Анатолий Вагин
Другу-охотнику
Когда стихает шум дневных хлопот
И мысль уходит в мир воспоминаний,
Я снова вижу дни моих охот —
Былые дни охотничьих скитаний.
Что только не рисуют мне мечты!
Порошу, ток, и тягу, и в тумане
Лесную даль... Но неизменно ты,
Мой милый друг, стоишь на первом плане.
И кажется, что веет образ твой
Бодрящей свежестью рассветной рани,
Молоденькою клейкою листвой
И тайнами безмолвной глухомани.
Хотя туманят годы память нам,
Я представляю ясно наши встречи:
Как радовался ты апрельским дням,
Как грустно тих бывал в сентябрьский вечер.
Как восторгался лаем гончих псов,
Как знал все тропки ты в своей округе,
Как вслушивался в шорохи лесов
И как порой ты мог скучать о друге.
Разматывает память нить дорог,
Что вместе мы с тобой исколесили,
И снова твой заволжский говорок
Плывет, как песня древняя России.
Я знал: тебя всегда манила ширь
И звали вдаль бегущие дороги.
Сейчас ты далеко: вокруг тебя Сибирь
И пенятся Падунские пороги.
Там, где встает невиданная ГЭС,
Где будет дно искусственного моря,
Ты рубишь вековой таежный лес,
С сибирской стужей и пургою споря.
И я уверен: в дальнем том краю,
Идя в передовой шеренге века,
Ты не забыл к охоте страсть свою,
Влюбленный в красоту Земли и Человека.
Савелий Томирдиаро
Чукотка
Кто рожден для жизни смелой,
Для романтики, для дела,
Тот нам нужен на Чукотке!
Собирайся, молодежь!
Ты увидишь берег новый,
Край задумчивый, суровый;
И на нартах и на лодке
В неизвестное пойдешь!
Видишь: горы в белой шапке
Из сверкающего снега,
Из нетающего снега
Эти горы и холмы;
Над живой, цветущей тундрой
Хмуро, грозно смотрят с неба, —
Их родила ночь и стужа
Нескончаемой зимы.
Видишь: синие озера?
Эту синь возьми руками —
Нет, прольется между пальцев
Только светлая вода!
Мох, как шкура, лег на горы,
Шкура с алыми цветами!
И кричат под небом гуси —
Бесконечные стада!
Леэлен — зима седая,
В черный бубен ударяя,
Уплыла на Север в море
На торосе ледяном,
Вон плывут в волнах медузы,
Вон китов проходит стая,
Вон моржи встречают зори
На песке береговом!
Золотые солнца стрелы
Греют горы с облаками,
Плети карликовой ивы
И веселых оленят;
Только зверь огромный, белый —
Умка с красными глазами —
Вдалеке ревет тоскливо,
Солнцу светлому не рад.
Пахнет ягелем, брусникой
На цветущем побережье,
Но послушай рев медвежий
Леденящий, как мороз;
Там вдали, где птичьи крики,
Он встает на круглой льдине,
Он плывет на море синем,
Как обтаявший торос.
Умка больше не хозяин!
Вон на пляже — ровтытване
Секачи лежат, как глыбы,
Обдаваемы волной;
В бирюзе играет нерпа,
Белый гусь кричит в тумане...
Ах, хотя бы тухлой рыбы
Умке выбросил прибой!
Тает снег, как привиденье!
С ним уходят и медведи.
Посмотри: на сопках хмурых
Словно лезут муравьи!
То идут стада оленьи;
Пастухи с лицом из меди,
В торбазах, в мохнатых шкурах
Едут с копьями вдали.
И как лед — тинь-тинь — на солнце,
Голоса звенят на взморье;
Оживает черногорье
У яранги кочевой!
Едут женщины и дети,
И теплу и морю рады,
И седые водопады
Им кивают головой!
С рюкзаком, в кожанке старой
На дымок идет геолог.
Труден путь его и долог
На суровом берегу.
