укрылся осиной, что словно растаял; он показался на глаза на одну лишь секунду и на таком расстоянии, что стрелять уже не было никакого смысла. Изругав себя за то, что ушел от верных волков и погнался за матерым, иду смотреть результат выстрела...
Подхожу к месту, где сидел волк, и вижу, что почти все картечины снаряда попали в осину и лишь только две из них провели черточки около осины на снегу. На месте, где сидел волк, лежал небольшой клочок бело-желтой шерсти. Крови не было. Прыжки волка от осины, около которой по нем был произведен выстрел, были вполне нормальными.
От поляны, где лежали волки, до опушки, откуда они вошли в лес, было всего несколько десятков шагов. Дальше тянулось чистое поле, справа была деревня Араны.
Волку не было другого пути, как в поле. Поэтому, желая посмотреть на него еще раз, я поспешил на опушку леса. К своему большому удивлению, вместо быстро мчащегося по заснеженной целине поля красивой и мощной фигуры матерого волка, я увидел сильно сгорбившегося, идущего шагом волка, все время оглядывавшегося назад. Волк, видимо, был ранен, и ранен сильно, так как уже через несколько сотен метров переменил бешеный аллюр, которым он шел от лежки, где его стреляли, на тихий шаг.
Подождав на опушке леса, пока волк скроется за бугром, я пошел его следом.
Метров сто от леса волк шел во весь мах, крови не было, а затем она стала появляться на снегу каплями все сильнее и сильнее; вскоре волк перешел на шаг. Затем он спустился с бугра к реке и частью по льду, частью вброд перешел на другую сторону.
Река Иста в этом месте плохо замерзала из-за обилия ключей даже в сильные морозы, и мне, чтобы снова попасть на след зверя, нужно было сделать километров около двух на мост в деревне Арана и обратно.
Волк все время шел полями, стараясь держаться самых высоких мест. Дойдя до плотины, он свернул на лед пруда, миновал его и пошел серединой лощины.
Берега лощины были не выше плеч человека. Вскоре на одном из поворотов я увидел, что след волка раздвоился. Едва успел я дойти до места, где след шел в две стороны, как впереди, шагах в тридцати, показалась из снега волчья голова, в которую я тотчас же выстрелил. Волк вздыбил во весь рост, взвыл и, прежде чем я успел выстрелить из левого ствола, рухнул в снег мертвым.
Это был первый случай в моей практике, когда волк перед смертью подал голос. Обычно волк умирает молча.
День кончался, начинало темнеть, а до брошенной в овраге лошади было километров десять. Оставив волка на месте, я отправился к лошади.
Застоявшаяся и проголодавшаяся, она встретила меня протяжным ржанием.
VIII
Ночью волк предприимчив, отважен и храбр до дерзости. Можно привести в качестве примера случай с моим земляком М. Степановым, владельцем небольшого хуторка, расположенного километрах в двух от деревни Любень Белевского уезда.
Юношей Миша Степанов попал на фабрику в Варшаву и быстро примкнул к революционно настроенной части рабочих; по неопытности он «влип» под надзор полиции; за дальнейшие связи с подозрительными людьми в глазах полиции ему грозила высылка в «места не столь отдаленные», и он предпочел эмиграцию в Америку.
Пробыв несколько лет в Америке, он возвращается обратно в Варшаву, работает на фабрике мастером; скопив небольшую сумму денег, с помощью земельного банка становится собственником выше упомянутого хуторка.
Двух своих девочек он отдает учиться в гимназию в г. Белев, находящийся в сорока пяти километрах от его хуторка.
Однажды вскоре после Нового года он повез продукты своим дочерям. В ту пору в нашей местности вследствие сильной засухи был большой недород хлеба. А тут еще как назло развилась на лошадях чесотка.
В Белеве он встретил крестьянина, который продавал хорошую породистую лошадь, пораженную чесоткой. Денег у Степанова не было, а лошадь ему понравилась; он отдал крестьянину своего коня и взял в обмен больного, надеясь вылечить его от чесотки (лечить чесотку у лошадей Степанов умел).
Учитывая слабость приобретенной лошади, он ночевал в городе, а утром чуть свет выехал домой.
Уже начинало темнеть, когда Степанов добрался до мельницы в деревне Колодези, на реке Исте. До дома оставалось километров пять.
Желая дать отдых лошади, уставшей после долгого пути, он заехал к мельнику. Часа через полтора Степанов поехал дальше.
