Виноградов И. А.
Птичий спаситель
Капитан Василий Барабаш проводил свой отпуск у родителей, на Херсонщине. Шел конец ноября. В Подмосковье, где находилась его войсковая часть, уже лежал снег, потрескивали морозы, а здесь несколько дней подряд моросили дожди. Меньше недели оставалось Барабашу до конца отпуска, а дожди не унимались, и капитан загрустил.
Его влекли к себе степные просторы, охота, а поохотиться не удавалось: степь раскисла, да так, что ног не вытащишь.
Но за два дня до отъезда дождь перестал, резко похолодало.
Утром Василий Барабаш вышел на улицу и поразился: земля покрылась смерзшимся снегом, похожим на плохо отлитое, шероховатое стекло. Только одиноко торчащие пожухлые стебельки трав да будылья подсолнечника на огородах напоминали еще о недавней осени.
«Схожу-ка я на охоту!» — решил Барабаш.
Он прошел за околицу и, всматриваясь вдаль, услышал крик каких-то птиц. Это был даже не крик, а скорее беспомощные, полные отчаяния всхлипывания. Капитан стал присматриваться и различил: приближались, бежали дрофы. Он инстинктивно сделал несколько шагов назад, словно уступая им дорогу, и, остановившись, стал наблюдать. По внешнему их виду он догадался, что птиц постигла беда. Перья покрылись коркой льда, отчего крылья дроф были совершенно неподвижны. Передвигались птицы медленно, часто скользя и падая. Увидев человека, они не забеспокоились, более того — направились к нему, продолжая беспомощно попискивать, словно жалуясь и ища защиты. И тут Василий понял, что надо делать: он бросился к сараю, открыл ворота, а затем обошел птиц и, как хозяйка кур, начал загонять их в помещение.
И опять дрофы не испугались, а охотно вошли в сарай, как будто понимали, что человек делает им добро.
Когда и последняя птица из стаи оказалась в сарае, Барабаш закрыл ворота и долго рассматривал пернатых гостей. Лишь теперь, наблюдая за ними вблизи, он увидел, сколь слабы и беспомощны они: некоторые не могли стоять, подгибали ноги и садились или, вытянув ноги, падали на бок. Но и до предела обессилевшие дрофы все-таки оставались на редкость красивыми. В ржаво-желтом оперении с частыми поперечными черными крапинками, большие, как индейки, и даже крупнее их (отдельные дрофачи достигали не менее метра ростом), они были привлекательны. Всего в стае оказалось сорок восемь птиц...
К полудню колхозники уже знали, кто находится в сарае старого Петра Барабаша. Пока Василий кормил проголодавшихся птиц, кое-кто из колхозников пришел посмотреть на них, а немного погодя у сарая собралась толпа. Одни с любопытством разглядывали дроф, другие заискивали, ожидали, что он будет делать дальше, а соседка Барабашей, толстощекая Мария Кузьминична Котлярова, все охала и вполголоса приговаривала:
— Родные мои, какие же вы есть красавцы... И сколько же вам корму надо... Сплошной раззот теперь Петру будет...
В колхозе Мария Кузьминична славилась как женщина ловкая и прижимистая. Именно она-то и обратилась первая к молодому Барабашу:
— Василий Петрович, что будешь делать с птицами-то? Поделишься или всех себе возьмешь?
Капитан не сразу сообразил, что хотела сказать соседка, а поняв, спокойно ответил:
— Что вы, Кузьминична, разве так можно с беднягами поступать? Птиц этих я и себе не возьму, да и вам не дам. Таких красавцев и извести? Нет, не могу я пойти против своей совести. За такое дело каждый пионер осудит... Вот, скажем, вы попали в беду, ну, допустим, тонули бы и на ваш крик поплыл человек, но вместо помощи стал бы на дно толкать... Чтобы вы сказали о нем? Положение птиц, в котором они оказались, не лучше всякого утопающего. Другое дело, если какая-нибудь из этих птиц на охоте убита будет.
По тому, как это сказал Барабаш, все поняли, что капитан своего решения не изменит.
