Сарабьянов Д. В.
I
Демидов шел к реке, едва поспевая за сыном. Сергей нес весла, ловко перепрыгивал лужи, прикрывая на миг их холодную синеву своей тенью.
Только что прошел дождь. Как горохом, стучал он по земле крупными каплями. А потом в воздухе стало светло и чисто.
Подошли к лодке, и Сергей перескочил через борт, укрепил весла.
Демидов открыл замок и отстегнул цепь. Он устроился на носу, снял с плеча ружье, зарядил его и положил на колени.
Вода была тихая, гладкая. В траве била щука. Сергей греб, поглядывая по сторонам, и будто ждал чего-то.
Демидов многие годы мечтал об этом дне, может быть, с тех пор, как появился сын. Смотрел на сына со стороны и ждал, когда придет пора.
Раньше сын любил, сидя на лавочке возле дома, выстраивать на земле стреляные гильзы и передвигать их — воображал себя полководцем и представлял поле боя... Три года назад Демидов брал парня с собой в деревню, но тот был тоже еще очень мал. Таращил глаза на все для себя новое. Часами просиживал возле зайчонка, пойманного в поле трактористом, кормил косого — совал в картонную коробку капусту и поил его молоком и удивлялся, как зайчонок морщит нос. А когда тот подрос и удрал, мальчик чуть не плакал.
Теперь сын почти взрослый. Вытянулся. На людях стал еще более стеснительным, с близкими же — резким и грубоватым...
И Демидов решил: пора! Он научит парня все видеть, подмечать, не отворачиваться от самого простого, читать по листьями камням то, что не прочитаешь ни в какой книге. И начнет он с самого увлекательного: расскажет про охоту на зайца. Расскажет, как идешь по лесу, покрикивая и подбадривая собак, как разбираешь следы. А потом, когда собаки погонят, соображаешь, куда побежать и где встать... Если уверен, что все сделал правильно, надо упорно ждать и смотреть зорко, как ястреб; вдруг заяц мелькнет сбоку или сзади — все равно ты должен увидеть, успеть вскинуть ружье и — попасть.
Демидову есть что рассказать про охоту на зайца. Один раз она была особенно удачливой.
Тогда — в середине ноября — после первых морозов и снегопада будто повеяло весной и начало таять. Зайцы лежали в кустах и в валежнике как мертвые. Легко можно было найти их на лежке и, подойдя почти вплотную, собирать, почти как грибы. Но надо всегда быть внимательным. Не разевать рот. Надо помнить, что на охоте, как на войне, дело идет о жизни и смерти...
Надо быть внимательным и когда идешь по лесу с ружьем. Вот осенью — подходишь к соснам, смотришь понизу и все время ждешь тетерева или вальдшнепа из травы. А тут глухарь сорвался с сосны и мелькнул между деревьями, и ты будешь стоять ошеломленный и испуганный, не успеешь ружья поднять... Не так уж все это просто!
Но не только про охоту расскажет Демидов сыну. Он поможет Сергею понять жизнь деревни, полюбить ее запахи: сладкий дым, подымающийся над домами и сползающий во дворы и огороды; пот скотины, аромат сена — все это запахи демидовского детства.
И теперь каждый раз, когда Демидов приезжает в деревню, ему все кажется, что возвращается его детство — подкрадывается на цыпочках...
Пока ты не стар, скажет он сыну, научись ходить и смотреть. С ружьем ты или без ружья, с корзинкой или просто так — все равно научись смотреть и удивляться и не жалей, не щади себя. Летом тебя будет донимать жара, осенью — пронизывать ветер и сечь ливень. В бабье лето лес тебя будет встречать сплошной сетью паутины и придется все время снимать с лица ее тонкие нити. В крепкие зимние морозы ночью будут пугать деревья: они постреливают громко и неожиданно, а тебе покажется, что кто-то идет рядом, следит, не спускает глаз, а ты сам ничего не видишь...
Многое расскажет Демидов Сергею...
Вот с шумом, суетливо вылетели из осоки утки и потянули вдоль реки, прямо подставляя свои ладные спинки под выстрелы. А он и не поднял ружья.
Об этом чувстве тоже можно рассказать, но когда-нибудь потом...
Ты мог убить, ты хотел это сделать, но сдержался и обрел другую красоту: сохранил мир таким, какой он есть...
— Почему ты не стрелял? — спросил Сергей.
— Размечтался, проморгал...
— Ты мог убить хоть одну?
— Из пяти две были бы наши.
Не бросая весел, Сергей повернул голову и посмотрел на отца. «Пора начинать. Пора», — подумал Демидов и сел поудобней.
II
Каждая минута тянется долго, как капля густого меда. Только в такую тишину и понимаешь, что время, которое уходит, никогда не вернется. И обидно его торопить...