Погода к этому времени изменилась — началась метель. Мельник уговаривал его остаться ночевать, но Степанов не соглашался, говорил: «Жена с детишками вторую ночь одни...»
Дорогу уже сильно перемело снегом, лошадь шла чуть не шагом. Степанов привалился к грядкам саней и задремал...
Вдруг чувствует: лошадь пошла рысью. Потом сани внезапно стали. Открыв глаза, Степанов увидел волка шагах в пяти впереди лошади.
Он крикнул на волка, но тот ни с места; тогда Степанов взял кнут, и, не выпуская вожжей из рук, вылез из саней, и, проваливаясь в снег, придерживаясь за оглоблю, направился к волку. Волк, видя идущего на него человека, сошел с дороги.
Степанов уже хотел вернуться к саням, как почувствовал страшный рывок; он неминуемо упал бы в снег, если бы не держался за оглоблю. Это второй волк, которого Степанов не заметил, рванул его за чуйку...
— Хочу повернуть лошадь обратно на мельницу, а вожжи, будто мылом намылены, не слушаются. Как сел в сани и как доехал до дома — не помню. Пришел в себя лишь около своего дома, — рассказывал Степанов.
Нахальный ночью, волк чрезвычайно осторожен и труслив днем.
Запоздавший по каким-либо причинам в полях волк с наступлением дня старается как можно скорее добраться до укромного местечка, где можно спокойно провести день.
По чернотропу и по первому снегу волк, в особенности прибылой, лежит очень крепко.
Однажды после первой, довольно глубокой, пороши я со знаменитым охотником нашей местности, крестьянином села Лелюхоно, Белевского уезда, Тульской губернии, Петром Егоровичем Антошиным поехал в Сороколетовскую лесную дачу, где достоверно было известно, что имеется выводок волков: пять молодых и два старика.
Местность, где находилось волчье логово, представляла трехлетнюю поросль осинового леса (гектаров около ста). Убить волка с подхода в такой чаще, где дальше трех шагов не видно человека, нечего было и думать. Поэтому мы решили обойти волков в круг, а потом обдумать, что с ними делать.
Оставив лошадь в сторожке, мы пошли делать оклад.
Начали обход густой поросли со стороны полей, куда обычно волки выходили на добычу. Никаких следов волков не было.
Остановились, поговорили и решили, пока еще не поздно, идти к лошади, чтобы поехать в другое место, где также был волчий выводок.
Для сокращения пути пошли через поросль, прямо к сторожке, по встретившейся нам дороге. Едва сделали десяток шагов, как около Антошина, буквально в трех шагах, вскакивает волк.
Ружья были за плечами, и волк благополучно ушел.
Стоим, покачивая головой, и переговариваемся жестами, обсуждая, как дальше быть. Вдруг почти на том же место, где поднялся первый волк, вскакивает другой. Грохнул выстрел Антошина, но картечь, задержанная густой сеткой осинника, не уложила волка на месте, а лишь только ранила.
Почти весь день крутились мы по этой сводке; волк никак не хотел покинуть спасательную чащу осинника, и лишь только к вечеру его удалось перегнать в другое место, где он лег в овраге и был добит Антошиным.
IX
Окладчику Тульского охотничьего общества Кулешову удалось однажды поймать волка на лежке руками. Это доказывает, насколько цепко лежит иногда волк.
Дело было так. Подвывая волчий выводок для очередной облавы в Одоевском лесничестве, Кулешов, вылезая из оврага, неожиданно наткнулся в упор на лежащий выводок волков. Кулешов замер на месте. Сперва его увидел переярок и быстро убежал. Потом его заметила волчица; оскалив зубы, она бросилась в сторону Кулешова. Кулешов не двигался с места, и волчица, наконец, ушла. Один за другим ушли молодые волки. Остался лежать один.
И тут Кулешову пришла мысль поймать волка руками. Пользуясь шумом ветра, Кулешов подкрался к лежащему волку, навалился на него и схватил за голову; после отчаянного сопротивления волк был связан.
Из приведенных примеров можно заключить, что волк не так уж хитер и осторожен, чтобы нельзя было к нему приблизиться при соблюдении соответствующих условий на верный ружейный выстрел.
Лежащий на дневке волк совершенно не обращает внимания на привычные для него звуки: скрип саней, удары топора и звук пилы; не обращает внимания и на непрерывное движение лыж охотника, видимо принимая их за звуки, издаваемые санями на дорогах. Но стоит охотнику прекратить движение — остановиться, как волк тотчас поднимет голову.
