Разбойников П.
I
Алексей Иванович, охотник-промысловик, только что закончил работу. Вытащив из кармана кисет, он по давней привычке растянул его на колене и завернул «козью ножку».
Попыхивая самокруткой, охотник размышлял о своей новой хате, которую он сейчас достраивал, о дровах, которые надо заготовить, об огороде.
Но вот, кажется, все уже думы передуманы, а одна, как всегда, не дает покоя. Скоро начнется охота, а он еще не совсем готов к ней. Правда, для уток и гусей всего вдоволь: и пороха, и дроби, и капсюлей; приготовлена и лодка. Даже есть полная договоренность с правлением колхоза о лошади для переезда с озера на озеро. Но как быть дальше, когда наступит глубокая осень, а вслед за нею зима и придет пора охотиться на лис и другого зверя? Для этой охоты нет самого главного — собаки.
Жена как-то принесла со станции щенка, которого нашла там, и щенок показался вначале подходящим, но надежды не оправдались. Ходили за ним, кормили, растили, а он так и не стал большой собакой. Оставили его просто при доме, для хозяйства. Да и то больше из-за того, что уж больно презлющий он оказался. А в остальном так себе, маленькая, плюгавенькая собачонка, рост, как говорится, от горшка — два вершка, морда кирпичиком, уши наполовину стоят, передние ноги как палки, хвост куцый — обрубок какой-то. Разве с такой собакой на охоту пойдешь?
Супруги так и порешили, что из Собольки — так назвали собачонку за ее длинную и пеструю шерсть, — кроме домашней задиры, ничего путного не выйдет и махнули рукой. А настоящая охотничья собака, зверовая, промысловая, ох как нужна была Алексею Ивановичу!
Однажды в конце дня, когда Алексей Иванович уже собрался отдохнуть, в гости к нему пришел колхозный пастух Майбасар.
Как водится, закурили. Разговорились о колхозных и своих делах.
— Слыхал, что нынче в степи охота хороша будет. Так ли? Ты же больше наших пастухов, Иваныч, знаешь. Наверно, много зверя будешь бить? — сказал казах.
Алексей Иванович вздохнул:
— Хорошую собаку мне надо. Без нее зарез, а не охота. Надо такую собаку, чтобы лис догоняла, барсуков давила, а если встретит волка, то тоже маху бы не дала. Кого только не спрашивал, никто не знает, где достать такую.
Казах в знак согласия кивал головой.
— Есть такие собаки у нас, у казахов, — заявил он. — Только ехать за такой собакой далеко. Километров двести отсюда.
Майбасар дал Алексею Ивановичу адрес своего дяди, проживавшего в одном из аулов Тургая. Он добавил, что за собаку надо дать немного сахару и две плитки кирпичного чая: в военное время это стоило дороже денег.
Все последующие дни Алексей Иванович только и думал о поездке за собакой.
Случилось так, что в колхоз в это время приехал уполномоченный министерства для заключения договоров с охотниками на сдачу пушнины. Был он и у Алексея Ивановича. В разговоре с ним он подтвердил, что охотничья собака породы тазы, за которой Майбасар как раз и предлагал ехать в Тургай, действительно превосходный помощник в степной охоте, и советовал не упускать случая.
В один из жарких летних дней Алексей Иванович под вечер вернулся с рыбалки. Ужин еще не был готов, и он от нечего делать присел на завалинку.
Соболько, как будто понимая настроение хозяина, подбежал к нему, лизнул руку и стал тереться своей мохнатой мордой о выцветшую гимнастерку. Алексей Иванович, поглаживая собаку по спине, перебирал пальцами ее короткое пушистое ухо. Он рассеянно следил за автомашинами, пробегавшими в клубах пыли по большому тракту.
Вот одна из машин свернула на проселок. Она то исчезала в лощинках, то бойко вскакивала на встречные пригорки. Потом направилась к дому Алексея Ивановича.
Открылась дверца, из кабины вышел пожилой, низенький человек, одетый в защитную форму. К груди он прижимал увесистый портфель. Поздоровавшись и не дожидаясь ответа, он скороговоркой произнес:
— Наверное, вы и есть тот рыбак, к которому меня направили из колхоза? — и тут же изложил суть дела, по которому приехал. Оказалось, что приезжий — представитель от госпиталя: для раненых надо свежих карасей. — Оплата наличными, — добавил он.
