Герман В. Е.
Она почти ничем не отличалась от своих восемнадцати братьев и сестер. Такая же маленькая, кругленькая и пушистая. Такая же юркая и любопытная ко всему окружающему. Так же проворно, как и остальные цыплята, она шныряла между высокими стеблями пшеницы, быстро склевывая различных насекомых и зернышки сорняков.
Вечерами она первая бежала к матери, торопливо прячась, зарывалась в ее перья... Как и все молодые куропатки, она была покрыта желтовато-рыжим и светло-бурым пухом, густо испещренным темно-бурыми и черными пятнами, с двумя темными полосками на спине и красновато-коричневой шапочкой на голове.
Лишь одно свойство отличало ее от остальных цыплят большой семьи. Маленькая куропатка была смелее, любопытнее и самостоятельнее своих братьев и сестер. Она чаще отбегала от выводка, с интересом обследуя незнакомые места, нередко терялась и тогда начинала громко пищать, чем доставляла немало забот обоим родителям.
А беспокоиться было о чем. Опасности то и дело подстерегали молодых куропаток на каждом шагу. Их самый злейший враг — ястреб-тетеревятник настойчиво преследовал птиц, зорко наблюдая за передвижениями выводка. Он тихо подбирался и внезапно, молнией, кидался на добычу. Не отставал и его собрат — проворный перепелятник. Упорно охотились за куропатками хитрая лиса, прожорливая енотовидная собака, кровожадный хорек, ласка, бродячие кошки и собаки, даже косолапая ворона не прочь была полакомиться куропачьим мясом.
Бдительно охраняли старые петух и наседка свое потомство, всегда вовремя предостерегая его от опасности; нередко они самоотверженно принимали удар хищника на себя, отводя его от затаившихся птенцов. И все же пять маленьких куропаток до возмужания выводка сделались жертвами врагов и были унесены в острых зубах или крючковатых когтях из пшеничного поля.
Тяжелее пришлось соседнему выводку серых куропаток, жившему на лугу, около болотистой речки. Отец и мать в этом выводке были молодыми, неопытными — они впервые стали родителями. Как-то отец семейства бросился отводить от выводка напавшего тетеревятника и сам оказался в его когтях. Все заботы о малышах легли на молодую мать. Вскоре половина выводка была истреблена врагами, и в довершение всего лисица унесла и наседку. Осиротевшие цыплята, едва достигшие размеров перепела, трое суток блуждали по лугам, потом вышли в пшеничное поле и там встретились с нашими куропатками.
Пришельцы были моложе и меньше, но родители выводка приняли их в свою семью. Шустрая курочка с любопытством осмотрела новых братьев и сестер. Она и другие цыплята не стали обижать приемышей: общительность — одно из основных свойств серых куропаток, — и оба выводка начали совместную жизнь.
Однажды рано утром куропатки вылетели на кормежку, но новые, незнакомые звуки встревожили их. В поле появились комбайны — началась уборка урожая. С каждым днем все глубже вгрызались в пшеничное поле шумные машины, срезая высокие стебли созревшей пшеницы. Все меньше и меньше становилось укромных мест, и куропатки предприняли свое первое большое путешествие.
Птицы миновали картофельные и свекловичные поля, молодой сосновый перелесок и обосновались в кукурузном поле. Могучие, двухметровые, стебли кукурузы надежно защищали птиц от опасностей с воздуха, а зреющее на соседнем поле просо давало возможность кормиться. Спокойно и размеренно потекла жизнь выводка.
Едва загоралась заря, птицы просыпались и разбегались в разные стороны. Проворно шныряя между стеблями кукурузы, они схватывали то семена трав, то мошек, то жучков.
Но вот раздавался громкий, сзывающий крик отца семейства: «Гир-рик! Гир-рик!», — и все цыплята дружно бежали к месту сбора. Немного погодя выводок поднимался на крыло и, предводительствуемый старым петухом, летел на кормежку. Не долетая до просяного поля, куропатки ненадолго опускались в свекловичник или на сжатые поля, разбегались и кормились, а потом снова, по сигналу старика, собирались и летели дальше.
Вечером после сытного ужина выводок, точно так же перелетая с одного места на другое, возвращался на отдых в кукурузу.
Шло время, лето близилось к концу, короче становились дни, темнее — ночи; утренняя и вечерняя свежесть все сильнее ощущалась в воздухе. Молодые куропатки выросли и почти достигли размера родителей. Они сменили пестрый наряд на голубовато-серое и охристое оперение. У петушков все отчетливее проступали на животе коричневые или черные подковообразные пятна. Отдельные темные перья появились и у курочек.
...Этот день, изменивший жизнь нашей курочки, начался, как всегда, обычно: выводок перелетел на сжатое ржаное поле, и птицы рассыпались кормиться в высокой стерне. Казалось, ничто не предвещало опасности — было тихо и спокойно.
