Волков М. Г.
Исключительный по своей силе прилив в Пенжинской губе Охотского моря поднимает уровень реки Пенжины на десятки километров от устья. В часы прилива эта большая река становится особенно многоводной и глубокой. Летом и осенью, до ледостава, в реку по приливу заходят самые разнообразные морские звери, за исключением, пожалуй, сивуча, который редок в северной части Охотского моря.
Самым обычным посетителем низовий реки Пенжины является морской заяц, или лахтак (Erignathus barbatus Fabr). Нерпа-ларга (Phoca vitulina largha Pall) и охотская акиба, или долгайка (Phoca hispida ochotensis Pall), заходят, но в значительно меньшем количестве. Часто заходит в реку по приливу белуха (Delfina pterus lencas Pall). Этот огромный белый дельфин, как правило, идет в реку стаями, порою в несколько десятков голов, обязательно уходя из реки в море с отливом. Случается, что белухи почему-либо запаздывают уйти по отливу и оказываются на мелководье или на более глубоком месте речного русла, но окруженном мелководьем. Попав в такой плен, белухи вынуждены задерживаться в реке до следующего прилива.
Лахтаки же заходят не только в район прилива, но и поднимаются гораздо выше. В период массового хода лососевых далеко заходит вверх по реке и ларга. В районе поселка Культбазы, более чем в семидесяти километрах от устья, в это время наблюдают нерп, а израненная ими кета не представляет редкости. Лахтаки, не охотящиеся за кетой, поднимаются на сотни километров от моря, в район среднего течения реки Пенжины; были случаи добывания лахтаков близ селения Пенжино.
В устье реки Пенжины, на левом берегу, ниже впадения притока — реки Таловки, — находилось известное лежбище лахтаков, называемое Таловским лежбищем. В конце августа — начале сентября охотники из местного колхоза во время прилива загораживали сетью русло тундровой речки на всю ширину. Сеть ставилась в воду с лодок или карбасов, как раз в том месте, где берег ступенчатый, то есть на границе мелководья. Лахтаки оказывались отрезанными от реки Пенжины; в отлив они пытались выбраться к реке, но задерживались сетью, обсыхали на иле, и здесь их добывали охотники. Зверей истребляли всех поголовно, без разбора пола и возраста. В это время у самок развивающиеся эмбрионы достигали до 20 сантиметров в длину. Подобный способ промысла, несомненно, порочный. В результате в течение десяти лет добыча зверя на этом лежбище сократилась почти в пять раз.
Биология лахтаков изучена слабо, сроки размножения точно не известны. По сообщениям местных охотников, течка у лахтаков бывает в октябре, перед шугой. На суше лахтаки не так медлительны, как этого можно ожидать, глядя на них. Опираясь на ласты, они довольно быстро ползут, и, чтобы догнать их, человеку нужно бежать. На суше охотник может удержать лишь небольшого лахтака. Да и такой зверь волочит за собой человека, как бы он ни упирался. Крупного же лахтака, хотя бы и тяжело раненного, не удержать на суше и нескольким охотникам. Убить лахтака сразу обычно редко удается, так как зверь покрыт толстым слоем сала, имеет мало уязвимых мест — головной, спинной мозг и сердце — и исключительно крепок на рану. При стрельбе лахтаков на воде в голову охотники особенно следят за тем, чтобы немедленно после выстрела подобрать зверя. Убитый лахтак может сразу же затонуть, но может продержаться на воде и несколько секунд и даже минут. Все зависит от упитанности и от количества воздуха в легких пораженного зверя. Если в момент смерти лахтак имел полные легкие воздуха, то он держится на воде от одной до четырех минут. Убитого лахтака охотники торопятся принять на «носок» — род гарпуна с одним зубом и более или менее длинной деревянной рукояткой с ремнем —и подтащить к берегу.
