Гусев О. К.
Был славный день мая.
Давно отшумели весенние воды; земля просохла, покрылась зеленью молодых ростков. В старом бору уже утром было жарко, пахло смолой и медом. Усыпанные рыжей хвоей лишайники были такими теплыми и мягкими, солнце сияло так жизнеутверждающе молодо, а зяблики так исступленно выделывали свои завершающие коленца, что на душе становилось и радостно, и легко.
В это утро счастливы были не только люди. И травы, родившиеся у ручья, и старые сосны, и бабочки, недавно очнувшиеся после долгого сна, — казалось, все, что живет и растет на земле, восторженно приветствовало солнце.
Больше часа я лежал на своей заветной поляне. Вдали, за опушкой, виднелось широкое поле; за ним, еще дальше, белело высокое здание пригородного института. Направо зеленел редкий сосняк, напоминавший старый парк, за ним — высокий и густой ельник, и чем дальше в эту сторону проникал взор, тем сумрачнее и гуще становился лес.
Невдалеке, не обращая на меня внимания, резвился бельчонок. Порой он приближался так близко, что его можно было хорошо рассмотреть. Это был крошечный, забавный зверек с буровато-ржавой шерсткой и большими круглыми ушами. Непонятно, почему он так долго задержался на опушке леса, а не спрятался куда-нибудь в укромную чащу. По его неуверенным движениям было нетрудно понять, что он совсем недавно покинул родное гайно. Зацепившись передними лапками, он с трудом подтягивался к сучку, быстро перескакивал с ветки на ветку, бегал вверх и вниз по стволу и тогда был похож на расшалившегося мальчишку.
Крёшка — так я почему-то назвал его про себя — беспечный и потешный зверек. Я смотрел на него и думал о тех опасностях, которые подстерегают в лесу этого зверька-ребенка.
Мне понравилось, как я назвал его — Крёшка, и часто, с удовольствием повторял про себя. Казалось, что, называя зверька по имени, я становлюсь ближе к нему, лучше понимаю его.
— Милая ты зверюшка, — говорил я шепотом, обращаясь к бельчонку, — какие думки носишь ты в своей маленькой голове? Знаком ли ты с неизбежными трудностями лесной жизни? Узнал ли ты страх, радость? Или ты только маленькая живая машинка, которой на всю жизнь вперед предопределены дороги? Почему ты молчишь, Крёшка? Ведь ты настоящий, настоящий крёшка, глупый, беззащитный зверек!
Мне было так хорошо, что даже стало немного грустно. Я любил сейчас Крёшку и весь мир, и весь этот мир вместе с Крёшкой мне тоже отчего-то стало жаль.
Новые, чуждые звуки внезапно нарушили лесную тишину. Толпа молодых людей, совершавших воскресную прогулку, появилась на поляне. Испугавшись, Крёшка побежал по суку и в этот момент был кем-то замечен.
Дальнейшие события развернулись мгновенно.
— Ребята, белка! — раздался крик, и в то же мгновение все бросились к сосне.
По крайней мере человек двадцать плотно окружили дерево, и кто-то уже карабкался по стволу, подбираясь к бельчонку. Крёшка перебежал с сучка на сучок, бросился вниз по стволу, потом взлетел кверху, помчался все выше и выше и вот уже вцепился в макушку сосны. Тонкая вершина слегка согнулась под ним и сильно качалась.
— Шевелись, бегемот!.. — весело кричали внизу. — Еще немного, Коля!
— Дай я сшибу его!
— Горохов, качай вершину!..
Вершина была уже близко. Горохов перебрался еще на один сук, удобно встал на него и приготовился схватить бельчонка. Но в тот момент, когда рука осторожно приближалась к цели, зверек метнулся в сторону и полетел к земле.
Внизу раздались крики, хохот, свист.
— Лови, лови его!
— Не давай проскочить к лесу!
— За хвост его, за хвост!..
