Морис Дрюон
Он небольшой, но безупречных форм: тонкие, мускулистые, стройные ноги, широкая грудь, темные живые глаза с длинными черными ресницами, короткие открытые ноздри, благородство в осанке, горделивая голова, развевающаяся грива... такого совершенства не найти среди людей.
Она?.. О ней речь впереди.
Повесть ведет свое начало от весны 1730 года в Париже, во время праздника Тела Христова, на ярмарке в квартале Гобелен.
В этот день знаменитая мануфактура устраивала традиционную годичную отчетную выставку своих изделий. Стены, окружающие обширный двор, были сверху завешаны прославленными на весь мир гобеленами. Посещение выставки специально рекомендовалось «Справочником для иностранных путешественников». Там, впрочем, было следующее предостережение: «Посетителям-иностранцам следует постоянно оберегать свои карманы, так как в толпе всегда могут оказаться любители ознакомиться и попользоваться их содержимым».
Мистер Кук, турист англичанин, в тяжелом парике и круглой шляпе, только что окончил осмотр выставки. Он, собственно, не был ни специалистом, ни большим ценителем гобеленов. Его преимущественно интересовал конный спорт.
Итак, мистер Кук в коротком пальто шел брюшком вперед, размахивая руками. Его влекла с собою толпа, направлявшаяся вдоль овощных лавок по улице Крульбарб к предместью Сен-Марсель. Англичанин с удовольствием посматривал на красивых парижанок в полосатых платьях. Именно такими изображал их художник Ватто, умерший несколько лет назад. Ни давка, ни шум не застали мистера Кука врасплох, ведь тот же справочник предупреждал:
«Надо всегда быть начеку на улицах Парижа! Помимо толпы пешеходов, по улицам вплоть до самой ночи разъезжают с большой скоростью многочисленные кареты и извозчики. Опасность подстерегает со всех сторон. Хочешь обойти одного — и сталкиваешься с другим; приближения пешехода сзади не слышно из-за шума экипажей».
И все-таки мистер Кук был недостаточно внимателен и внезапно почувствовал сильный толчок в плечо, повергший его в пыль на землю. Он самостоятельно поднялся на ноги, особенно не пострадал. Кругом образовалась толпа. Англичанина опрокинула повозка с большой водяной бочкой.
Владелец повозки, водовоз, принадлежал, как и все занимавшиеся этой профессией, к выходцам из провинции Овернь. Он соскочил с козел и стал очищать от пыли пострадавшего.
— Прошу извинить меня, несчастье произошло по вине этой клячи, которую невозможно сдержать, она закусывает удила и делает, что ей придет в голову. Кончится тем, что она убьет прохожего и меня посадят в тюрьму, — и он показал на тянувшую повозку лошадь — грязное, несчастное животное с торчащими от худобы ребрами и натертой до крови кожей. Уздечка была слишком велика и тяжела и причиняла ей боль. — Вот уж действительно не повезло мне с покупкой, падаль проклятая! — и водовоз в сердцах угрожающе поднял кнутовище...
Но мистер Кук схватил его за руку. Он смотрел на лошадь, а она на него.
Знатоки лошадей, те, что любят их, читают по их глазам мысли не хуже, чем у людей. Впрочем, и лошади разбираются в людях и часто понимают их; они, конечно, выбирали бы себе хозяев, если бы это было в их власти. Большой темный глаз, испуганный, но гордый, смотрел на англичанина, и тот сразу понял, что перед ним животное, не созданное для рабского труда.
— Дай-ка я взгляну на эту лошадь, — сказал мистер Кук. — Откуда она? Как ты ее приобрел?
Торговец водой по акценту определил, с кем имеет дело, и начал величать англичанина милордом.
— Посмотрите, посмотрите, сделайте одолжение, только лошадь никуда не годится. Я купил ее, меня уверили, что она из королевских конюшен. Но как эта кляча могла очутиться там, раз она не годится даже для водовоза?
— Из королевских конюшен? — англичанин понимал выходца из Оверни еще хуже, чем тот его. — Странно, я не думал, что у короля французов есть арабские лошади. Есть ли у него имя?
— Шам. Христиане так лошадей не называют.
Англичанин, согнувшись, ощупывал ноги лошади, покрытые густым слоем пыли. Потом выпрямился, пристально осмотрел плечо, изгиб шеи и постановку головы.
— Согласишься ли ты мне продать его? — подумав, спросил он.
— Продать? Конечно, и даже немедленно, милорд! — воскликнул тот.
Но он тут же спохватился. Конечно, покупка была скверная, однако он заплатил за лошадь, и заплатил дорого... А овес? Продать... Нужно будет найти другую лошадь, а цены растут...