А с воды идут байдары —
То охотники морские;
Их камлейки голубые
В пятнах соли, как в снегу.
Труден промысел моржовый!
Страшны эти исполины!
Опрокидывают льдины,
Рвут ремни у гарпунов!
Над пучиною свинцовой
Гнутся весла — тэвенаны,
Нападают великаны —
Блещут полосы клыков!
Есть о чем поведать людям
После мяса, после чая,
С длинной трубкой — такойныном
Согреваясь до костей.
«Тоже путь пастуший труден, —
Им хозяин отвечает, —
Кружат волки по равнинам,
Много яростных зверей!
В ночь полярную, глухую,
В белых космах урагана
Люди видели шамана —
С белым бубном старика!
А пурга метет, бушует,
Разбегаются олени,
И мелькают волчьи тени
За кустами тальника.
Говорит тогда геолог:
«Вот вам сумка с образцами —
Золотые самородки,
Оловянные пески!
Мы поставим здесь поселок,
Целый рудник под горами!
Мы зажжем в снегах Чукотки
Золотые огоньки!»
Кто рожден для жизни смелой,
Для романтики, для дела,
Тот нам нужен на Чукотке!
Собирайся, молодежь!
Ты увидишь берег новый,
Край задумчивый, суровый;
И на нартах и на лодке
В неизвестное пойдешь!
(Использованные чукотские и местные слова: леэлен — зима, умка — белый медведь, ровтытван — лежбище моржей, тинь-тинь — лед, яранга — жилище из шкур, камлейка — верхняя одежда, летом матерчатая, тэвенаны — специальные байдарочные весла, такойнын — трубка для курения, тальники — заросли полярной березы и ивы в лесотундре.)
Вл. Холостов
Времена года
Зима ли, лето, осень иль весна,
Рассвет ли за окном, теплынь ли, стужа —
Любая горница всегда тесна
Тому, кто с ветром и простором дружен!
Весна...
Она извилистой тропинкой
Бредет в заснеженных лесах;
Еще покрыты зимней дымкой,
Сереют тускло небеса,
Но в снегопаде позднем этом,
В пожатье робком милых рук
Я вижу сквозь порывы вьюг
Ее — весну тепла и света.
Она придет, и льды растают,
Протянут вальдшнепы в лесу,
И в дар весне я пронесу
Стихов взволнованную стаю.
Лето...
Утлый челн; говорливые волны
Торопливо бегут за кормой.
Полдень, золота знойного полный,
Разметался над синей рекой.
Не тебе ль кумачовые зори
Дважды в день салютуют, мой друг,
И луга, беспредельны, как море,
Стелют бархат зеленый вокруг?
Всё твое — эти реки и горы,
Солнца россыпи, угольный пласт...
И с ружьем ты уходишь в просторы,
Как хозяин несметных богатств.
Осень...
Заря взошла. Играет день.
Забился иней под плетень.
Нетерпеливо и давно
Скулят собаки под окном.
Пора с ружьем наперевес
Пройти в сырой осенний лес,
И где-нибудь, застряв меж луж,
Подолгу слушать гон тявкуш.
* * *
Бесшумно падают на узкий просек листья —
Чуть слышен шорох в хрупкой тишине.
И кажется, что тонким следом лисьим
С листвы опавшей вдруг пахнуло мне.
Бубенчик звякнул — тенькнула синица.
Шуршит, шуршит червонный листопад...
Роскошный час — свободным быть, как птица,
Брести, брести по лесу наугад!
Зима...
Вот и осень окончилась будто,
И зима, постучав посошком
У ворот, в это звездное утро
Кроет землю ледком и снежком.
В этот час мы выходим из дому,
Перебросив ружье за плечо,
Слушать вновь, как в овраге знакомом
Русака перевидит смычок
И погонит, неистово лая, —
Только звон по уснувшим лесам...
То не ты ли вернулась, былая
Беспечальная молодость, к нам?