Сильные удары топора о дерево его не беспокоят, а ничтожный хруст веточки под сапогом нервирует зверя.
Однажды при сильном ветре по хорошему, мягкому, совершенно не скрипящему под ногами снегу мне все же не удался подход к двум разным волкам. Оба волка были предварительно обложены, подход был начат против ветра, местность хорошо просматривалась, и тем не менее волки поднялись так, что я их и не видел.
Особенно странным показалось мне то, что оба волка ушли с лежки шагом. И только вечером за чаем, когда Петр Антошин, который в этот день убил одного волка и тяжело ранил другого (на следующий день найденного мертвым), ядовито посоветовал мне надеть на шею колокольчик и идти с ним за волками, я понял, в чем соль дела и почему волки ушли: на мне была надета кожаная куртка, которая на небольшом морозце затвердела, и мелкие древесные веточки, ударяясь о куртку, производили звуки, которые улавливало чуткое ухо зверя даже против ветра.
Отсюда следует, что при охоте с подхода одежда охотника не должна быть шуршащей, издающей звуки, легко воспринимаемые зверем как посторонние в данной среде, предупреждающие его об опасности.
Резиновые сапоги лучше надевать под брюки, чтобы смягчить стук веточек. Лучшей обувью будут валенки.
Лыжи должны быть короткими и широкими, по росту охотника; необходимо, чтобы они не путались в кустах и не прорезали с треском твердый снег. Лучше, если они будут подшитыми мехом — кисой (шкура с ног оленя) или тюленьей шкуркой.
Самым важным фактором охоты с подхода является свежий след зверя, идущего на лежку. В большинстве случаев эта охота производится по случайно встреченному следу.
Если имеется привада, то найти свежий след не представляет труда. Лишь были бы волки на приваде.
Другое дело, если нет привады, а нужно найти след. В этом случае может помочь лишь знакомство с общим рельефом местности, знание переходов волков из одной местности в другую, знание точек, которые любят посещать волки, и знакомство с расположением лесов и деревень.
С осени и по мелкому снегу волки идут на лежку по местам, редко посещаемым человеком: пустошами, заросшими участками полей. С увеличением глубины снежного покрова волки из-за трудности передвижения по целине и нежелания оставлять следы начинают пользоваться проезжими дорогами. С дороги они обычно сходят по старым волчьим следам, вышедшим или пересекающим дорогу. Охотно покидают волки дорогу и по пересекающим ее беличьим тропам. Как по волчьим старым следам, так и по беличьим тропам волки обычно уходят на лежку в глубь леса.
Когда же на дороге нет ни волчьих, ни белячьих следов, волк в подходящем месте делает огромный прыжок (смётку), и так ловко, что и опытный глаз не всегда сразу увидит это.
В большинстве случаев свежесть найденного следа помогает определить сама погода, поскольку охота по следу чаще всего производится или после выпавшей пороши или же во время сильного ветра, когда старые следы задуты снегом или поземкой. Поэтому следы, выделяющиеся на общем снежном фоне, должны считаться свежими.
Но не все свежие следы достойны внимания охотника. Он должен интересоваться теми следами, которые идут от полей и деревень в направлении крупных лесов, болот и других мало посещаемых человеком мест и где, можно предполагать, волки остановятся на днёвку.
Следы же, идущие из лесов в поля и к деревням, принадлежат волкам, направляющимся в другую местность или же вышедшим на добычу; потому они и не интересны для охотника.
Охотнику, преследующему волка, нужно знать, когда и где он должен сосредоточить свое внимание, чтобы первым увидеть лежащего зверя. Увидеть первым зверя — это уже половина успеха.
С осени и по первоснежью волки ложатся в густых мелочах. Увидеть его в мелочах, невзирая на его величину, не так-то просто. Выступающая из-под снега трава, защитная окраска шерсти, сливающейся со стволами молодых деревьев и кустов, делают волка почти незаметным, и нужен острый, наметанный глаз, чтобы рассмотреть его сквозь сетку мелких ветвей.
Если в лесу, в особенности в мелочах, есть овраг, то волк обязательно ляжет в вершине оврага, где имеется несколько отростков (отвершков). Место для лежки он выбирает там, где соединяются два отростка (в месте, образующем угол) или где небольшой овраг впадает в другой. Ложится волк почти всегда чуть пониже края оврага, чтобы, поднявши голову, он мог видеть, что делается на краю и дальше; увидев или услышав охотника, идущего вдоль оврага, волк в один прыжок уходит по дну отвершка невидимо для охотника.