В конце концов, он назначил цену, казавшуюся ему непомерной: семьдесят пять франков. Мистер Кук не торгуясь согласился.
— Ну и дураки эти англичане, — рассуждал водовоз, отводя вечером лошадь в конюшню при гостинице на улице Турнон.
Гостиница обслуживала богатых иностранных туристов, и появление в конюшне несчастной черной лошадки, носившей отпечатки давно присохшего навоза, вызвало у конюхов недоумение и даже возмущение.
Мистер Кук тотчас принялся за выяснение происхождения и родословной Шама. Лошадь успела перейти несколько раз из рук в руки. Посетив временных владельцев, англичанин добрался до Версальских конюшен.
Водовоз сказал правду: Шам действительно раньше принадлежал королевским конюшням. Тунисский бей прислал в подарок королю Людовику XV, по случаю подписания торгового договора, восемь арабских жеребцов — среди них был и Шам. Небольшие нервные лошади требовали квалифицированных всадников. При дворе в те времена признавали лишь громоздких лошадей, и арабские скакуны вызвали только насмешки. Не оценил их и сам король. Впрочем, он за свою жизнь испробовал свыше двух тысяч лошадей, но так и не нашел себе подходящей. Король только пожал плечами, так же вслед за ним поступил и оберштальмейстер, и все по нисходящей линии. Жеребцов перевели в самые отдаленные углы конюшен. Потом стали одаривать ими незначительных служащих, которым они тоже не были нужны, а те, в свою очередь, всячески отделывались от них.
Таким образом, Шам, принц пустыни, потомок легендарного жеребца Крылья Ветра, дар владыки Ислама королю Возлюбленному Людовику, спустился до улицы Крульбарб к водовозу...
Шаму было шесть лет; многое ему пришлось перенести, но это было лишь началом его жизни.
Средиземное море он переплыл на галере; Ла-Манш — на благоустроенном судне. Шаму были знакомы пески Африки, мостовые Парижа. Теперь он ступил на мягкие газоны Великобритании.
В Лондоне мистер Кук был постоянным посетителем таверны Сент-Джемс — модного заведения, где собирались игроки на скачках, любители и знатоки лошадей. Хозяин таверны Роже Вильямс сам был владельцем скаковой конюшни.
Приехав на родину, Кук был смущен своим приобретением. В Париже он действовал под влиянием внезапного импульса, вызванного удивлением и желанием поразить всех лондонских лошадников. Конечно, его рассказ слушали с величайшим интересом, но... он не знал, что же дальше делать с лошадью, бросившей его на парижскую мостовую, и он продал Шама владельцу таверны за двадцать гиней, а тот отправил жеребца на подножный корм в деревню.
Принц пустыни скоро принял свой первоначальный облик: формы его округлились, красиво развевались грива и до земли доходивший хвост, под тонкой кожей играли мускулы, а черная шелковистая окраска при ярком свете переходила в синеву.
Скачки в то время уже пользовались большим успехом в Англии, но лошади, принимавшие в них участие, совсем не походили на современных скакунов. Тип их приближался скорее к лошади средневекового рыцаря — громоздкой, способной выдержать нагрузку лат и снаряжения. На полном скаку они напоминали спускающуюся с гор лавину.
— Я выпущу негра на скачки, — сказал мистер Вильямс, любивший шутку. Так он называл Шама.
Но Шам оказался не меньшим юмористом. Когда его привели на скаковой круг, он наотрез отказался скакать по дорожке. Жокей хотел шпорами заставить его, но Шам сбросил всадника и, потряхивая гривой, вернулся в конюшню. Несколько последовавших попыток ни к чему не привели; ему явно не нравилась процедура. Один, на проскачках, он делал чудеса — мчался как черная стрела по зеленому лугу. Но, стоило поставить его рядом с грузными мастодонтами, он становился сам не свой, точно считал это оскорблением, и к нему опасно было подходить.
— Дело дрянь, — сказал мистер Вильямс. Впрочем, до него то же самое уже сказали: король Франции Людовик XV, его оберштальмейстер, версальские конюхи, водовоз и мистер Кук...
Вот почему мистер Вильямс был в восторге, когда ему удалось перепродать Шама одному из своих клиентов, лорду Годольфину, удовольствовавшись ничтожной прибылью. Он получил за лошадь двадцать пять гиней.