Василий Алферов
Зимние картинки
I
За селом, на старом озере,
Где купалась неба синь,
Где шумели травы росные
Да плескались караси,
Нанесло сугробов ярусы,
Заковало синий плёс,
Вербы — белым-белым гарусом
Разукрасил дед-мороз.
И кругом, как в воду полую,
Затопило берега,
Широко легли лиловые
Густогривые снега.
Камыша уснула прозелень
Под играющий буран.
Будто стало и не озеро,
Будто белый океан.
По ночам горят алмазами
В небе черном светляки.
По тропинкам косоглазые
Рыщут зайцы-беляки.
...А вчера на старом озере,
Где купалась неба синь,
Где шумели травы росные
Да плескались караси,
Закружилась песня дружная,
Закипел людской поток,
Размели, обшили кружевом
Замечательный каток!
Стало шумно, стало весело
За околицей в глуши,
Солнце низко-низко свесилось,
И проснулись камыши.
Закачались вербы в инее,
Плещут брызги-огоньки.
И скользят по полю синему
Быстрокрылые коньки...
II
Огни мерцают вдалеке,
И степь лежит, как море.
Студеный ветер налегке
Гуляет на просторе.
А по сугробам целиной
Мороз проходит строгий.
Ему приходится зимой
Трудиться очень много.
Украсить вербы бахромой
И бусами рябины,
Чтоб и суровою зимой
Цвели красой равнины.
Пустить бураны на поля,
Засыпать их снегами,
Чтоб зашумела вся земля
Обильными хлебами...
Ан. Иванов
Журавли над морем
И волны еще не остыли,
И розы огнем не цвели,
Но где-то уже протрубили
Осеннюю песнь журавли.
И в синем небесном просторе
Серебряным уголком,
Как льдинка, плывут, от которой
Повеяло холодком.
И каждый увидевший это
Душой на мгновенье притих...
Уносят кочевники лето
На крыльях широких своих.
Вас. Журавлев-Печерский
Отзвенели свиязи...
Отзвенели свиязи над нами.
Отбелели лебеди вдали.
Но еще над речкой, над полями
По утрам курлычут журавли.
И еще не взглядом, по приметам
Замечаешь, что вода падет.
Как невеста в белое одета,
В эти дни черемуха цветет.
Удача
Никогда бы, наверно, стихов не писал,
Если б мне не попала на мушку лиса.
Словно солнце, сверкнула пушистая ость,
И мальчишечье сердце огнем занялось.
Сдал в контору ее, получил сто рублей,
А в придачу — великую радость друзей.
Накупил себе пороху, дроби тогда,
Половину припасов мальчишкам раздал.
«Мне нисколько не жалко. За так отдаю!»
И стихи написал про удачу свою.
Не лиса дорога и не сотня рублей —
Я поверил тогда в настоящих друзей.
Задушевное слово, добычу свою,
Как припасы, с тех пор я друзьям раздаю.
Ушла...
С трудом пройдя остатки бурелома,
На полусгнивший пень присел в раздумье я.
Доел горбушку, взятую из дома,
Хлебнул воды ладонью из ручья.
И снова в путь. Ружье наизготове.
Увидел я матерой рыси след,
Два-три пера, а дальше пятна крови:
Ей тетерев попался на обед.
Все дальше в лес, к покрытым снегом кручам
От путика меня уводит рысь.
След оборвался в ельнике колючем,
Откуда сойки с криком поднялись.
Взвожу курки. Не сделать бы оплошки,
Такого зверя сразу не возьмешь...
Сперва одна, затем другая лежка —
И отпечатки меховых подошв.
Николай Лебедев
Токует тетерев
Снова мне чудятся ночи апреля
Возле далеких бессонных костров:
Хорканье вальдшнепа, шорох капели,
Запах лесных захмелевших ветров...
Слышу, как тетерев с мокрой излуки,
Шумно взвиваясь у дымчатых луж,
Сыплет крутые, упругие звуки
В эту ночную запольную глушь.
Вот он «чуфыкнул» — протяжно и зыбко,
Крыльями тронув белеющий мох,
Выкружив в кочках такую рассыпку,
Словно в зобу залежался горох...