Алексей Иванович задумался. Конечно, не о том, давать или не давать рыбу. Раз вопрос шел о советских воинах, и думать было нечего. Его вдруг осенила мысль: а не поможет ли ему госпиталь в деле с охотничьей собакой?..
И он поведал о своей беде. Узнав, что речь идет всего лишь о двух плитках чая и двух-трех килограммах сахара, приезжий сказал, что все это завтра же доставит в колхоз.
II
Через месяц Алексей Иванович приобрел в далеком Тургае казахскую борзую светло-желтой шерсти по кличке Жай, по-русски — Гром. Собака, правда, была еще не совсем сформировавшаяся, но рослая: в холке почти семьдесят сантиметров, длина от щипца до кончика хвоста многим побольше метра. Прямые, высокие передние ноги, лапы в комочке, широкая грудь, длинная шея, длинная острая сухая морда. Корпус тоже длинный, с немного опущенным задом. Задние ноги пружинистые, слегка полукругом. Живот подтянут, мощная грудная клетка с широкими ребрами спускалась до самых локотков. Высоко поставленные уши падали листочками вниз. Саблевидный хвост, оканчивающийся колечком, опушенный шерстью, напоминал метелку.
Когда Гром стоял неподвижно, устремив взгляд в степь, на него можно было залюбоваться. До чего же статная собака!
Соболько встретил нового жильца сурово, в квартире целую неделю слышалось сердитое рычание. Однажды собаки так сцепились друг с другом, что, не будь хозяина, дело кончилось бы печально для обеих. Алексей Иванович быстро положил конец ссоре. Несмотря на крепкий хозяйский нагоняй, Соболько и после этого долго еще ревновал соперника, особенно к хозяйке, к которой был очень привязан.
Но Гром быстро привык и к хозяину, и к новой обстановке. Глухая неприязнь, с которой встретил его Соболько, постепенно остыла, и между собаками был заключен мир.
III
Казах, продавший Грома, был опытный охотник; он дал много полезных советов по содержанию, нагонке борзой и охоте с ней. Алексей Иванович, используя его советы, вносил в воспитание собаки и свои познания. Когда Гром окончательно обвыкся у него, он начал тренировать его на быстроту бега и продолжительность гона, на выносливость. Для этого он выезжал в степь на лошади или мотоцикле, через каждые два-три дня увеличивая скорость и расстояние. Гром делал большие успехи. К концу тренировки он достиг такого темпа и продолжительности бега, что при настоящем преследовании зверя тот — при любой быстроте — вряд ли ушел бы от него.
И вот Алексей Иванович решил попробовать Грома в деле и как-то отправился с ним в степь. Он ехал, покачиваясь в седле, Гром бежал рядом, то перегоняя его, то задерживаясь у кустов полыни или лебеды.
Алексей Иванович повернул к большому полю подсолнуха, за которым шла целина и высохшие кочковатые болота. Здесь он дал Грому команду на поиск. Тот рванулся, но... кого, собственно, искать? Запаха зверя он еще не знал, однако инстинкт что-то подсказывал ему, и Гром стал делать больше круги. Светло-желтым пятном появлялся он то среди осоки в болоте, то в ракитовых кустах или в высокой траве целины. Охотник остановил лошадь и в бинокль внимательно осматривал вспаханное поле.
Гром, выбежав на межу, увидел лисицу. Та тоже заметила собаку и, распустив хвост, бросилась через пахоту на целину, к кочковатому болоту. Собака погналась за ней. Охотника охватило крайнее возбуждение, и он понесся вперед, чтобы отрезать лисицу от болота.
— Гром, возьми! — отчаянно кричал он.
Лисе оставалось до болота метров триста, когда она почувствовала, что собака настигает ее. Оглянувшись, она резко метнулась в сторону. Гром не ожидал такого маневра: он с разгона хлопнулся о землю. Взвизгнув с досады, вскочил и снова помчался за беглянкой. Лиса в это время успела отбежать от него на большое расстояние и вновь повернула к болоту. Но, разозленный неудачей, Гром теперь быстро догнал ее. И — вновь конфуз: он намерился покончить с лисой своим обычным приемом — сбить ее грудью, но не рассчитал, лиса пригнулась, а он перескочил через нее. Добыча выскользнула буквально из-под ног. Когда Гром снова догнал лису, она так же ловко увернулась и от третьего удара. Но тут охотник перерезал ей путь. Гром, подоспев, изо всех сил ударил ее грудью и сбил. В ту же секунду он услышал знакомую команду:
— Жай, возьми!
