Саулин П. О.
Соловушко
Редко кто в юности не увлекался ловлею певчих птиц. Таким птицеловом когда-то был и я. Мастерил сети, плел из лозовых ветвей живоловы, собирал зерна сорных трав, чтобы прикармливать и приваживать птиц к точку. Перезимовавших в клетках птиц весною выпускал на волю.
Во время школьных каникул я с утра до ночи просиживал на опушке или лесных полянах, стараясь поймать снегиря, чижа или щегла.
Весной меня особенно волновала песня соловья. «Вот бы такого певца посадить в клетку да муравьиными яйцами покормить! Соловушко, наверное, и зимою весь наш дом веселил бы!» — мечтал я, рассыпая прикормку и ставя западни на расчищенной площадке, среди кустарника.
Но поймать соловья при всем моем старании мне так и не удалось. Зато я не раз пристально к нему присматривался, узнал, где эта милая птичка поет, как во время песни держится и как окрашена.
Видели ли вы когда-либо поющего соловья? Очень забавно в это время на него поглядеть.
Соловей — маленькая, рыжевато-серая сверху, грязновато-белая с брюшка, рыжехвостая птичка. Но какой чудесный певец!
А вот места для песен выбирает самые невзрачные: в сырых густых кустарниках, почти всегда у речки или пруда, где по соседству лягушки квакают. Соловей забирается в такие места петь потому, что здесь ему безопасно; и временами так увлекается своей песней, что, если бы он пел не в густом кусту, среди зарослей, любой чеглок или ястреб-перепелятник мог легко схватить его.
Однажды в юности я долго полз по грязи и совсем было приблизился к поющему соловью, оставалось только руку в куст просунуть, и певец бы очутился у меня в клетке, которую я тащил за собой. Куст и помешал мне поймать соловья. Зацепившиеся за мою куртку ветки зашуршали, соловей выпорхнул из куста и в пяти шагах от меня, в другом ивняке, снова послышались его нежнейшие трели: «Чюп! чюп! чюп! Так! Так! Так! треньки! треньки! треньки!!!» Его волшебные трели сменялись то гремящими, веселыми, то дрожащими и жалобными звуками. Но какими чистыми и ласкающими душу!
Я слушал неподражаемую песню соловья, казалось до боли в ушах, чувствуя могучую силу чарующих звуков, и был поражен, что такая маленькая птичка имеет столь удивительно нежный и сильный голос, слышимый очень далеко.
Во время песни соловей чуть заметно щурил свои большие черные глаза, слегка горбатился, раскрывал веерочком хвостик и опускал низко крылышки. Он весь вздрагивал и трепетал, но как только я протягивал к нему руку, улетал в другой куст и тут же снова начинал петь.
Страсть соловья к пению так сильна, что он развлекает песнями свою подругу-самочку не только ночью, но и днем, умолкая лишь утром на короткое время или в часы когда сам садится на яйца.
Удивительная певунья
Однажды, ночуя со старым охотником у костра в лесу и слушая в черемуховых зарослях песни соловья, я спросил его:
— Лучше соловья, наверное, никто на нашей земле петь не может? До чего же нежна и звучна его песня!
Седоусый Аким Петрович Барвинка заулыбался и ответил:
— Есть такой певец — синегрудая варакушка, родственница соловья. Только под Москвой она редкая птичка. Но все же дважды в жизни мне удалось ее песню послушать.
Услыхав об удивительной певунье, я стал задавать старику вопросы, стараясь больше узнать о жизни варакушки. Утомленный за день хождением по лесу, Аким Петрович отвечал неохотно. Мне у него удалось лишь узнать, что варакушка — очень милая и красивая птичка, серая, с синей грудкой, а посередине синевы у нее красная звездочка, как алый цветочек, вкраплена. Прилетает она с юга раньше соловья и сразу же начинает нежным, тонким, звучным голосом петь.
— Стоязычную красавицу можно без устали день и ночь слушать, — рассказывал старый охотник. — Всяким голосам подражает, а селится она у родников, где кристальная вода по овражкам журчит, — добавил он и, растянувшись возле костра на пахучем лапнике ели, захрапел.
Я всю ночь до рассвета думал о чудесной варакушке. Она мне чудилась сказочной жар-птицей, мечтой каждого молодого охотника, желающего встретить ее в лесной глуши.
Но где разыскать варакушку? Как послушать ее песни?
Еще годом позднее я узнал из книг, что есть несколько родственников соловья: рыжегорлая варакушка, живущая на севере России, и белогорлая, обитающая на нашем юге, а в Сибири селится замечательная веселая певунья соловей-красношейка.
Аким Петрович был лишь в одном неправ: у рыжегорлой варакушки никакой красной звездочки на груди нет, а на лазурно-голубом горле красуется яркое ржаво-рыжее пятнышко.
Это я потом, спустя уже несколько лет, хорошо пригляделся к варакушке, слушая ее песню не однажды весною в Ленинградской области.
Дивная песня варакушки! — стозвонная, нежная, необыкновенная, то свистящая, то напоминающая жужжание пчел или шмелей. Временами в ее нотках слышатся трели соловья, жаворонка, веселый посвист куликов и свиязей, треньканье синиц. То птица заливается звучно, то вдруг ее голосок понижается до шепота, будто ковыль в степи с тихим ветерком шепчется. Каким только голосам она не подражает! То «бьет» перепелом, то щебечет ласточкой, курлычет журавлем, хоркает вальдшнепом; даже в ее песне слышатся крики зверей, лишь все звуки она издает тонко и нежно.