Утренник выдался с инеем синим,
С ветром попутным и звонким ледком:
Трудно к задумчивым, светлым осинам
Мне подбираться пластунским ползком.
Трудно ползти, огибая болото,
Чтоб не вспугнуть, не поднять черныша.
Значит, отчаянно в эту охоту
С юности дальней влюбилась душа.
Над лесом — певучая нитка...
Заря проступает, и глуше в опушке дроздов говорок.
В ложбине над каждою лужей встает золотистый парок.
И гаснет вечернее небо, запутавшись в сетке ветвей,
Мерцая тревожно и слепо на планке двустволки моей.
Тонюсенько свистнув, зарянка замолкла в дремоте лесной,
Оставив меня на полянке один на один с тишиной...
Все смолкло, чтоб сразу и дальше б до светлого края земли
Процыркал томительно вальдшнеп по розовой кромке зари.
Он тянет над ельником нитку, волнуя стрелков на пути,
Чтоб в сумраке тихом и жидком мне радость свою принести...
И сердце мое захлебнулось прибоем внезапной волны,
Как будто к нему прикоснулось дыханье далекой весны.
И выстрел, как в юную пору, толкнувший щекочущий дым,
Мне в сонной излучине бора казался совсем озорным!
Я слышал, как мягкий комочек свалился в пахучую глушь,
Где запах березовых почек смешался с прохладою луж.
А в небе светлинкою жидкой сквозь всю синеву прямиком
Тянулась певучая нитка уже за другим куликом...
В. М. Патаралов
Осень
Ярко-красная осина
Лист осыпала к ногам.
И летит косяк гусиный
По неведомым тропам.
«К югу, к югу — путь вам добрый», —
Шепчут солнца им лучи.
Так же ярки, так же бодры,
Хоть не так и горячи.
Леса в золоте макушки,
Да в тумане ближний луг.
Слышен где-то у опушки
Дятла глуховатый стук.
Нету той поры прелестней,
Мне она мила вдвойне.
Осень схожа с грустной песней
В нашей русской стороне.
Михаил Немцев
Гон
Сегодня выпал первый снег,
Поля в уборе новом,
Послушать гончую не грех
Теперь в лесу знакомом.
Еще до света далеко,
Мы ждем зари короткой,
Идти в потемках нелегко
Заледеневшей тропкой.
Проходим мимо пустырей
Колхозного поселка,
Добраться хочется скорей
До ближнего околка.
И вот собаки взяли след,
По зрячему погнали,
Мы знаем заячий секрет,
Мы на дорогах стали.
Уже давно светло кругом,
И гон собак все глуше,
Летит по снегу белый ком,
К спине прижавши уши.
Стрелой летит в кустах беляк
Без тропок, без дороги,
Одно спасенье от собак —
Выносливые ноги.
Петляет, кружит по кустам,
Кругами где-то ходит,
Мелькнет на миг то тут, то там
И вновь собак уводит.
Звенит в лесу азартный гон,
Совсем не затихает,
Ружье в руках, курок взведен,
А заяц все петляет.
Нежданный выстрел за кустом —
И столбик снежной пыли:
— Дошел! Готов! Дошел! Дошел!
Собаки подвалили.
Примолкший лес стоит кругом,
Вот дятел стукнул где-то...
Побыть в лесу, послушать гон,
Знакомо ли вам это?
Сергей Вьюгин
Огни в темном поле
Ночная мечта
Осенней ночью, в одинокий час
Смотрю, томим пленительною грезой,
На царственный, завороженный Марс,
Мерцающий таинственною розой,
И думаю, что, может быть, и там,
В чудесно легком, розоватом свете,
Мечтает тихо кто-то по ночам
О нашей светлой Голубой Планете...
Перекличка с рябчиком
Горькою прохладой напоенный,
Лес о лете ласково грустит.
Рябчик, умиленный и влюбленный,
Нежно и рассыпчато свистит.