Мясо лахтака вполне съедобно, чего нельзя сказать о мясе нерпы, неизменно припахивающем рыбой. Коряки, промышляющие морского зверя, едят мясо лахтака с особенной охотой: жир его — важный продукт питания коренного населения, предохраняющий от заболеваний. Ласты лахтака хорошо опаливаются, оскабливаются и отвариваются; они напоминают по вкусу свинину. Средний живой вес лахтака составляет около 170 килограммов (чистого мяса до 60 и жира около 50 килограммов). Нередко встречаются и значительно более крупные особи. Шкуры лахтаков широко используются коренным населением в хозяйстве (изготовление сбруи для оленьих и собачьих упряжек, поделка байдар, пошивка обуви и многое другое).
Охота на лахтаков с нарезным оружием с лодки на широком плесе большой реки имеет и спортивный характер. И вот мы, три товарища по спортивной охоте, решили провести часть своего отпуска в низовьях Пенжины с намерением добыть нескольких лахтаков, половить рыбу, пострелять уток. Мне, как натуралисту, хотелось, кроме того, провести наблюдения, пофотографировать.
Поездка наша была рассчитана на 10 дней. Мы взяли с собою винчестер, малокалиберную винтовку, три тульские двустволки 16 и 20-го калибра, охотничьи ножи. Из снаряжения взяли лодку, каюк (узкий и длинный челнок, долбленный из ствола тополя), палатку, спальные принадлежности, запасную одежду и обувь, посуду для приготовления пищи, продовольствия на 15 суток, два топора — большой и малый, — два бинокля, фотоаппарат ФЭД. Кроме того, взяли двух молодых диких гусей, выращенных в неволе, с целью использовать их в качестве манщиков на охоте по пролетным гусям.
С 3 по 12 сентября мы охотились в низовьях Пенжины. Об этих незабываемых охотах лучше всего расскажет дневник, который я всегда веду при поездках.
3 сентября. Солнечный день. Закончив последние приготовления к отъезду, погрузив лодку и взяв на буксир каюк, отплыли от райцентра Культбазы в 11 часов 30 минут. Пройдя по течению остров Ивчейвина, остановились на «чаевку». На песчаных обрывах западного берега много гнезд береговых ласточек. Но почти все эти гнезда оказались разоренными медведями, которые в июне, когда у ласточек были птенцы, разрывали землю, засовывали лапы в углубления и вытаскивали птенцов.
В 6 часов вечера мы находились в 43 километрах от Культбазы, близ заброшенного жилья Три Юрты. Еще не доезжая до Трех Юрт, заметили на правом берегу перевернутую байдару, две лодки и восемь коряков-охотников, промышляющих лахтаков. На песчаной косе уже лежал убитый крупный зверь.
На этом участке плеса и мы задержались, соблазнившись возможностью добыть лахтака. Подплыв к одному на верный выстрел, мы убили его, но, к большой досаде, лахтак сразу затонул, пустив кровавые пузыри и оставив на поверхности сальные пятна и шерстинки.
До моря, Пенжинской губы, оставалось 30 километров; мы спустились еще на 8 километров и на закате остановились на ночлег на острове Сенокосном, близ правого берега. Прилив здесь высоко — на 5—6 метров — поднимает уровень воды. Мы подошли к острову во время отлива и вытащили лодку и каюк далеко на берег. К ужину добыли на бочаге шилохвость. На галечниковом острове, заливаемом приливом, жировали гуси; крики их далеко разносились по реке. Вечер тихий и теплый, полнолуние — можно писать без огня. Палатку не ставили — предвестников дурной погоды не было — и в 10 часов улеглись спать.
4 сентября. Ночью проснулся: показалось, что кто-то пробежал по ногам. Долго прислушивался, но все было тихо. Утром обнаружили, что голова шилохвости оттащена в сторону. Это могло быть проделкой только горностая.
Прилив начался в 5 часов 30 минут. Сначала сперлось, остановилось течение реки, затем оно направилось в обратную сторону, и вода стала быстро прибывать. За два часа она поднялась, по нашим водомерным рейкам, на 4,5 метра. С приливом поплыли и лахтаки; за час их прошло мимо нас восемь штук. Пролетело несколько стай нырковых уток. В стае я насчитал сорок крохалей. Все галечниковые косы и острова затопило приливом.