Поет варакушка чаще на кустике, но даже и на земле, ловко притом прыгая. Поет с утра до ночи, перелетая или перебегая с места на место. Увидеть ее нелегко, хотя она крупнее соловья, но намного пугливее его. Гнездо вьет в кустарниках и обязательно вблизи воды, поэтому в сухих и возвышенных местах ее песню весной услышать невозможно.
Белогорлая варакушка поет еще нежнее и лучше, но ее можно услышать весной только в садах юга.
Сибирская красношейка, которую сибиряки еще называют китайским соловьем, поет хотя и несколько хуже соловья, с чириканьем, но все же очень звучно и так же, как и соловей, нередко всю ночь напролет. Притом горлышко ее раздувается, как у соловушки, а распущенные крылья трепещут, как у варакушки. Хвостик во время пения она держит поднятым кверху. Редкие наши птицы, улетев на юг, поют на чужбине. Но варакушка и в долинах Нила веселит темнокожих жителей своими чудесными песнями.
Птица-зорька
Милое щебетанье зорянки я всегда весной слушаю с восхищением. Удивительно разнообразна и красива песня ее. Эта с ржаво-желтой грудкой и оливково-бурой спинкой премилая птичка поет песни всегда на высоком дереве. Начинает она петь рано на рассвете и поет весь день, захватывая и вечерние сумерки. И не только ранней весной, но даже и осенью, перед отлетом на юг. Поет она нежно, протяжно, напоминая звуки свирели, притом хвостик ее то приподнимается кверху, то опускается вниз, а шейка раздувается.
Чудесная песня зорянки всегда раздается с вершины сосны или ели и ласкает слух сказочной красоты трелями. Зорянка прилетает к нам с юга ночью, еще в апреле, вместе с вальдшнепами, и поет с ранней весны и после летнего перерыва до поздней осени.
Поднебесный певец
Песня жаворонка звенит всегда в ясном небе и очень редко на камне или на земле. Не зря жаворонка называют поднебесным певцом. Слишком много он врагов имеет, чтобы свободно петь на земле. Увлекшегося на земле песней беззащитного певца может схватить ястребок или соколок, хорек, горностай или ласка. Даже полевой мыши и хомяка певец пугается. Вот и поднимается в воздух, трепеща крыльями, звенит в вышине, как серебряный колокольчик. В воздухе петь ему безопаснее. Отсюда он издали видит, приближающегося ястребка, может вовремя спуститься на землю и спрятаться во ржи или бурьяне.
Жаворонок к нам возвращается с юга с первыми проталинами. И песни его весной звенят от зари до зари. Иногда жаворонок так высоко поднимается в воздух, что исчезает с глаз, но даже и тогда его чистые трели не перестают звучать в поднебесье.
Ценность жаворонка не только в красоте его песни. Собирая зерно сорных трав и поедая различных вредных насекомых, он приносит пользу земледельцу.
Гнездо вяхиря
Однажды я наткнулся на гнездо вяхиря. Оно было устроено на размашистой елке, вполдерева и почти просвечивало. Я снизу легко заметил, как в нем белели два яйца. В полусотне шагов от этой елки гулко и протяжно ворковал вяхирь-самец, издавая нежные и звонкие звуки: у-у! у-у!
Я стал подражать этим звукам. Голубь, сорвавшись с ели, подлетел ко мне, описал дугу вокруг елки, сел на осину и снова заворковал.
Я продолжал стоять под елкой. В это время послышался мягкий шум крыльев, и вяхирь-самка села на гнездо. Она потопталась, слегка тронула клювом сначала одно яйцо, потом другое, и мне показалось, что она даже их перевернула.
Огненное солнце садилось, и я поспешил на тягу, чтобы заранее облюбовать в роще поляну.
...Через три недели я снова посетил рощу, но в этот раз без ружья — охота уже была закрыта.
Подхожу к елке и вижу: в гнезде сидят два птенца. Вяхирь-самец уже не воркует. Любопытство охватило меня. Я залез на соседнюю елку и стал наблюдать. До гнезда было не больше десяти метров. Вдруг прилетела голубка (я ее узнал по оперению — у самки нет белых пятен вокруг шеи), опустилась на край гнезда, и голубенок тут же засунул в клюв матери свой красновато-пепельный клюв: он доставал и глотал полупереваренную пищу. Через минуту-две голубка перебралась на другой край гнезда, и второй голубенок тоже запустил клюв в ее рот.
Когда голубка улетела, я не выдержал — слез с дерева и забрался на ту елку, на которой было гнездо. Голубята, еще беспомощные, плохо оперившиеся, увидя меня, нежно запищали. Самое интересное, что я заметил, это их необычные клювы: они были длинные, почти такие, как у куликов-ржанок. У взрослого же голубя, как известно, клюв вовсе не длинный.
Клюв у голубят длинный потому, что птенцам надо запускать его в рот родителя, чтобы добыть пищу. С возрастом клюв укорачивается, точнее, тело голубенка растет, а клюв остается без изменения.
