Марин А. П.
Самый глубокий овраг, расположенный в глуши Брынских лесов, носил название «Кудеярова вершина».
По народному преданию, в этом овраге, когда-то в старину, скрывались разбойники со своим атаманом Кудеяром, о котором была сложена песня: «Жили двенадцать разбойников».
Народная молва окружала Кудеяра-разбойника сказочными, поэтическими вымыслами, бесчисленными преданиями и легендами, а место его пребывания связывала с «нечистой силой».
В этой местности нам и довелось охотиться в осень 1930 года. Стоял ноябрь — пора глубокого чернотропа. Лес разделся, приготовившись к зимнему сну. Сквозь обнаженные сучья деревьев проглядывало мягкое, посеревшее от осенних облаков, небо. Прошедшими дождями плотно прибило к земле опавшие, успевшие уже почернеть, листья. Не было ни ветра, ни солнца. Дни стояли матово-серые. Во влажном воздухе был разлит аромат осенней прели. С утра на землю спускалась мгла. Время для охоты с гончими было самым благоприятным, а места, в которые мы заехали на несколько дней отвести душу и послушать музыку гона, были со зверем: здесь водился в изобилии белячок, а ближе к деревням держался и русак. Не переводились и лисьи выводки, а кое-где уцелели отдельные экземпляры бурого великана Брынских лесов — медведя.
Компания охотников состояла из пяти человек, и к сумеркам, незаметно спустившимся на землю, как это бывает в пору глубокой осени, все были с трофеями. Можно было бы гончих брать на смычки и направляться на отдых в деревню, но надо же было в это время подвернуться кумушке-огневке.
Азартные гонцы помкнули, залившись в четыре голоса, и по направлению гона для всех было ясно, что гончие повели по лисе. Отзывать собак было бесполезно. Надо было стараться подловить собак на следу пролезшего зверя.
Лиса, по которой только что помкнули гончие, пошла напрямик, уводя собак со слуха.
Спустившиеся над лесом сумерки быстро сменила предночная мгла, а в переходе от дня к ночи всегда чувствуется что-то таинственное. В лесу воцарилось безмолвие. Небо начало заволакивать низко опустившимися облаками. Погода нахмурилась, и вскоре начал моросить мелкий дождь. Голосов гончих не стало слышно совсем.
Взошла луна, скупо порой пробивавшая своим светом низко проносившиеся над землей облака, но все же с восходом луны темень в лесу несколько рассеялась.
Продвигаясь в глубь леса, мы изредка останавливались и прислушивались — не донесутся ли звуки гона? И вот, наконец, стали слышны голоса; с каждой минутой они приближались и нарастали. Гончие вели зверя обратно.
Надо было стараться ловить собак на следу, для чего мы, все пятеро, разошлись и следовали, пробираясь через бурелом и овражки, навстречу приближавшимся голосам.
Подошли к «Кудеяровой вершине». Осилить ее переходом напрямик, да еще в ночное время, было не так-то уж просто, а поэтому охотники остановились у самого края оврага, решив, что лиса где-то должна обязательно перевалить овраг.
Вдруг до чуткого уха старика Дмитрия и стоявшего поблизости Алеши из глубины оврага отчетливо донесся шорох и треск бурелома. Что бы это значило?
В глубине захламленного оврага, в ночную пору, ничего рассмотреть было невозможно, но по доносившимся звукам и хрусту ломавшихся сучьев было ясно, что со дна его наверх кто-то поднимается.
На луну то и дело набегали тучки, и тогда в лесу становилось еще темнее. Вдруг Дмитрий ясно почувствовал, что неизвестное чудовище надвигается прямо на него, и только луна выглянула из-за туч, как старик ясно увидел что-то огромное, лохматое, представшее перед ним на откосе оврага не дальше как в пяти шагах.
Дмитрий был старый охотник, спокойный и уравновешенный человек, но, когда он увидел перед собой какое-то непонятное чудовище, как он сам впоследствии признавался, — его взяла оторопь, и струсил он не на шутку. Старик звучным голосом «Гоп-г-о-п!» пронизал ночную тишину и вслед за этим выстрелил. Словно эхо, послышался прокатившийся на весь лес крик из оврага, и что-то огромное загремело и зашумело, скатываясь на дно «Кудеяровой вершины», издавая ясно различимый человеческий вопль.
Охотники поспешили к месту происшествия. Долго не могли понять и решить, что бы это было. Дмитрий никогда не врал и на этот раз всех уверял, что он ясно видел своими глазами лохматое чудовище — нечистую силу. Алеша также подтверждал, что и он заметил что-то лохматое, в человеческий рост, поднимавшееся по склону оврага.
Было решено узнать, что же это было, так как никто из охотников не верил ни в духов, ни в нечистую силу, а, между тем, человеческий вопль был ясно услышан всеми присутствовавшими.
— У всех ружья заряжены? — спросил Дмитрий и, услышав утвердительный ответ, распорядился: — Дать залп вверх, — потом он громко окрикнул: — Эй! Кто там? Если крещеный человек — отвечай, кто ты и почему сюда попал? Не ответишь — будем стрелять залпом!
Из глубины оврага отчетливо послышался голос:
— Братцы, не губите! Это я, Тимоха, устовский бондарь.
Тимофея-бондаря из села Устов знали все в округе. Слышали о нем и охотники. Теперь было ясно, что на дне оврага живой человек.
Все застыли на месте, отчетливо слыша, как человек карабкается со дна оврага, ломая сучья бурелома и изредка охая и кряхтя... Вскоре перед глазами действительно предстал дрожащий от страха человек, покрытый какой-то непонятной одеждой, напоминающей шкуру зверя.
Тимоха дрожал всем телом, пытаясь объяснить и убедить, что он — крещеный человек, а не «нечистая сила»; в доказательство старался изо всех сил креститься; шкура же на нем была не что иное, как нагольный овчинный полушубок, вывернутый наизнанку, мехом вверх.
— Чтоб тебя на том свете черти сжарили, — выругался, сплюнув, старик Дмитрий.
Тимохе предложили подойти ближе и начали ощупывать его для верности со всех сторон, а он продолжал дрожать как осиновый лист, объясняя, что спилил всего только одну осинку на дне оврага, на лотки для бочки, а ночью пришел, чтобы распиленное на части дерево перетащить домой, украдкой от объездчика. Вот он и тащил бревно из оврага, когда встретился невзначай со стоявшим поблизости Дмитрием.
Теперь всех разбирал смех. Охотники начали интересоваться, не разбился ли Тимофей, когда вместе с деревом загремел на дно оврага. Бондарь настолько был перепуган, что не сознавался в том, что получил ушибы, и только когда выпил чарку водки, пришел в себя и погладил болевшую поясницу.
Вскоре голоса гончих, ясно приближаясь, стали все доносчивей. Собак решили отзывать выстрелами, но они, спустившись в овраг, смолкли. Было ясно, что лиса понорилась. Дмитрий снял рог, и звучный позыв огласил дремавший лес, после чего к охотникам вскоре вывалили гончие.
Возвращались в деревню вместе с Тимофеем, оживленно обсуждая происшествие с «нечистой силой».