В 8 часов, оставив имущество на биваке, выехали на охоту. Отплыв на середину реки, убрали весла и отдались на волю течения. Высматривали в бинокль лахтаков, медленно плавающих и жирующих в полосе, заливаемой приливом. Лодку отнесло вверх километров на 6, примерно по 3 километра в час. Отлив начался в 10 часов. Как и в прилив, течение сначала остановилось, а затем пена медленно поплыла к морю. Лахтаки пошли назад, к устью реки. Мы охотились за двумя зверями, из которых один был особенно крупный, длинноголовый. Он не подпустил нас на близкое расстояние, а рисковать было нельзя, чтобы опять не потерять убитого зверя. Второй лахтак, среднего размера, преследовался нами более часа, но безрезультатно.
Пока охотились, поднялся ветер, течение отнесло лодку до острова Сенокосного. Когда отлив прекратился, заметили в бинокль на отмели мертвого лахтака. Под вечер мы подобрали тушу зверя, который, к нашей общей радости, оказался раненным нами утром зверем. Рана оказалась тяжелой, в голову, — были раздроблены черепные кости, выбит глаз, но зверь еще долго плавал, а затем, ослабев от потери крови, выбрался на мелководье, залег здесь.
В темноте добрались до места ночевки, на левом берегу реки, в 8 километрах от селения Каменское. Река здесь очень широкая, не менее 3 километров; в отлив заметно много длинных и узких кос и островов.
5 сентября. Ночь была тихая, теплая и лунная — палатку не ставили и спали у костра. Гомон птиц не умолкал всю ночь. Видел нескольких сов среднего размера, которые внезапно и бесшумно вылетали из тундры к биваку и проносились не задерживаясь. Прилив начался в 6 утра. Сегодня лахтаков шло больше — под нашим берегом проплыло двенадцать. Звери выныривали у самой лодки и тотчас же скрывались, выгибая спину и шумно всплескивая воду. Снялись с бивака рано и в восемь часов, были уже в устье безымянной тундровой речки. Речка — очень узкая и извилистая, с заболоченными берегами, заросшими густой осокой. Во время прилива вода заходит сюда метров на 60, поднимая уровень на метр. Мы завели лодку и каюк в укрытие, а рядом поставили палатку. В отлив наша лодка совсем обсохла, повисла в воздухе над маленьким ручейком, текущим в глубоком русле. Здесь, в прибрежной тундре, — лучшие гусиные садьбища.
После чая пошли на охоту. Тундра — совершенно ровная, безлесная, нет даже кустарников. На участках с лиловыми мхами и лишайниками встречается морошка. Ягоды еще держатся, хотя и сильно перезрели. По сухим невысоким пригорочкам много голубики и брусники. Нашел несколько десятков хороших грибов-подберезовиков. Озеро — размером примерно 400 на 200 метров — окружено кольцом мелких озер; берега их почти недоступны. Маленькие островки поросли высокой осокой. На озере немало уток; убил шилохвость и чирка-свистунка, достал их с большим трудом. Ветер дул порывами; воздух морской, влажный.
Полный отлив, вода ушла далеко, широкая полоса серебристой грязи и ила, много куликов. Море — бурное, угрюмое, на валах белая грива. В тундре, на обратном пути к биваку, неоднократно поднимал бекасов. Нашел большую бочку с лахтачьим салом, придавленную тяжелыми бревнами из плавника. Медведи погрызли и отвалили несколько бревен, достали сало.
От мыса до нашего бивака около пяти километров. Товарищи были уже в палатке. Василий убил серого гуся, а Ноля — нырковую утку. Затяжной дождь прекратился только к вечеру, и мы пошли охотиться на гусей. Высадили своих «манщиков», но вечернего лёта совсем не было.
6 сентября. Ночь — тихая, без дождя. С реки то и дело доносились громкие «вздохи» белух, зашедших с «манихой». На заре отправились на гусиные засидки, но скоро пошел дождь и испортил охоту.
