Юрченко И.
На открытие охоты я взял своего Боя — молодого короткошерстного легаша. Приехали мы с заводским коллективом с вечера и, как водится, переночевали под стогом сена, а на зорьке кто куда разбрелись по облюбованным местам.
Я решил поискать счастья в поле. Солнце пригревало, и день обещал быть жарким.
Пробираясь колхозной бахчой, я пустил собаку. Горячась, жадно ловя струи воздуха, Бой радостно пошел широким поиском. Недалеко от будки сторожа пес потянул и, словно споткнувшись, неудобно стал, на бок, повернув голову и изгибаясь корпусом.
— Пиль, Бой, пиль!
На какой-то миг пес застывшим взглядом покосился на меня, судорожно глотнул слюну и, сделав шаг, стал с поднятой лапой, вытянувшись как струна. Я снова скомандовал:
— Вперед!
И вот поднялся запоздалый выводок. Молодые перепела срывались и, пролетев несколько шагов, вновь опускались на землю. Я успел задержать выстрел и отозвать собаку.
Потом я все-таки нашел дичь покрупнее и вдоволь пострелял. К обеду, изрядно уставший, забрел далеко в глубь убранного комбайном поля с зеленеющей полосой клевера вдали, повернул к Донцу. Слабый ветер приносил терпкий запах жнивья, спелых хлебов, смешивая его с прохладным, ласкающим запахом трав. Я шел окраиной, вспугивая лениво взлетающих жаворонков, отдаваясь ощущению спокойствия и тишины. Хотелось пить. У дороги, где кончалось клеверное поле, виднелся комбайн. Грузовой автомобиль и бочка с водой стояли несколько поодаль. Человек пять колхозников расположились в тени комбайна, и я направился к ним.
Высокий крепкий старик с бритой головой, первым ответивший на мое приветствие, критически взглянув на моих перепелок, сказал:
— Воробьев, вижу, настрелял, а где же зайцы?
— Ноги у них длинные, убегают, — отшутился я.
Паренек-водовоз, не спускавший взгляда с моей собаки, сказал:
— На зайцев летом охота не разрешена.
— А собачка, что же, не берет? — продолжал спрашивать дед.
— Берет, только уже приготовленных, на кухне.
— Ученая, значит, — улыбнулся дед.
— Что ж она, хоть дом сторожит? — сочувственно спросил пожилой колхозник.
Ответить я не успел. Кто-то из окружающих громко сказал:
— Председатель! Сюда едет...
Серая от пыли «Победа» остановилась у самого комбайна. Из нее вышел плотный невысокий мужчина.
— Стоим? — недовольно обратился он к немолодому скуластому комбайнеру, возившемуся возле двигателя. — Нашли время. Что там еще?..
— Не тянет.
Комбайнер выпрямился, нервно вытирая тряпкой замасленные пальцы:
— Механика надо, — угрюмо сказал он. — С утра возимся...
— С полгектара подобрали, не больше, — сказал подошедший тракторист, — на первой скорости глохнет.
— Вот еще новости! Алутинин смотрел?
— Послали за ним.
— Ну заводи, посмотрим.
Парень с лихо взбитым чубом кинулся к рукоятке: двигатель завелся с пол-оборота.
Комбайнер поднялся на мостик, дал сигнал, и агрегат медленно тронулся с места.
Сквозь гул механизмов я слышал, как, принимая нагрузку, двигатель ритмично прибавлял обороты. И вдруг, как будто приподняв что-то сверх меры, натужно захлебнувшись, заглох.
Я подошел ближе: заговорило профессиональное любопытство.
— И свечи проверял, слабая компрессия, наверное, — послышался голос комбайнера.
— Возможно, карбюратор, — неуверенно сказал тракторист, — у меня было так... С неделю мучился, пока не заменил.
Но я был уверен, что оба они ошибались. Так не глохнет двигатель, когда неисправна система питания.
— Два дня считай пропало, — сердито сказал председатель, — пока механик, то да сё...
Я стер пыль с таблички, где был выбит год выпуска.
Серебристые буквы заводской марки местами уже припорошились крапинками ржавчины: «Харьков. Завод «Серп и молот», СМ-1». Завод, на котором я работал...
Вероятно, так уж устроен человек: строитель гордится построенным домом, садоводу дорого выращенное дерево, тракторист, проложивший последнюю борозду, вряд ли останется равнодушным — он с чувством радостного удовлетворения оглянется на вспаханное поле. Сколько раз, увидев в поле комбайн, я еще издали пытаюсь угадать марку двигателя. Глядишь словно на доброго знакомого, с которым случайно довелось тебе встретиться и с которым прежде ты делил хлеб-соль... Но сейчас у меня было такое ощущение, будто этот знакомый стоял угрюмый, сконфуженный.
— Вы, конечно, извините, — вежливо сказал я, — дело здесь не в компрессии и не в карбюраторе...
Комбайнер иронически взглянул на меня, тракторист тоже улыбнулся насмешливо, и только председатель несколько дольше задержал на мне взгляд. Заметив это, я поспешил добавить:
— Заедает в каком-то узле агрегата.
— Проверяли мы, — сказал тракторист, — все смотрели...
Комбайнер резко обернулся ко мне:
— Шли бы вы, товарищ, охотиться...
— Речь не об охоте, а о двигателе, — рассердился я. — Люди вы в технике не новые, а ищите вслепую. При плохой компрессии двигатель будет работать неравномерно на всех режимах, а не только при нагрузке.
— Тогда почему не тянет?..
— Не знаю, но повреждение ищите не там.
Засучив рукава своей охотничьей куртки, я проверял двигатель, пробовал молотилку. Без нагрузки агрегат работал безукоризненно. Теряясь в предположениях и уже без прежней уверенности я попросил повторить заезд. Комбайнер молча, не веря ни в какую затею, взошел на мостик. И тут вдруг мелькнула догадка: «Регулятор... Поводок регулятора...» — и сразу все стало понятно.
Часа через полтора знакомый старик подошел звать на обед. Я заканчивал сборку узла.
— Некогда, некогда. Обед подождет, — сказал стоявший позади меня председатель. — Вот проверим, тогда будем обедать.
Он успел уже куда-то съездить и теперь нетерпеливо топтался возле комбайна, поминутно вытирая платком пот со лба и лысеющей головы. Общее нетерпеливое ожидание передалось и мне.
Когда комбайн тронулся, я, затаив дыхание, напряженно прислушался к выхлопу. Скороговорка работающего вхолостую двигателя чуть замедлилась, и, словно приподняв ношу, он участил ритм и выровнял дыхание. Тах-тах-тах-тах — стучал он ровно, без напряжения, и я увидел, как комбайнер, оглянувшись, радостно и немного смущенно улыбнулся мне.
Широкая полоса жнивья оставалась за комбайном.
Председатель тоже улыбался и приветливо прокричал что-то мне. Я одобрительно кивнул головой. Он приглашал меня к обеду.
Расстались мы друзьями.
— Время у нас горячее, — сказал председатель, подавая мне руку, — вот осенью приезжайте. Обязательно приезжайте. Поохотимся.
Уходил я провожаемый хорошим напутствием. А комбайнер пожелал:
— Ни пуха ни пера!
До свидания, товарищи! До осени.