Наша курочка далеко убежала от остальных куропаток и, вволю наклевавшись, купалась в песчаной пыли. К ней подошла длинноногая и поджарая рыжая птица, с которой куропатка встречалась в детстве на границе пшеничного поля и некошеного луга. Тогда эта птица казалась большой и страшной; она проворно бегала в траве, останавливалась и, вытягиваясь столбиком, протяжно и уныло скрипела. Это был коростель. Сейчас он казался совсем маленьким и не страшным — лишь мешал купаться.
Как только куропатка сделала сердитое движение, коростель проворно юркнул в высокую стерню. И сейчас же раздался предостерегающий крик старого петуха.
Молодая куропатка почувствовала, что в поле что-то изменилось. Что-то чуждое и очень опасное было совсем близко, рядом, пугало куропатку и непривычно сковывало. Вместо того чтобы бежать к выводку, курочка плотно прижалась к земле и замерла.
Вскоре она увидела незнакомого зверя — большую охотничью собаку — и идущих за ним людей. Собака с хода вдруг встала и, вытянувшись, повернула морду с горящими глазами в сторону затаившегося выводка. Один из людей что-то резко сказал, собака рванулась вперед, выводок с криком взлетел — и неслыханный ранее грохот разорвал утренний воздух. Вот снова грохнуло. Молодая птица почувствовала удар в левое крыло и неловко упала в стерню. Тотчас, найдя в себе силы, она, перебирая маленькими сильными ногами, быстро побежала. Но собака легко догнала куропатку и, не причинив птице вреда, мягко схватила ее зубами.
Один из охотников взял у собаки раненую птицу и внимательно осмотрел ее.
— Кости целы — будет жить, — сказал он. — Возьмем ее в Москву, а пока пусть поживет у нас в хате.
Рассматривая птицу, он добавил:
— Молодая самочка, среднеевропейский подвид, у нас довольно редкий. Интересно будет понаблюдать за нею в неволе.
К охотникам подошла женщина с ружьем.
— Какая красивая! — воскликнула она. — Мы сделаем ее ручной, пусть живет у нас в комнате. А назовем ее Машка-домашка!
Так и осталось это имя за куропаткой на все время ее жизни у людей.
Полтора месяца прожила Машка-домашка в хате. Вначале она очень дичилась людей и двух собак — поймавшего ее пойнтера и черного спаниеля, которые жили с ней в комнате. Целыми днями пряталась она в углу, где были поставлены для нее снопы. И только рано утром и вечерами выбегала из укрытия, искала своих собратьев, громко звала их резким «скрл! скрл!» и, торопливо схватив несколько зерен, снова скрывалась под снопами.
Потом она начала привыкать — сперва к собакам, которые ее не трогали, а затем и к людям. Через месяц она уже без страха выходила из своего угла днем, спокойно клевала просо, пшеницу и гречку, а иногда и любимое лакомство, приносимое людьми, — вкусных «черепашек».
Поздней осенью Машку-домашку посадили в небольшой ящик, затянутый сверху нитяной сеткой, и повезли в Москву. Двое суток на машине и в поезде куропатка чувствовала себя неважно. Сильно беспокоили шум и тряска, пугало множество говорливых, резко двигавшихся людей, которые то появлялись, то исчезали...
Потом все успокоилось: Машку-домашку привезли в московскую квартиру. Она свободно бегала по комнате, в которой, кроме уже знакомых ей людей и собак, стояла большая клетка с перепелами. За ними и за Машкой-домашкой вел наблюдения ее хозяин, пишущий книги о птицах.
Общительный характер Машки-домашки сказался и здесь. Ей не хватало других куропаток, хотелось побыть в родном выводке, но на ее призывные крики никто не отвечал. Тогда она попыталась сблизиться с перепелами, но те пугались ее. Кроме того, перепела часто ссорились и дрались между собой, куропатка же была настроена очень миролюбиво.
Неожиданно Машка-домашка столкнулась лицом к лицу с другой куропаткой... Это произошло вечером, когда электрический свет ярко заливал комнату, создавая впечатление летнего солнечного дня. Бегая по полу, Машка-домашка взлетела на туалетный стол и замерла перед зеркалом. Оттуда прямо на нее смотрела такая же, как она, птица. Неожиданная встреча изумила Машку-домашку. Она шагнула вперед — и та птица пошла навстречу. Машка-домашка попятилась — и та птица тоже. Люди, сидевшие в комнате, засмеялись. Куропатка оглянулась и начала громко и призывно кричать — птица в зеркале в точности повторяла ее движения, но молчала. Наконец Машка-домашка спрыгнула со стола и, бегая по комнате, долго еще искала внезапно исчезнувшую «подругу».
Зимой в комнате появилось много моли. Машка-домашка стала охотиться за нею, с удовольствием поедая лакомство. К удовольствию хозяев, со временем моль была полностью уничтожена.
Людей Машка-домашка совсем перестала бояться. Она спокойно подбегала к ним, когда ей приносили корм или песок для купания, охотно хватала подбрасываемые кусочки яблока или свежую зелень пророщенного овса. Бегая по комнате, она несколько раз вскакивала на спины лежащих собак, совсем не пугалась и даже отгоняла их от своего места под письменным столом.