Демидов сидит у костра, изредка подправляет его, и тогда задремавший было огонь с новой жадностью набрасывается на дерево, угли вновь краснеют, и пламя вытягивает свои языки к небу.
Демидов экономит дрова. Их должно хватить на всю ночь. Немного тепла нужно ему самому, чтобы не окоченеть от осенней стужи. А вот сына надо согревать — он лежит возле костра на узкой досточке. Тут же рядом лайка Пенка, ей-то в пушистой шубе тепло; уютно лежать, свернувшись калачом, у Сережкиных ног, когда неподалеку потрескивают сучья и колышется огонь.
Иногда Пенка просыпается, нехотя встает, отходит и вдруг останавливается как вкопанная, а затем начинает яростно рыть землю — ловит мышь (они всю ночь шуршат в траве — то здесь, то там), упоённо треплет ее и снова возвращается на свое место.
Когда придет утро, Демидов встанет с согретой огнем земли, затопчет угли и разбудит сына, и они с собакой будут пробираться к лагерю лесом сквозь кусты вниз вдоль извилистого Керженца.
Демидов давно так не плутал по лесу, как вчера.
Утром с двумя товарищами, впятером, они пришли на Черное озеро — круглое, окаймленное редкими деревьями и утопающее в моховых болотах. На сухом бугре разбили лагерь, поставили палатки, разожгли костер и сварили обед. В стороне срубили сухую сосну и по частям перенесли ее к лагерю. После этого каждый мог делать что хотел.
Демидов повел Сергея и Пенку по хитрым тропкам, исчезавшим во мху и вновь выползавшим на поверхность как из-под земли.
Дичи не было. Но они долго ходили то по длинным и бесконечным просекам, то по болотам, пока наконец собака не поплелась сзади, опустив голову; она то и дело отставала и догоняла охотников.
Вскоре небо затянуло тучами, закапал дождь — тихий и нудный. Тогда они спохватились и стали гадать, в какой стороне лагерь. Кричали, стреляли, ждали ответные выстрелы, но никто не откликался.
Надо было выбираться не мешкая, не теряя времени: уже приближалась ночь. Сначала пошли на восток, надеялись добраться до края болота и выйти к кордону, а оттуда попасть в лагерь, но, дойдя до опушки леса, увидели все те же болота и мхи и повернули обратно.
Потом услышали далекие звуки деревни и пошли на них. Шли быстро, почти бежали — знали, что волнуются в лагере.
Миновав болото, углубились в лес, здесь каждый метр им стоил усилий. Лес бил их ветвями, и они в темноте спотыкались о корневища. И с деревьев с шумом подымались сонные, ошалевшие от испуга рябчики и тетерева.
Наконец добрались до реки и, с трудом докричавшись старика, что грелся на том берегу у костра, разузнали обо всем и поняли, как далеко ушли от лагеря, от деревни и от переправы. И все же решили идти к своим — сначала вдоль берега, а потом на кордон и в лагерь.
Этот путь оказался еще более тяжелым. Заросший, запутавшийся в сухостое и густом кустарнике берег местами был почти непроходим.
Впереди шел Сергей, Демидов ничего не видел в этой темноте. А Пенка бежала сбоку, она тоже преодолела усталость, собрала силы и готова была помогать людям.
Когда вышли к тому месту реки, где на яру стояли дома, ни до кого не докричались. Лезть же в студеную воду не захотели. Тогда выбрались из чащи на маленький клочок не заросшей лесом земли, собрали хворост, наломали сухих сучьев и развели костер. И вот он горит, согревая людей и собаку, высушивает одежду, прогревает усталые мышцы и гладит кожу теплом...
Еще часа два — и начнет светать. Землю зальет серый предутренний свет; он смягчит и размоет черноту. А пока время минуту за минутой, как капли, считает часы, отведенные для ночи.
Сергей поворачивается с боку на бок, чмокает губами, иногда постанывает и тут же открывает глаза и сонно смотрит на отца. Мальчик с трудом вспоминает о вчерашнем и улыбается, как бы извиняясь за свой безудержный сон, за то, что отец бессменно дежурит у костра, за то, что он заблудился, и за то, что вчера шел дождь, а утро еще не приходит.
— Спи, спи, — говорит Демидов. А про себя добавляет: «Ты был достаточно мужественным. На войне тебя можно было бы взять с собой в разведку. Этой ночью завершается твое охотничье образование. А в следующий раз под утро ты сменишь меня у костра...»
Сергей закрывает глаза, снова чмокает губами. Он спит. Первую ночь он проводит в лесу вот так — без одеяла, под открытым небом, возле огня. И ночь томит его сновидениями, обволакивает тишиной.
Он запомнит эту ночь. Когда-нибудь он расскажет о ней своему сыну...