Стоявший в толпе Терентий Петрусенко, дальний родственник Котляровой, подошел к капитану и крепко пожал его руку. В это время кто-то крикнул:
— Терентий, благодари Петровича!
— Василий Петрович! — забасил Терентий. — Спасибо тебе от всего колхоза за то, что птиц выхаживаешь. Этих крылатых великанов в наших степях не ахти сколько осталось. Беречь их надо, а не уничтожать. А еще спасибо за достойную отповедь Котляровой. Хорошо ты ее пропесочил, с примерчиком. Ишь, чего захотела бестия баба — «поделишься или себе всех возьмешь?» Своих гусей два десятка имеет, и все мало. А еще родственница. От стыда сгореть можно...
Люди постояли-постояли, посмотрели на птиц и понемногу начали расходиться, одни — посмеиваясь, другие — поддерживая военного человека.
Через день погода установилась, дрофы окрепли, и капитан выпустил их. Птицы с криком выбегали из сарая и, отталкиваясь от земли крепкими, длинными ногами, шумно взлетали. Василий наблюдал за ними и как-то уж очень счастливо, по-детски улыбался. В это время выглянуло солнце, и он невольно подумал: «Кажется, и солнце заодно со мной, радуется их свободе».
На Херсонщине с тех пор Василия Барабаша звали «птичьим спасителем».
От природы...
На подмосковной станции Петелино ежедневно по утрам можно видеть невысокого человека с окладистой седеющей бородой. «Здравствуйте, Михаил Васильевич», — уважительно раскланиваются с ним взрослые. «Привет, дядя Миша!» — кричат рабочие парни.
Нет в округе людей, которые бы не знали его. Дядя Миша — знатный охотник района, любитель, друг и знаток природы.
Интересная судьба у Михаила Васильевича, В годы коллективизации он был первым в своей деревне председателем колхоза, а затем — пчеловодом, егерем охотничьего хозяйства, фотодешифровщиком в армии и, наконец, кадровым рабочим.
Вот уже двадцать три года работает он на фабрике «Дукат».
— Было в труде всякое — и печали, и радости, — вспоминает Михаил Васильевич. — Случалось, закапризничает та или другая машина, люди закончат смену и айда домой, а ты засучишь рукава и всю ночь в порядок ее приводишь. И хотя не спишь всю ночь, зато утром испытываешь душевный подъем, когда видишь, как эта вылеченная тобой машина заработала.
Охоте, природе Михаил Васильевич верен с мальчишеских лет. Страсть эту развивал и укреплял в нем покойный отец, служивший у помещика Досса егерем. Он натаскивал помещику гончих и фокстерьеров и часто брал с собой в лес сына.
В четырнадцать лет мальчик уже самостоятельно натаскивал норных собак по лисице и барсуку. А натаскивать собак приходилось целыми неделями. Досс считался в то время лучшим в России заводчиком фокстерьеров, держал одновременно до семидесяти сворок; ему удалось создать довольно устойчивую породную линию, обладающую хорошими экстерьерными и полевыми качествами.
Натаскивая собак, мальчик полюбил лес. Отец видел любовь сына к лесу и его обитателям и, когда случилось строить новую хату, выхлопотал участок под застройку в лесу, на одинокой поляне.
«Какая же радость жить в отрыве от деревни? — говорили ему. — Скучно же будет!» А старик отвечал: «В лесу скучать некогда, друзей предостаточно. Чем не друзья птицы и звери? Да и лес тоже зеленый друг!»
Однажды отец позвал сына и сказал:
— Чую, сынок, недолго мне осталось на земле ходить, хочу перед смертью лесных птиц тебе передать.
— Каких птиц?
— Пойдем в лес, покажу!
Целый день отец водил сына по лесным дебрям, показывал места глухариных токов.
— Тут двенадцать петухов по весне вылетало... — рассказы вал отец сыну. — А на этом току, — говорил он, придя в сосновый бор, — почитай, и два десятка с лихвой пело...