Каждое мгновение рискуя оказаться растоптанным, Крёшка выскочил на поляну и, проскакав несколько метров, снова забрался на дерево. Теперь он был ближе к густому лесу, и если бы удалось добраться до него, он был бы спасен.
Вскарабкавшись до середины ствола, бельчонок лег на толстом суку.
Его окружили, и опять кто-то полез на дерево. Сосны стояли здесь гуще, и Крёшка мог попытаться перескочить на одну из соседних крон. Когда враг был совсем близко, зверек изловчился и что было духу прыгнул. Он долетел до конца тонкой ветки, судорожно вцепился в нее и... стал падать вместе с ней. Казалось, еще секунда — и зверек сорвется. Но он сумел удержаться и, когда ветка начала выпрямляться, быстро добежал по ней до ствола. Не дожидаясь погони, бельчонок пустился вдоль по большому суку, добежал до его конца и снова прыгнул. На этот раз прыжок был совсем удачным. Крёшка оказался уже на следующей сосне и, не останавливаясь, стал уходить по густым ветвям. Но там, дальше, деревья росли реже, и он не сумел добежать до густого леса.
Его в третий раз настигли, окружили. Кто-то успел вырезать длинную палку и на ее конец привязать петлю. Крёшка устал, силы его покидали: зверек тяжело дышал и с трудом удерживался на суку. Плотным полукольцом толпа отрезала его от густого леса. Медленно и осторожно к нему потянулась петля, но Крёшка тряхнул головой — и она слетела. Бельчонок взбежал немного выше. Снова к нему потянулась палка, человек сильным рывком сорвал его, однако и на этот раз петля соскочила, и Крёшка, трепетно извиваясь в воздухе, полетел на землю.
Послышались смех, крики... Бельчонок, как ртуть, просочился между множества хищных пальцев и, преследуемый толпой, побежал к лесу — к тому густому и спасительному лесу, до которого оставалось совсем немного. С трудом доскакав до дерева, он вскарабкался по стволу и едва не сорвался: лапки устали, уже нельзя было полностью положиться на них. Добравшись до большой длинной ветви, Крёшка побежал по ней. Но до ближайшей ели было так далеко, что даже взрослая не измученная преследованием белка не смогла бы до нее допрыгнуть.
Это была последняя надежда бельчонка на спасение: там дальше начинался такой густой лес, что Крёшка, перескакивая с дерева на дерево, без особого труда мог исчезнуть в ветвях.
И Крёшка прыгнул. Прыгнул, как только зашуршала внизу кора. Он не решился даже передохнуть, пока карабкался враг, и, не долетев до соседнего дерева, со всего размаха шлепнулся на землю.
Кто-то схватил бельчонка, и в тот же миг он отчаянно изогнулся и с ненавистью вонзил зубы в мякоть руки. Раздался визг, пальцы разжались, и Крёшка, оттолкнувшись от них, поскакал к лесу. Но прыгал он так медленно, что если бы до ближайшего дерева было на несколько метров больше и толпа не поредела, он неминуемо был бы пойман. Бельчонок все же добежал до высокой ели, взобрался на один из нижних суков и беспомощно прильнул к нему.
Силы оставили зверька. Бежать он уже не мог, но и ловить его дальше было бесполезно: отдохнув, он легко мог уйти по кронам...
Послышался глухой шипящий свист, и я увидел, как тяжелый обломок сука ударился в то место, где сидел Крёшка.
— Есть! — крикнул кто-то.
Удар был очень сильным. Крёшка, как мячик, отскочил от сука и, перевернувшись, упал на землю.
Все снова набросились на него, но внезапно остановились. Наступила странная, гнетущая тишина.
На земле, разорванный ударом сука, лежал Крёшка... Глаза его были широко раскрыты, хвостик слегка подрагивал...
Я пошел прочь от того места, от той золотой поляны, где еще так недавно доверчиво и беспечно резвился лесной зверек.
— Нужно убрать его, — сказал кто-то из толпы.
Горохов нагнулся, взял бельчонка за хвост и с силой швырнул его в гущу ветвей.
Воскресная прогулка продолжалась...