Стоя за густой, зеленой елью,
Одинок, неслышим, невидим,
Я свирелью — золотою трелью —
Бережно перекликаюсь с ним.
По ковру сухих опавших листьев
Он чуть слышно близится ко мне...
Только не гремит навстречу выстрел
В чуткой и морозной тишине.
Пора звездопада
По Заволжью — пунцовые вязы.
Волны искристой синью шумят.
Словно звонкие стекла алмазом,
Ночью небо сечет звездопад.
Утро меркнет в тумане лиловом,
Став на якорь, кого-то зовет
Неутешным, медлительным зовом
Одинокий, слепой пароход.
Днем же снова тепло и лучисто
Разноцветные светят леса,
И звенят в облаках серебристых
Журавлиные голоса.
«Боровинкою» пахнет из сада,
Будто старым душистым вином.
Целый день розовеет прохлада
В дачном доме, обвитом плющом.
Вечерний час
Тепло и мягко. Море света.
Спокойно — тих вечерний час.
На дальний юг уходит лето,
Светя печалью синих глаз.
И сладок запах увяданья,
Как в деревянной чаше мед.
Опять для птиц пора скитаний,
Разлук и горя настает.
И вон — смотри — вверху лучатся,
Летят со стоном журавли.
И птицам тяжко расставаться
С теплом своей родной земли.
Кругом — просторы вековые,
Вечерний благостный покой.
Какое счастье — для России
Жить мыслью, словом и душой.
Стрижи улетели...
Прислушайся, взгляни: сегодня нет стрижей,
Не слышно их младенческого визга,
И ветер из Заволжья все свежей,
И на дубах оранжевые брызги.
С задорным треском сытые дрозды
Кочуют на коралловых рябинах,
И в разноцветных яблоках сады,
И клумбы — в бирюзовых георгинах,
И рыжики в плетенке лубяной
Пропахли хвоей, острой и студеной,
И грузный, бархатисто-голубой
Висит черныш на солнечном балконе.
Он тоже пахнет пряной смолью бора... —
С утра опять куда-нибудь махнем!
Багряный сеттер смотрит жарким взором
И бьет пушистым веером — хвостом.
Огни в темном поле
Глухой ноябрь, глухой, холодный вечер.
Печальный лес, раздетый и пустой.
Бездомный волк, бродя по дикой сече,
Глядит в поля с голодною тоской.
Усталый ветер сухо, как бумага,
Шуршит по жнивью. Чуть горит закат.
В лесной глуши, по сумрачным оврагам,
Тоскующие филины кричат.
Широкая, старинная дорога
Уходит в неприютный синий мрак.
Певучий зов охотничьего рога
Скликает утомившихся собак.
Но вот собаки сомкнуты на сворах,
И молкнет рог, исполненный тоски.
Все гуще мрак таинственного бора,
И все светлей по избам огоньки.
...Как я любил такими вечерами,
Счастливо наскитавшись по лесам,
Брести с ружьем и зайцем за плечами
Навстречу деревенским огонькам.
Анатолий Якжин
В наш космический век...
В наш космический век
Мы еще горячей любим землю:
Ширь степей и разлив синих рек,
И еще благодарней приемлет
Все земное теперь человек...
Я хочу, чтоб в местах заповедных
Вырастали дубы на века,
Чтобы кедры шумели победно,
Подпирая собой облака.
Я хочу, чтобы в рощах звенели
Родники, собираясь в ручьи;
Чтобы птицы гнездились и пели,
Чтоб кричали в лугах дергачи.
Чтобы в наши моря молодые
Вместе с полой водою пришли
Косяками лещи золотые,
В устья рек — в серебре голавли.
Пусть бы утром в туманах румяных,
Когда ветер над плавнями стих,
Там в куге, в камышах беспрестанно
Раздавался бы крик кряковых...
По кустам в златотканную осень
Выйдут пусть, наклоняя рога,
Из чащоб величавые лоси
На приветливые берега.