Лиса пыталась сопротивляться, раскрыла пасть. Но зубы собаки тут же впились в звериное горло...
Гром рос, мужал, становился все более могучим, бег его все более легким. Он не только догонял, но и выслеживал зверя. Он уже не бегал за ним сломя голову, как это было раньше, а, приближаясь к добыче, делал все более рассчитанные прыжки. Гром научился безошибочно определять, где должен находиться зверь. При преследовании его в высокой и густой траве он время от времени останавливался, вставал на задние лапы и на глаз определял, в каком направлении бежит зверь.
Алексей Иванович обучил своего любимца охоте на зайца. На степных просторах, где осенью много всякой дичи, приучил Грома доставать из воды убитых гусей и уток.
Воле своего хозяина Гром подчинялся по первому сигналу. Стоило ему, например, услышать резкий крик: «Жай, назад», и он сразу же бросал гон.
IV
Снег плотно покрывал землю самотканным ковром, когда Алексей Иванович выехал на очередную зимнюю охоту. Он взял с собой не только Грома, но и Собольку, который неожиданно проявил охотничьи задатки.
Однажды поздним вечером на колхозную ферму забралась лиса. Но полакомиться ей ничем не удалось: ее спугнул пастух. Гром в это время был во дворе. Крик пастуха всполошил его. В тот же момент он увидел лису и опрометью помчался за нею.
Лиса бежала по хорошо знакомой ей тропе и была, видимо, уверена в своей безопасности. Но уже вскоре учуяла погоню и прибавила ходу. Расстояние между лисой и собакой быстро сокращалось. Добежав до ближайшего кургана, лиса скрылась в бурьяне, в какой-то, по-видимому знакомой ей, норе.
Едва она спряталась там, подоспел Гром и ткнулся носом в дыру. Но ничего не вышло, он залаял, призывая на помощь хозяина. Оставив все хозяйственные дела, Алексей Иванович бросился вслед за Громом. Не остался безучастным и Соболько — и он в меру сил помчался за ним.
Когда охотник прибежал к норе, Гром с остервенением скреб лапами землю, стараясь расширить вход в нору. Соболько понял его огорчение и в тот момент, когда Гром вытащил из норы морду и передние лапы, проскользнул в нее. Алексей Иванович испуганно бросился к норе в надежде задержать Собольку, прежде чем лиса накинется на него. Но оттуда раздался такой бодрый и задорный лай, что совсем не чувствовалось нападения на Собольку; скорее наоборот, Соболько наступал на лисицу. Пока Алексей Иванович соображал, что ему нужно предпринять, собака уже душила лисицу. А через некоторое время Алексей Иванович увидел вылезающего задом Собольку, тащившего за собою лису. Стоило больших трудов оторвать собаку от зверя — настолько она была ожесточена.
Так Соболько стал охотничьей собакой. В тот зимний день, когда Алексей Иванович поехал на охоту, у него было особенно хорошее настроение.
Гром бежал на значительном расстоянии, придерживаясь направления, взятого лошадью. Соболько сидел в санях, внимательно посматривая вокруг. Временами он вставал, поворачивался и пристально следил за своим другом. Когда Гром исчезал, Соболько даже повизгивал от нетерпения, а как только тот показывался на виду, от радости вертел хвостиком-обрубком.
Вскоре Алексей Иванович увидел впереди, на поле, лису, а за нею бегущего Грома. Расстояние между собакой и зверем было значительное. Обоим, как видно, трудно было бежать по замершему кочковатому полю, но Гром умело скакал, и расстояние между ними все сокращалось. В одно из мгновений он уже почти нагнал лису, но она успела увернуться, отрасла и, нырнув в высокую осоку, скрылась в ней. Гром также прыгнул туда. Алексей Иванович помчался, настегивая лошадь. Лиса наткнулась случайно на барсучью нору и, не раздумывая, перед самым носом собаки кинулась в нее. Гром остановился, сунул в нору голову и громко и злобно залаял.
Соболько сидел в санях и, вертясь от нетерпения, пристально следил за хозяином. Услышав команду «Вперед!», он клубком покатился по полю. Добежав до болота, скрылся между кочек, и только по визгу можно было догадаться, где он бежит. Как только Соболько прибежал к норе, он сразу же нырнул в нее.