Когда пришли на третий глухариный ток, старый Чернышев прилег на валежину, усадил рядом сына и поведал свою тайну:
— Тридцать лет берегу я тока. На каждом отстреливал мало — всего по два-три за весну, вот и расплодилась древняя птица; теперь ее тебе завещаю. Сбереги и передай своим детям.
Михаил Васильевич сумел выполнить завет отца — уберечь птиц. Глухари по-прежнему поют на своих токовищах. В послевоенные годы по долгу службы егеря, когда ему приходилось водить на тока охотников, он всегда требовал от них бережливого отношения к дичи.
Однажды он водил на глухариный ток большого начальника. Охота была удачной: тот отстрелял глухаря. Проходили лесным болотом, начальник вдруг вскинул ружье и стал прицеливаться. И тут же егерь увидел на сосне глухарку.
— Что вы делаете?! — насколько позволяла сила голоса, чтобы спугнуть птицу, крикнул Михаил Васильевич. — Грех отстреливать самку, она к осени приплод даст: с десяток глухарей вырастит. Весной самок не бьют!
Начальник опустил ружье.
Наблюдательный, пытливо относящийся ко всем явлениям природы, к жизни диких животных, Чернышев еще в молодости приобрел навыки следопыта, он был настойчив в розыске и преследовании зверя, метко стрелял и вместе с тем трогательно заботился о диких животных, если они попадали в беду.
Вот и теперь, когда на его лице уже появились следы пролетевших лет — морщины, он еще полон бодрости и энтузиазма. Восемь лет выполняет он обязанность общественного охотинспектора, восемь лет берет с собой на охоту кирзовую полевую сумку, в которой лежат бланки-протоколы на браконьеров.
— Браконьерство — антиобщественное явление, — горячо и взволнованно говорит он. — Браконьеры — люди без чести и совести, носители чуждой нам морали. «Лишь бы мне», — рассуждает хапуга, а до остальных ему нет дела.
Как-то в майские праздники, после закрытия охоты, Михаил Васильевич отправился в лес с гостившим у него приятелем. Давно он хотел поймать одного злостного браконьера. Михаил Васильевич знал, что тот ушел в лес с вечера.
На рассвете друзья услышали выстрелы и вскоре догнали браконьера. Но он, почуяв недоброе, стал отстреливаться. Когда Михаил Васильевич спрятался за дерево, громыхнул выстрел.
«Запугивает», — подумал охотник. Собрав волю, он вышел из-за укрытия и, делая вид, что ничего не случилось, крикнул:
— Дурак ты, а не охотник! В своего же товарища стреляешь. Пойдем лучше вместе охотиться.
Примирительный тон и заманчивое предложение охладили браконьера, он размяк, подпустил охотинспектора вплотную. Выбежавший из кустов приятель помог Михаилу Васильевичу обезоружить браконьера и составить на него протокол...
Многими грамотами и благодарностями отмечена далеко не безопасная общественная служба Михаила Васильевича.
Истинный охотник не представляет себе охоту без верного друга и помощника — собаки. Именно поэтому Михаил Васильевич почти всю свою жизнь не расстается с этими дорогими ему животными.
Однажды его молодой сеттер неожиданно, без потяжки сделал стойку. Последовала команда: «Пиль»! Но собака не шевельнулась, словно замерла в «мертвой» стойке. Под носом у сеттера была кочка, с нее свисала жесткая длинная трава. Когда Михаил Васильевич начал приподнимать траву, то увидел под нею подранка — самочку чирка. Две недели он выхаживал птицу, а когда она окрепла — стала свободно летать, — вынес ее на ближайшее болото и отпустил.
У Михаила Васильевича десять детей. Старшие четыре сына пошли дорогой отца, они — и охотники, и знатоки природы, и меткие стрелки. Он не без гордости, когда знакомит с ними, говорит:
— Вот мои соколы... Надеюсь, скоро станут орлами.
Сам Михаил Васильевич до сих пор сберег и молодость духа, и силы, и юношескую страстность, хотя уже прожил большую и нелегкую жизнь...