Все земное, всю мирную землю —
Даль озер и простор синих рек —
Пусть еще благодарней приемлет
В наш космический век
Человек!..
С. Васильев
Весеннее
От земли — весенний запах прели,
На стволах — замшелая кора.
Рыжей белкой на мохнатой ели
Заплясали отблески костра.
Снега оседающего вздохи,
Месяца туманного рога...
Но бледнеют звезды на востоке,
И по ветвям заструилась мга;
И зовут, как будто на подмогу,
Журавли в глуши лесных озер.
Первый вальдшнеп протянул над логом...
Встань! Пора! Затаптывай костер,
Все проверь, и вот — ружье за плечи,
И шагай в предутреннюю хмарь
К Черной Гриве, где давно щебечет
Бородатый нелюдим глухарь.
А потом очнешься: был иль не был
Этот бег меж призрачных стволов?
Только сердца стук, заря в полнеба
И далекий гул тетеревов...
Г. Г. Сосновский
Утро на озере
Над широкою гладью зеркальной
На рассвете над озером тишь.
В темной влаге холодной, хрустальной
Отражается ломкий камыш.
А над ним и над озером сонным
Небо синее морем бездонным...
Чуть-чуть дышит лишь ветер.
Прохладно. Яркий солнечный луч проглянул,
По поверхности озера жадно
Искрометным огнем промелькнул...
Запах тонкий цветов благодатный
Нежно льет спящий луг ароматный.
Безмятежный покой рощи сонной
Тишиной своей манит глубокой.
Крики уток в тиши потаенной
В камышах с бесконечной осокой.
Не проникнет в них солнца луч ясный —
Там царит лишь полумрак ненастный...
В челноке средь осоки и тины
Так привычен приклад у плеча
По поднявшимся стаям утиным,
Сталь стволов у ружья горяча...
И гремят, чередуясь, дублеты,
Как салют уходящему лету!..
На глухарином току
Средь болот моховых, далеко от жилья,
На пригорке средь сосен могучих,
У костра коротаю весеннюю ночь
На еловых нарубленных сучьях.
Безмятежно и тихо в тайге, лишь порой
Тишину треск костра прерывает.
Все бледнее мерцание трепетных звезд,
Горизонт на востоке светает.
Но в лесу еще мрак, да и рано идти:
Жарче ток глухариный под утро.
Я в костер дров смолистых подбросил еще,
Снег вокруг засверкал перламутром
В бликах, ярких огней, и сгустилася тьма,
Скрыла кроны широкие сосен.
В полусонной дремоте мне вспомнились вдруг
Дни и ночи охотничьих весен...
Но пора уж! Редеет туманная мгла,
Небо темное стало бледнее.
После пламенной ласки горящих углей
На болоте куда холоднее!..
Песнь за песней подряд пел лесной великан,
Гордый страстью торжественных гимнов
Серенады ночной... Повелительный зов,
Нетерпенье, мольба в звуках дивных...
В упоении песней не слышал глухарь
Моих тихих шагов осторожных
И не видел, как долго под ним я стоял,
Преисполненный чувств всевозможных,
Позабыв о ружье... Он же страстью горел,
Полный гордой и сказочной силы...
Но поднялись стволы... Грянул тяжкий удар —
И трепещут могучие крылья...
Осенней порою
I
Все поля да перелески, перелески да поля,
То березы, то осины, то гиганты тополя.
В перелесках, лишь потухнет свет мерцающей зари,
Листья трепетной осины жадно щиплют глухари.
А внизу, ружье сжимая, без движенья, чуть дыша,
Я сижу — замаскирован шалашом из камыша.
Властно ночь сменяет вечер, и на небе голубом
Из-за леса лунный отблеск отливает серебром.
Веет осени прохлада. В метком выстреле награда
Самолюбию стрелка. Но стрелять! Зачем? Не надо!
Я сегодня не охотник! Я сегодня — только зритель,
Как поэт и как любитель, но не варвар-истребитель!..
Ночь давно сменила вечер, и на небе голубом
Миллиарды звезд мерцают переливным серебром.