Подоспевший Алексей Иванович осмотрел лисье убежище и заметил, что, кроме главного входа, есть еще три отнорка. Грома хозяин взял на поводок, чтобы пустить в нужное время.
Лай Собольки под землей удалялся в глубь норы. Гром молчал; вытянув морду, он зорко всматривался в чернеющий на снегу вход в нору. Алексей Иванович следил за отнорками.
Вдруг лай и шум затихли. Алексей Иванович не мог понять: в чем дело? Он послал собаку. Гром с рычанием бросился к норе и начал грызть мерзлую землю.
Алексей Иванович и сам почуял неладное. Оттащив Грома, он припал ухом к земле. Но из норы не доносилось ни звука. Выход был один — раскопать нору. Но уже глубоко промерзла земля.
Алексей Иванович с Громом решил обойти отнорки. И вот собаку что-то как бы сорвало с места; дернув поводок, она чуть не повалила хозяина. А еще через секунду из норы показалась серая с проседью барсучья тушка.
Осадив рывком собаку, не раздумывая, Алексей Иванович выстрелил зверю в голову.
Но добыча не радовала. Где же Соболько? Куда девалась лиса?
Алексей Иванович спустил с поводка Грома. Он побежал ко второму отнорку и вдруг залаял, зарычал и начал энергично копать землю лапами.
Охотник тут же подоспел и, вглядываясь внутрь отнорка, заметил рыжий мех. Он ткнул раз, другой стволами и убедился, что лиса мертва. Тогда он вынул из чехла топор и принялся рубить им землю.
Алексей Иванович раскапывал отнорок все дальше и дальше. Вскоре он очистил от земли мертвого большого, матерого лисовина. Сердце его сжалось от боли и горя: под зверем, скорчившись, лежал Соболько.
По всему было видно, что, стараясь освободиться, лисовин бился и тащил Собольку за собой по норе, но тот и умирая не разомкнул челюстей. Так в смертельной схватке они дотащились почти до выхода из отнорка. Барсук в их борьбе, по-видимому, не принимал никакого участия, а почуяв опасность, поспешил удрать.
Алексей Иванович не мог без слез глядеть на безжизненное тело любимой собаки. Гром тоже смотрел печальными глазами и жалобно поскуливал. Казалось, он понимал все случившееся и переживал гибель своего друга.
V
Наступили сильные морозы. Камыши и тростник еще больше пожелтели, кое-где даже побелели. Колючий, суровый ветер загулял вовсю по степи. Закрывая варежкой лицо, Алексей Иванович с ружьем, перекинутым по-кавалерийски за спину, шагал по льду озера. Он рассчитывал, что на этом широком просторе еще можно встретить лисиц. Следов на снегу, покрывающем лед, было очень много. К этому озеру лисиц влекло еще и то, что тут лет шесть назад поселили ондатру, на них и охотились хищницы. Охотник вскоре увидел свежераскопанный домик и склад зверька, в котором хранились продуктовые запасы. Вдруг за стеной тростника, где бегал Гром, послышалось злобное рычание и шум ожесточенной борьбы.
Не теряя ни секунды, Алексей Иванович устремился туда. Пробираться было нелегко, но его подхлестывала одна мысль: «Успеть! Во что бы то ни стало успеть!» И это удесятеряло силы.
Наконец он вылез из зарослей. В пяти шагах от него, вцепившись друг в друга, кружились волк и Гром. Волк уже был основательно измотан. Но и Гром оказался в опасности: волку из последних сил удалось захватить в свою пасть морду собаки, и он не выпускал ее нижней челюсти.
Не помня себя, Алексей Иванович прицелился: грохот выстрела прокатился по степи. Волк упал, но не выпускал из пасти челюсть Грома. Собака безуспешно старалась освободить ее, и это причиняло ей еще большую боль. Гром визжал, хрипел. Алексей Иванович пробовал помочь ему, но никак не мог разжать верхнюю челюсть волка. Лишь с помощью палки он, наконец, разжал ее.
Прошло две недели после этой схватки. Гром лежал на своем обычном месте, в кухне, возле печки. Алексей Иванович, войдя, присел к окну. Увидев хозяина, Гром шатающейся походкой подошел к нему. Он похудел, живот подвело, ребра ясно виднелись под кожей. Морда и шея стали еще длиннее. После полученных ран Гром только недавно начал ходить и самостоятельно есть.