Для лорда Годольфина, бывшего казначея Британского Королевского двора, бывшего депутата от Оксфорда, члена палаты лордов и зятя первого герцога Мальборо, мужа его дочери леди Генриетты Чёрчиль, двадцать пять гиней были ничтожной суммой, так же, впрочем, как и сто и даже тысяча, когда дело касалось лошадей. Этого порядочного джентльмена обуревали две страсти: шахматы и скачки; кончилось тем, что последняя разорила его. В Кембридже ему принадлежал большой конный завод. Покупка Шама была лишь ничем не обоснованной фантазией.
— Я отправлю негра в Гог-Магог, — решил лорд Годольфин. Именем легендарного библейского великана называл он свой конный завод.
Женской натуре свойственно увлечение всем странным и необычным. Появление восточного красавца вызвало смятение среди многочисленных кобыл в Гог-Магоге. Лорд Годольфин наблюдал, как при проходе Шама вытягивали шею и расширяли ноздри молодые кобылицы, и решил использовать его в качестве «пленителя-возбудителя» — не будет по крайней мере даром получать овес.
Сказано — сделано, и вот Араб-Годольфин, как теперь все величали Шама, в течение нескольких месяцев выполнял новые обязанности.
Когда в Гог-Магоге назначалась очередная свадьба, принца пустыни приводили к будущей матери для флирта и возбуждения. Но на этом роль Араба-Годольфина кончалась, к предмету его ухаживаний подводили главного производителя, повелителя конюшни огромного Гобгоблена. Он приближался довольный, значительный, уверенный в себе для выполнения отцовских обязанностей. А Шам должен был отступить и предоставить колоссу пожинать лавры, подготовленные им.
Конечно, такая унизительная роль совсем была не в характере живого, горячего, гордого жеребца, привыкшего к победам. Но длинный повод с арканом в руках нескольких конюхов заставлял негра подчиняться.
Так протекала жизнь Араба-Годольфина до самого знаменательного дня в истории скаковых лошадей, когда перед ним предстала золотисто-рыжая красавица, еще очень молодая, но с развитыми формами, очень нервная и встревоженная Роксана.
Она была питомицей Королевских конюшен — лорд Годольфин заплатил за нее шестьдесят гиней, но это не помешало ей с первого взгляда безумно влюбиться в пламенного выходца из пустыни Африки. Она, очевидно, была более чутка, чем люди, и сразу определила в нем царскую кровь. Принц Сахары, со своей стороны, почувствовал к золотистой Роксане такое влечение, такую страсть, которых он никогда не испытывал.
И вот между двумя лошадьми начался безумный танец любви, доступный только животным или пчелам, несущимся прямо к солнцу в свой свадебный праздник, или стрекозам, игры которых отражаются на перламутровой поверхности воды, или птицам, распускающим свои прекрасные многоцветные крылья.
Но танец был прерван приближением, как это всегда бывало, огромного, мощного и жирного Гобгоблена. Черный Принц обезумел от ярости, стал на дыбы и бросился на своего соперника. Напрасно конюхи тянули что было сил за поводья, Араб-Годольфин разорвал их и вырвался на волю. На глазах у всех обслуживающих конюшни, не смевших приблизиться к лошадям, начался решительный, беспощадный бой. Воздух наполнился густой пылью, летающей соломой и стуком подков о землю. Тяжелый Гобгоблен, не привыкший к подобному обращению, не был подготовлен для борьбы. Он пытался атаковать противника, но оказался неповоротливым и беспомощным против неистовых, стремительных, молниеносных наскоков маленького Черного Принца.
Очень скоро ударами копыт и укусами Араб-Годольфин убил великана Гобгоблена.
Лошадь Давид покончила с лошадью Голиафом, и, так же как Давид, победитель потребовал в награду королевскую дочь. Черный Принц разбил конюшенные ворота — никто не осмелился ему помешать — и вместе с прекрасной Роксаной, потрясенной его победой и навеки покорной ему, бросился в лес. И потом еще долго раздавался звук скачки лошадей...
Их разыскали лишь вечером. Они были счастливы, чуть усталые и опять послушные. Роксана положила свою голову на черную гриву своего победителя.
Начальство и рабочие Гог-Магога были подавлены. Как сообщить лорду-владельцу, что лучший его производитель Гобгоблен погиб и что одновременно наиболее обещающая молодая кобылица, она же и самая дорогая, провела свой медовый месяц на свободе вместе с негром.
Но лорд Годольфин, помимо склонности к фантазии, обладал также чувством чести. Рассказ о смертном бое лошадей ему понравился; он проникся уважением, даже восхищением, к арабской лошади, несмотря на материальный ущерб.
— Посмотрим, каков будет приплод, — сказал он.