Днем разделали тушу лахтака, сняли кожу пластом, вместе с жиром толщиной в три пальца. После обеда разошлись на охоту по разным направлениям; я опять пошел к морю. Прибой. По горизонту плыли большие кучевые облака, далекие горы были затянуты дымкой. Впереди ярко зазеленела осока на маленьком серповидном водоеме, и я уже заложил патроны с утиной дробью, как вдруг услышал сильный плеск и шум, подобные отряхиванию мокрых собак. Я заметил движение, а потом увидел спины двух медведей. Звери показались мне совсем черными. Они не замечали меня: я был совсем близко, на открытом месте, но находился под ветром и был в одежде защитного цвета; кроме того, медведи были увлечены своей работой в бочаге и не смотрели в мою сторону. Медведи долго возились, затем шум и плеск прекратились, и один из них, более крупный, вышел, несколько раз отряхнулся и пошел в тундру. Выхода второго медведя я не дождался — осторожно отошел, чтобы не пугать зверя. Бродил по тундре, собирал ягоды, несколько раз поднимал бекасов, видел кроншнепов. Возвращаясь на бивак, заметил, что в лужицах солоноватой воды, оставшихся от прилива, плавает мелкая лупоглазая рыбешка длиною 2—3 сантиметра. Василий сообщил, что в километре от бивака на приливной полосе он обнаружил мертвую белуху. Уже начинало темнеть, когда мы пошли туда. Зверь лежал головою к тундре; длина его была 4,5 метра, на спине обнаружили пулевые раны. При стрельбе белух из нарезного оружия, как правило, бывают подранки, которые, в конце концов, погибают и выбрасываются где-нибудь морем. Охотники находят потом этих белух, снимают шкуру с салом, а мясо скармливают ездовым собакам или бросают.
7 сентября. Утром ходил с винчестером на то место, где вчера наблюдал медведей. Звери здесь были проходом и, не задерживаясь, ушли. Осока в бочаге сильно примята — звери лакомились ее корнями. День пасмурный, южный ветер.
Когда прилив поднял уровень воды в нашей речушке, мы вывели лодку и каюк, погрузили свое имущество и отправились в путь по направлению к Культбазе. К часу дня были на намеченном пункте, поставили палатку на галечниковом валу. На вал нанесло много плавника — дров было в изобилии. Едва успели вскипятить чай, как пошел дождь; он шел всю ночь. Резкий, холодный ветер несколько раз срывал палатку.
Мы подвели итоги пятидневной охоте и не вполне были удовлетворены ими.
Охота на гусей оказалась неудачной, пролетных птиц не было. Исследовал желудки добытого гуся и уток. У всех птиц, добытых в тундре, в желудках оказались ягоды — в основном, шикша (вороника). Охотники коряки считают шикшу целебной ягодой, удаляющей боль в пищеварительном тракте. У уток, убитых на реке, в желудке почти исключительно животная пища: улитки, бокоплавы, различные водные насекомые.
8 сентября. С утренним приливом поднялись вверх по реке, разбили бивак на левом берегу, немного ниже острова Сенокосного. Сильный северный ветер, высокая волна. Берег — высокий, а полоса прилива — узкая и почти целиком галечниковая, не илистая. Тундра — сухая, кочкарная, ягодная. Карликовая березка и здесь обычна, но между травяных кочек и кустарников голубики почти не заметна. Видели нескольких лахтаков, плывущих вблизи берега по основному фарватеру реки. Ноля ходил на озеро; говорит, что видел следы волков. Во второй половине дня заметили в бинокли трех лахтаков. Один из них лежал на галечниковом острове; он лежал на боку, подняв вверх оба передних ласта, и в то же время приподнимал голову, зорко оглядывался и прислушивался. Поручили стрелять этого лахтака Василию. Он взял винчестер, переехал на каюке к острову, вышел на другую сторону и начал скрадывать зверя, используя редкую травянистую растительность. Добравшись до увала, Василий выстрелил с расстояния метров 12 в грудь лахтака. Смертельно раненный зверь все же нашел в себе силы подняться и броситься к воде. Василий догнал лахтака, схватил за задние ласты; зверь протащил его несколько метров, но тут же затих. Примерно так же протекала охота на второго лахтака-самку (весом около 80 килограммов).