Безмятежным сном объяты перелески и поля,
И березы, и осины, и гиганты тополя!..
II
На рассвете крики чаек звонко слышатся в тиши...
Скрылось озеро в тумане. Чутко дремлют камыши.
Чуть чернеет дальний берег. Солнца яркие лучи
Золотят верхушки леса. Коростель в лугах кричит.
Ветерок лениво дышит. Меж озерных берегов
Пробирается на лодке старый, старый рыболов.
Потревоженные утки закричали в тростниках,
Бескурковая двадцатка крепко стиснута в руках...
Миг — и стайка налетела. Грянул выстрел, вслед — другой,
С шумным плеском пара уток в воду падает дугой.
Эхо громкого дублета разбудило тишину,
И напуганная чайка быстро взмыла в вышину.
И опять вокруг покойно. Испаряется туман.
Израсходовав патроны, отправляюсь я на стан.
Чистым воздухом осенним так свободно дышит грудь...
Хорошо на свежем сене растянуться и уснуть!..
Нурдин Музаев
Однажды...
В снегу — орешник.
Занесло дороги.
Я здесь добычу выследить смогу.
И стынут в сапогах кирзовых ноги
На пол-аршина в голубом снегу.
Мой пес надежный — далеко в разведке,
Еще не скоро он сигнал подаст...
Но это что: чуть встрепенулись ветки,
И рушится на землю тонкий пласт?
Сидит фазан, вытягивая шею,
И круглый, словно пуговица, глаз
Таращится, от страха цепенея:
Убережется ли на этот раз?
Прекрасный хвост, как радуга, струится...
Встревожено спокойствие мое.
Но тут я вспомнил сказку о жар-птице
И дулом опустил к земле ружье.
Залаял пес... И золотое диво,
Сверкнув крылами, улетело ввысь.
А я ему шепнул во след: «Счастливо!
Мне радостно тебе оставить жизнь!»
И снова шорох... Поднята двустволка
На яростный оскал и хищный взор,
Две молнии в упор — и вся недолга,
И с хищником покончен разговор.
В последний раз он пасть раскрыл и злобно
Повел зрачком кроваво-золотым,
И огласил поляну хрип утробный...
А я смеялся, восторгаясь им!
И пес залаял весело, как будто
Хвалил неотвратимый выстрел мой.
...Так с недругом мы сводим счеты круто
И радостно торопимся домой!
Авторизованный перевод с чеченского Марка Шехтера
Е. Гольский
Охотничьи костры
I
Горят, как порох, высохшие сучья,
И треск их раздается вдалеке...
Что может быть костра лесного лучше,
Когда застанет ночь тебя в тайге?
Освободившись от сапог тяжелых,
Ты около него сидишь босой
И смотришь на огонь его веселый,
Что плещется флажками пред тобой.
И забываются раскаты грома,
Невзгоды дня, тупая боль в ногах
И даже в глухаря досадный промах,
Который от тебя был в десяти шагах...
Не слышишь птиц ночное причитанье
И поздний шорох зверя на тропе,
Лишь он, лесной костер, — твое вниманье,
Лишь он сейчас весь мир вместил в себе.
Он твой товарищ, спутник твой веселый,
Он жизнь твоя — тепло и кипяток...
Взлетают искры желтые, как пчелы,
И кверху поднимается дымок.
II
Сидим мы, окружив огонь веселый,
У алазейских родниковых вод.
Уж ночь давно. Морозит. Только холод,
Привыкших к холодам, нас не берет.
Охотники, мы говорим о многом,
И так, как повелось, не без прикрас:
Любой из нас прошел по всем дорогам,
Любой медведя убивал не раз;
Любой из нас такой стрелок отменный,
Что если бы сейчас комар летел,
То каждый в две секунды непременно
Его бы сбить без промаха сумел.
Мои друзья, пора бы знать нам меру,
Верней, яснее понимать самим,
Что все равно друг другу мы не верим,
Хоть очень часто правду говорим.