Приплодом от этого романтического брака оказался жеребенок Лат, родившийся в 1732 году. Появление его на скачках превратилось в сплошной триумф — он был победителем всех призов сезона. Никогда еще не видели такой правильности в постановке ног и такой быстроты бега. Тяжелые соперники отставали от него на двадцать корпусов. Дитя любви оказалось непобедимым. Так родилась порода, почему-то названная «чистокровная английская».
Араб-Годольфин был освобожден от обязанностей «пленителя-возбудителя»: боялись повторения неистовств и убийств. Роксана отказывала ухаживаниям всех претендентов, кроме Черного Принца.
Стало очевидным, что обе лошади тосковали в разлуке. Их поместили в смежных стойлах. Пришлось также согласиться на их вторичный брак. Так Роксана вновь осталась со своим неповторимым Черным Принцем.
Но их потомство было, к сожалению, немногочисленным. Красавица лошадь умерла в 1734 году, через десять дней после вторых родов. Зато у них росло много внуков и внучек.
Оставшийся после рождения сиротой второй сын Кад, вскормленный коровьим молоком, стал, в свою очередь, отцом прославленного Матчема, выигравшего одиннадцать скачек из тринадцати. Его потомки, скрещенные с двумя другими арабскими производителями, Бейерли-Тюрком и Дарлей-Арабианом, названными так по именам их владельцев — капитана Бейерли и мистера Дарлея, — являются предками всех скакунов земного шара.
После смерти Роксаны Черный Принц прожил еще двадцать лет. Он был не безутешным вдовцом, но во всяком случае печальным. Позже потомство его было не менее блестящим: несравненный Регюлюс или внучка его Силетта, мать Флеинг-Чилдерса, победившего в восемнадцати скачках, и знаменитый Эклипс — лучшие лошади XVIII века.
Араб-Годольфин, или Черный Принц, производитель конного завода Гог-Магог, еще при жизни стал знаменитостью в Англии. Владелец назначил ему конюха араба, который обслуживал лишь его одного. Но Принц потерял жизнерадостность. Общество себе подобных не привлекало его. Он привязался к рыжей полосатой кошке по имени Грималкин, жившей в его стойле, спавшей у него в ногах, а днем взбиравшейся к нему на спину.
В дни скачек стареющий Черный Принц, по-восточному роскошно убранный, появлялся на ипподроме. В седле неизменно восседал араб с чалмой. Принц сам никогда не принимал участия в скачках, но теперь присутствовал при торжестве своих внуков. Купленный когда-то за семьдесят пять франков, он уже принес владельцам сотни тысяч фунтов стерлингов. Игроки приветствовали его; дети восторженно окружали. Он нервно потряхивал своей небольшой головой, гривой, хвостом и скреб нетерпеливо землю копытом. Принц, как престарелый монарх, принимал должное преклонение.
После смерти в двадцать девять с лишним лет — исключительный возраст для лошади — Черный Принц был похоронен в конюшне Гог-Магог, в том самом месте, где когда-то выломал ворота и с прекрасной Роксаной ускакал в лес. На могиле лежит надгробный камень с его именем. Могила обнесена массивной цепью.
Конюх араб и кошка Грималкин умерли месяцем позже Принца.
Прошло два столетия. Нет больше конного завода Гог-Магог, но самое место и конюшни находятся в ведении Кембриджского охранного общества. Конюшни сторожит старик, который застал еще здесь оживление конного завода; он содержит в чистоте могилу Черного Принца.
Легендарные ворота на своем месте. Я видел их и отправился в лес — лес влюбленных Роксаны и Черного Принца.
В конюшне и сейчас живет рыжая полосатая кошка; она ходит по стойлу Принца и по его могиле.
У Черного Принца были свои биографы, свои художники и своя легенда. Жео Стэбс, знаменитый рисовальщик лошадей, написал его портрет; Роза Бонер изобразила на картине, названной «Дуэль», бой Черного Принца с Гобгобленом; Эжен Сю, социалист-лошадник, создавший совместно с лордом Арсуй знаменитый Жокей-клуб, сделал Черного Принца героем одного из своих романов. Но самым большим почетом нужно считать посвящение Британской Энциклопедией Принцу Пустынь и происшедшей от него породе лошадей целой страницы.
На ипподромах всего мира выступают среди оживленной толпы скаковые лошади. Ими гордятся, они возбуждают страсти игроков, на скачках выигрывают и проигрывают миллиарды, газеты и журналы уделяют им многие столбцы... И в жилах каждого из этих скакунов течет не одна капля крови Черного Принца, лошади короля Франции и водовоза, униженного и торжествующего любовника с белой звездою на лбу родившегося на берегах у Карфагена и умершего на зеленых холмах Кембриджа.
С французского перевел В. В. Толли