Медведей здесь много — всюду по берегам их следы и кал, в котором много измельченных скорлупок кедрового ореха. Звери бродят совсем близко от наших биваков. Наши вечерние следы на грязи и песке ночью покрываются медвежьими следами, но стрелять по медведям все еще не представлялось случая.
Вечером опять пошел нудный дождь. Отлично поужинали супом из четырех жирных чирков, вволю напились чаю с ягодами и уютно расположились на мягкой постели из тундровых трав.
9 сентября. Всю ночь — дождь, утром — тихо и тепло. Прилив начался в 8 часов 30 минут. Я выставил четыре водомерные рейки — для определения подъема воды. Ноля поехал на каюке в протоку за остряками и хариусами: захотелось свежей рыбы. В 10 часов 30 минут утра уровень воды поднялся уже на 4 метра, затем вода стала прибывать медленнее, и в полдень прилив закончился (при максимальной отметке подъема 4,8 метра). До моря около 20 километров. Отлив идет гораздо медленнее, длится вдвое дольше прилива. Ноля осмотрел сети и вместо остряков и хариусов поймал тринадцать крупных кундж (рыба из семейства лососевых, но менее вкусная).
Уток стреляли ровно столько, сколько необходимо для еды. Сегодня добыли пять чирков. Дождь опять сорвал охоту на гусей — только случайно налетело несколько гуменников. Птиц не видно, словно куда-то исчезли. Даже гагары молчат. Обычно эти птицы постоянно держатся на реке, плавают, ныряют, ловят мелкую рыбу. Гагара — птица необщительная, ее почти всегда видишь поодиночке, изредка парами-тройками, и только при отлете гагары собираются в стайки.
Ежедневно слышим в тундре крики белых куропаток; сегодня подняли в брусничнике стайку этих птиц.
10 сентября. Встали с зарей и еще до прилива стащили лодку и каюк к воде. На отливной полосе ночью наследил горностай. В 9 часов 30 минут начался прилив, о начале которого возвестил появившийся вдали лахтак.
Тихо, полный штиль, на небе — большие темные облака. В 10 тронулись в путь. В течение 3,5 часов шли на веслах по приливу, а последние километры — бечевой по правому берегу. Недалеко от сопки Горелой разбили бивак близ устья шумливой горной речки. Немного ниже по течению, на правом же берегу, вела промысел бригада охотников коряков. Они только что снялись с бивака и отправились на своей байдаре в Каменское. Среди коряков я увидел знакомого охотника и успел перекинуться с ним несколькими фразами. Он сообщил мне, что за полтора месяца охоты добыл 20 лахтаков. Охотились они преимущественно скрадыванием лахтаков на лежках.
Всю дорогу мочил дождь, и только к вечеру погода улучшилась, и мы занялись ловлей хариусов и остряков, которые упорно не заходили в сеть. Произвел разведку окружающей местности, нашел обширные заросли кислицы — красной смородины — и в несколько минут набрал полный котелок. Взобрался по крутому склону на вершину сопки, откуда открылся замечательный вид. Очень красиво распестрило склоны сопок в красный, оранжевый, палевый, коричневый, желтый и зеленый цвета. По всему склону сопки и на ее лесистой вершине много медвежьих следов. На кустах кедровника почти совершенно отсутствуют шишки, хотя по всему видно, что урожай их был хороший. Шишки поедены медведями, поломавшими при этом ветки кедровника, белками, бурундуками и расклеваны птицами — кедровками. Сегодня нам, наконец, повезло с рыбалкой: поймали четырех хариусов и одного остряка.
Днем, когда шли на веслах, видел на склоне горы, на правом берегу, огромное гнездо белохвостого орлана. Поодаль, на самом берегу, сидели и хозяева этого гнезда — два белохвостых орлана; они сидели рядышком, словно столбики, что-то высматривали в воде, по-видимому охотились за рыбой.
Вечером опять начался дождь.
11 сентября. Утро выдалось солнечное, с порывистым ветром с моря. Вода в реке заметно прибыла. Вынули шесть хариусов, трех остряков, одного чира и одну кету. Кета — уродливая, безобразная, цвет ее — пестрый — черно-сине-красный, полосами и пятнами. Голова кеты — гнилая, даже глаза сгнили, а все-таки рыба плавает. Икру еще не выметала, пузатая.