Весной Машку-домашку увезли на дачу и поместили в большой вольере, обнесенной проволочной сеткой. Вместе с ней были поселены несколько перепелов. Но все попытки куропатки найти «общий язык» с перепелами ни к чему не привели. Те по-прежнему дичились и убегали в другой конец вольеры.
В марте и апреле после частичной линьки Машку-домашку потянуло к общению с себе подобными. Она стала скучной, более беспокойной, чаще издавала призывный клич, тщетно ожидая желанного ответа. Ей хотелось лететь, и она все бегала и бегала вдоль проволочной сетки в поисках выхода.
Потом наступило лето, и Машка-домашка успокоилась. Часами она дремала под посаженными в вольере кустиками, не обращая внимания на перепелов, звонко бьющих свое «пидь-пильвидь!» и яростно гоняющихся друг за другом. И только на зорях Машка-домашка оживлялась — бегала, кормилась, купалась в песке, время от времени издавая призывное «скрл! скрл!» Осенью в жизни Машки-домашки произошло событие. Из вольеры убрали перепелов и вместо них пустили молодого петушка куропатку. Он не был похож на братьев Машки-домашки, был меньше, но как-то плотнее. Зоб и грудь его покрывал желтовато-охристый налет, а подковообразное пятно казалось ярче и темнее. Удлиненные и заостренные перышки по бокам шеи напоминали небольшую бородку. Это был самец бородатой куропатки, близкого родича серых куропаток.
Машка-домашка очень обрадовалась пришельцу, подбежала к нему, внимательно осмотрела и даже потрогала клювом. Петушок вначале держался настороженно, но потом успокоился и охотно стал бегать за самочкой. Птицы быстро сдружились.
Зиму куропатки провели в вольере. Обилие разнообразного корма и надежные укрытия от морозов и метелей, поставленные в вольере, позволили птицам легко перезимовать и дождаться весны.
Весной под кустом смородины, посаженным в вольере, куропатки вырыли небольшую ямку, слегка покрыв лоток гнезда сухой травой и перьями. Машка-домашка отложила в гнездо шестнадцать оливково-охристых и желтовато-серых яиц (окраска яиц серой куропатки бывает непостоянна) и стала высиживать. Она очень крепко сидела на гнезде, лишь изредка оставляя его, чтобы поесть и покупаться в песке. Тогда на гнездо садился петушок.
Через двадцать пять дней из яиц вывелись маленькие, восьмиграммовые, цыплята и, обсохнув, начали бегать вокруг гнезда. Оба родителя любовно заботились о малышах, подзывая их к корму и оберегая от опасности, которая, впрочем, здесь совсем не грозила. Тем не менее увидев летящую ворону или голубя, бегущую кошку или собаку, отец семейства издавал тревожный крик, и шестнадцать комочков бросались в стороны и замирали, плотно прижавшись к земле.
На ночь и в часы дневного отдыха мать собирала цыплят под крылья, согревая их своим теплом, а петушок внимательно сторожил семейство.
Как и родители, малыши быстро привыкли к людям и без боязни бежали к корму. Вначале цыплята получали рубленые яйца, насекомых, творог и просо, но постепенно перешли на зерновой рацион с добавлением свежей зелени и небольшого количества животной пищи.
К зиме куропатчата достигли размеров родителей, перелиняли, и в вольере, в которой когда-то одиноко скучала их мать, теперь жило дружное семейство из восемнадцати птиц. Веселым и шумным табунком пережили они суровую, морозную зиму.
В апреле куропатки расстались с людьми. К этому времени среди молодых петушков начались частые ссоры: пришло время разбиваться на пары.
Как-то в теплый, солнечный день куропаток посадили в ящики и повезли в заказник, в котором год назад было выпущено несколько пар серых и бородатых куропаток. За год их количество значительно увеличилось, и в утренние часы на полях часто стали слышны брачные крики самцов, отыскивающих подруг. В эти угодья и прибыли «новым подкреплением» восемнадцать наших куропаток.
Сперва были выпущены молодые. Дружным табунком поднялись они в воздух, перелетели овражек и разбежались по полю. Там раздались скликающиеся голоса новоселов, которым вторили старожилы этих мест.
Потом из отдельного ящика были выпущены Машка-домашка со своим петушком. Они не торопясь вышли на свободу, осмотрелись и стали приводить в порядок помятые за дорогу перья. Вот Машка-домашка захлопала крыльями, подпрыгнула и побежала. Петушок устремился за ней.
Машка-домашка вбежала на высокую кочку и остановилась. Перед ней расстилались просторы лугов и полей, лесов и перелесков. Внизу с шумом бежала извилистая речка. В голубом небе звонко пели жаворонки, над поймой блеяли бекасы и плакали чибисы. Где-то в кустах, совсем как на далекой родине Машки-домашки, уныло, призывно скрипел коростель.
Машка-домашка сбежала с кочки и устремилась туда, где ждали ее новые радости и горести материнства... Бородатый петушок неотступно, покорно последовал за ней.