Благодаря хорошему уходу собака все же поправлялась. Она уже начинала скучать и все чаще поглядывала в степь сквозь окошко. Вот и сейчас, подойдя к хозяину и положив ему голову на колени, Гром начал ласкаться, как бы спрашивая: когда пойдем на охоту?
— Не торопись, Жай. Скоро, скоро снова примемся за дело, — говорил охотник, зажав между ладонями шелковистые уши и морду своего друга.
Гром как будто понял слова хозяина, глаза его загорелись, и он, как всегда, начал повизгивать от радости. Затем, как бы давая знать о своей благодарности, взял и тихонько сжал зубами и лизнул шершавым языком руку Алексея Ивановича: «Я готов хоть сейчас», — говорил он этим...
VI
Вблизи поселка был замечен волк. Иногда он подходил к крайним дворам. Спрятавшись где-нибудь в бурьяне, волк подолгу лежал там, надеясь схватить хотя бы собаку, но они не выходили на улицу из-за бурана. На ферму же к скоту пробраться было нельзя: она охранялась.
Однажды ночью волк осмелился даже заглянуть в самый поселок. Но надежды оказались тщетными, и с рассветом он ушел к заливу и там залег в тростнике на дневку. В глубь озера, где он обычно дневал на островах, не пошел: очень уж мучил голод. Он рассчитывал, что авось да что-нибудь подвернется. И не ошибся. В этот день буран стих, погода выдалась солнечная, и пастухи выпустили погулять годовалых телок. За уборкой стойл они и не заметили, как табун пошел к берегу. Волк следил за телками. И как только одна из них оказалась к нему ближе, чем остальные, он выскочил... Через минуту телка уже билась в зубах хищника.
Когда Алексей Иванович узнал от пастухов о гибели телки, ему стало даже неловко... Он решил уничтожить волка. Но как это сделать? Устроить засаду? Поставить у места, где лежит телка, капканы? Пустить Грома?
В конце концов он все же решил поставить капканы.
Гром к этому времени вполне оправился от ранения и болезни. Ходил по двору, часто выходил на курган... В тот день, когда Алексей Иванович ставил капканы, Гром также отправился на любимый курган, оттуда были видны едва заснеженные просторы.
Алексей Иванович заметил Грома, когда возвращался домой. Как всегда, теплое чувство нахлынуло на него, и он залюбовался своим верным помощником. Вдруг охотник вздрогнул от неожиданности: он увидел, как Гром напружинился и своим высоким, длинным прыжком сорвался с кургана. По полю замелькала лиса.
Охотника сначала охватило волнение, но через секунду оно перешло в испуг: не было никакого сомнения, что местом схватки будет место, где установлены капканы. Гром мчался навстречу опасности, возможно даже смертельной.
Алексей Иванович ринулся навстречу и что было сил крикнул:
— Жай... Жай, назад!
Но Гром не слышал. Он бежал крупными прыжками, стремительно преодолевая пространство между собой и лисой и вскоре скрылся из глаз за кустами тростника. Настиг Гром лису как раз там, где лежала растерзанная телка.
И тут же Гром услышал хрустение тростника и обонянием уловил присутствие другого зверя. Зарычав, Гром бросился к нему и... вплотную столкнулся с волком. Это был тот самый, который растерзал телку. Оскалив зубы, волк бросился на Грома. Но не успел еще вцепиться, как Гром сбил его с ног. В это же время раздался металлический лязг, и левая задняя лапа Грома попала в капкан. Гром качнулся влево, невольно подставляя волку правую щеку и шею. Тогда, превозмогая боль, волоча за собой капкан, он напряг все силы, дернулся, ударил волка грудью и, придавив его всем своим корпусом, вонзил зубы в горло. Волк попробовал освободиться, но силы уже уходили, он забился в предсмертных судорогах.
У Алексея Ивановича, видевшего всю эту картину на бегу, сердце стучало до боли. Но бежать надо было еще долго. А расстояние, как назло, сокращалось медленно.
К месту он добежал уже к концу боя. В наступившей тишине раздался протяжный, надломленный вопль Грома. Он лежал на животе, опустив голову на вытянутые передние лапы, охватив ими мертвого волка.
Увидев хозяина, Гром едва поднял голову, и взгляд его как будто оживился. Но вслед за этим собака вновь поникла к земле, и блеск ее глаз начал тускнеть...