Прибывшая вода залила бечевник, то есть ту береговую полосу, по которой можно идти, таща лодку бечевой. При залитом бечевнике зачастую просто невозможно продвигаться вперед с тяжелой нагрузкой. Тронулись в путь в 10 часов 40 минут, обогнули длинную косу, прошли остров и приблизились к сопке Горелой. Она тянется на 4—5 километров; бечевник у подножия — тяжелый, особенно трудно пробираться на нагромождениях огромных каменных глыб. От дождей камни ослизли, ноги срывались — то и дело спотыкались и падали. На берегу часто встречались медвежьи следы — старые и свежие, крупные и мелкие. Ветер. На реке — волна, но под берегом довольно тихо. За Горелой бечевник стал совсем неудобным, и мы были вынуждены налечь на весла. Пройдя километра полтора, перевалили на левый берег. Но и там пришлось туго. Переходили из протоки в протоку, много раз садились на мель, волокли лодку по мелководью, боролись с течением на перекатах. Последние 3—4 километра достались особенно тяжело. К 4 часам добрались, наконец, до намеченного пункта — тихой курьи, в 17 километрах от Культбазы. Берег здесь возвышенный, густые заросли ольхи, поляны с обильными ягодниками. В тундре много озер, опоясанных зарослями ольхи и кедрового стланца. Несмотря на сильное утомление, все же совершил экскурсию в окрестности бивака. Нашел жилые лисьи норы, хорошо устроенные на поляне под большим кустом, колонию сусликов.
Ночью утки часто подсаживались в нашу курью, свистели крыльями, пролетая на озера над нашей палаткой.
12 сентября. Ночью был первый заморозок. Проснулись мы еще затемно, в 4 часа, ворочались-ворочались и, словно сговорившись, поднялись и принялись разводить костер. В освещенном круге по берегу пробежал бурый, белогрудый горностай.
В 5 часов чайки начали пробовать голоса, закричала и гагара. В 6 часов в конце курьи, на мокром заливном лугу с кустами, сели гуси. В 7 часов 20 минут взошло солнце. За ночь вода прибыла на 25 сантиметров. Ночной мороз словно явился сигналом — утром видели первую стаю пролетных гусей. За полчаса пролетели на юг три большие стаи. Летели очень высоко, в характерном строю, с чередованием более крупных и мелких птиц. В одной из стай их было 42.
После завтрака отправились на озера — охотиться на уток. Озера здесь совсем другого типа, чем в устье реки Пенжины. Берега их довольно хорошо проходимы, заросли кустами. На одном из озер поднял стайку шилохвостей.
День — тихий, пасмурный. В тундре — очень много голубики, на отдельных кустах она крупная, как вишня, и сладкая.
В 11 часов 30 минут тронулись в путь. На самой высокой вершине Таловского хребта, являющегося частью Пантонейского хребта, ночью на 12 сентября выпал снег. Ровно в полдень выглянуло солнце, засияли крупные облака, резко разграничились светлые и теневые пятна на горах. Берег, крутой и обрывистый, зарос кустами. Бечевник полностью залит — приходилось карабкаться по обрыву с риском свалиться в воду. По пути поймали и вытащили на берег две лодки, унесенные большой водой с Культбазы. Встретили два больших плота строевого леса, сплавляемого в устье реки. Со стоянки дальше пошел пешком через сопку. Встречались небольшие полянки с ягодниками; на одной из них жировали белые куропатки. Чем ближе к вершине сопки, тем ниже и реже заросли кедрового стланца. Пока находился на вершине, пролетели как раз надо мною низко-низко две стаи гусей. С вершины виден поселок, а по горизонту — далекие горные хребты с побелевшими вершинами. Вечерело, когда я начал спуск с сопки. По пологому северному склону, по сухой тундре с голубикой и брусникой, идти было легко, и в 7 часов 30 минут вечера я уже подходил к своему дому. Товарищи с лодкой и каюком прибыли часа на полтора позже.
Так закончилась наша десятидневная охота, во время которой мы хорошо отдохнули и видели много интересного, незабываемого.