Если же охотник идет дном оврага, увидавший его волк уходит вверх (за борт оврага).
Подойти к такому волку лучше всего с противоположной стороны оврага, если, конечно, позволяет направление ветра.
Особенной чертой волчьего характера является привязанность зверя не только к определенной местности, но и к своей лежке. Следя за волками по их следам, не раз приходилось наблюдать, как волки ложились на старые лежки по нескольку раз. Под теплыми волчьими телами снег подтаивал, и дно лежек и борта — ниже общего уровня снега — покрывались таким толстым льдом, что картечь их не пробивала даже на очень близком расстоянии.
Раз даже удалось убить волка, который, поднявшись со своей лежки, через некоторое время снова вернулся к ней. Наткнулся я в поле на след матерого волка, видимо что-то тащившего в зубах (впоследствии выяснилось, что это была целая задняя конская нога). След направлялся к небольшому лесу, где был глубокий овраг. Осенью в лесу была начата подчистка для дров; сильно изреженный лес и близость большого лесного массива давали полную уверенность, что волк в нем не ляжет, а пройдет поперек и уйдет в крупный лес. Поэтому, как только след вошел в лес, я бросил его и пошел в обход, по привычке против ветра.
Переходя встретившийся по пути овраг, я не особенно осторожно стал спускаться вниз; раскатившиеся лыжи ударились об осинку, за которую я схватился рукой, и в тот же миг увидел на другой стороне оврага поднявшегося с лежки волка. Очевидно, я успел остановиться раньше, и мою неподвижную фигуру, одетую в белый балахон, волк не рассмотрел, так как, постояв немного на месте, он направился шагом к опушке леса.
Спустя немного времени я тоже осторожно двинулся к опушке и, еще не доходя до нее, увидел волка примерно в километре от леса. Скоро он скрылся за бугром. Посидев полчаса на лыжах, я двинулся к тому месту, где скрылся волк. Став на след и пройдя с полкилометра, я, к своему удивлению, увидел, что след повернул в сторону того же леса, откуда вышел волк.
Осторожно двигаясь по следу, я неожиданно увидел шагах в двадцати лежащего волка. Выстрел уложил его наповал.
Оказалось, что волк лег точно в свою лежку. Невдалеке чернело из-под снега копыто лошадиной ноги, принесенной и закопанной волком в снег.
В сильный ветер волк никогда не ляжет в крупном лесу, он даже избегает пересекать его. Искать его нужно в это время в мелочах, где шелест молодых березок совершенно скрадывает шаги и в большинстве случаев удается подойти к волку чуть не вплотную.
Волчица обычно ложится вместе с выводком, а материк всегда в стороне, иногда шагах в двухстах, а то и дальше.
Поднятый и разогнанный выстрелом, выводок волков через два километра собирается вместе по какому-то необъяснимому волчьему обычаю.
Используя знание местности, знание волчьих переходов и этот их обычай, удалось однажды раздобыть старую волчицу, которая в редком осиновом лесу дожидалась подхода молодых. Повернув голову к следу, она сидела до тех пор, пока к ней не удалось подобраться на ружейный выстрел.
Другой раз П. Е. Антошин, зная число молодых и перехватив след матерой волчицы с двумя молодыми, затаился невдалеке от следа, дождался, когда два прибылых волка спешили по следу догнать свою семью, и убил их дублетом.
Потревожив выводок волков, охотнику нужно сразу же брать след матерой волчицы: молодые волки все равно к ней подвалят, не отстанут и переярки.
Внезапно поднятый с лежки, волк уходит в большинстве случаев по ветру, чтобы слухом и чутьем обнаружить причину тревоги.
В густых и частых мелочах выгоднее бросить волчий след и, обойдя густое место, замкнуть зверя в круг; убедившись, что волк в кругу, надо зайти против ветра и начинать розыск, разрезая сделанный круг параллельными линиями, отстоящими друг от друга на таком расстоянии, на котором глаз хорошо просматривает чащу. Двигаясь таким образом, охотник в конце концов увидит лежащего волка и убьет его.
Преследование же волка в чаще по следу в большинстве случаев приводит к тому, что волк будет стронут с лежки шумом и благополучно уйдет.
Вот некоторые нехитрые и несложные приемы, которые обеспечивали нам успешную, подлинно спортивную и интересную охоту на волка с подхода.
