Вы здесь: новости 
статьи Жизнь долгая и интересная (к 100-летию со дня рождения А.А. Ливеровского)
Бианки Елена Витальевна
Начиная писать очерк об А.А.Ливеровском для раздела «Жизнь и судьба», пытаюсь разобраться, что значат эти два слова. Жизнь — это то, что происходит с человеком каждый день, его деятельность или бездеятельность, его отношение к тому или иному событию или отдельному человеку.
А вот Судьба... Понятие это столь значимое, что и писать его следует с заглавной буквы. Тут уже включаются какие-то сторонние силы. Говорят: «Судьба занесла», «Значит, не Судьба», «От Судьбы не уйдешь». И еще немало поговорок, которые определяют неизбежность поступка человека, но иногда и помогают оправдать какую-либо его слабость.
Алексей Алексеевич Ливеровский родился 20 декабря 1903 года. Судьба щедро одарила его замечательными родителями и родственниками. Его отец — Алексей Васильевич, 1870 года рождения — второй сын в большой семье Ливеровских. Старший брат отца — Александр Васильевич, дядя Саша Алексея Алексеевича, инженерпутеец, человек выдающийся, судьбы необычайной; о его жизни пишут исследования. Конечно, он в немалой степени повлиял на жизнь племянников. Не могло остаться незамеченным, что родной их дядя был министром Временного Правительства — это как опасный минус, а плюс — знаменитый инженер — строитель железных дорог и мостов. Судьба для племянников отметила плюсы, а ведь могло быть иначе...
Дед — Василий Егорович Ливеровский — ученый-агроном, Лодейнопольский пристав, дослужившийся до чина статского советника. Оставил он о себе память и как организатор неистребительных охот на бурого медведя. Охотничья страсть Василия Егоровича и умение организовывать охоты передалась и Алексею Васильевичу, хотя по профессии он был морской врач и, естественно, не мог уделять много времени охоте. Зато его сыновья — Юрий и Алексей — выросли страстными охотниками.
Не могли не сказаться на сыновьях врача и его передовые взгляды на физическое развитие молодежи. Алексей Васильевич был одним из организаторов ОСФРУМа (Общество содействия физическому развитию учащейся молодежи). Был Алексей Васильевич блестящим врачом-терапевтом. Не только специальные медицинские знания, но и замечательные человеческие качества: душевная отзывчивость, доброта, какая-то особая житейская мудрость делали его столь уважаемым и так привлекали к нему людей. В письме к Дмитрию Сергеевичу Лихачеву Алексей Алексеевич, перечисляя пациентов отца, называл имена известнейших людей: филологи — В.П.Адрианова-Перетц, проф. Браун, Б.М.Эйхенбаум, В.М.Жирмунский; академик-судостроитель А.Н.Крылов, проф. Курбатов и многие другие. Мне самой пришлось убедиться, что светлая память о человеке отражается и на его потомках. Рассказала я Н.И.Голубовской, профессору консерватории, что вышла замуж за Алексея Ливеровского.
— Не сын ли Алексея Васильевича? — спрашивает.
— Да, — говорю, — сын.
— Ну, тогда поздравляю — человек хороший.
Алексей Васильевич был в ее районе участковым врачом.
Мать Алексея Алексеевича тоже оставила о себе память как человек неординарный. Дочь коллежского асессора-юриста Исидора Петровича Борейши и его жены Екатерины Ивановны Мария родилась 16 января 1879 г. В 1896 г. окончила с Большой золотой медалью Смольный институт. Исидор Петрович занимал должность попечителя Петербургского учебного округа (его подпись под университетским матрикулом, выданном Владимиру Ульянову, в будущем не раз сыграла роль в жизни его внуков).
В 1898 г. девятнадцатилетняя Мария Борейша вышла замуж за Алексея Васильевича Ливеровского. А в 1907 г. жена доктора медицины просит зачислить ее вольнослушательницей романо-германского отделения историко-филологического факультета Петербургского университета. В это время у нее уже трое детей: сыновья — Юрий 1898 г. рождения и Алексей 1903 г., дочь Мария 1902 г. В 1912 г. родилась еще дочь Татьяна. А в следующем году Мария Исидоровна с весьма удовлетворительными оценками закончила научное образование в университете.
К этим сухим документальным данным добавим строки из рассказа литературоведа Е.Б.Белодубровского: «...Мария Исидоровна — блистательная петербургская дама «серебряного века», поэтесса, певица, музыкантша, педагог, переводчик Гейне и средневековой европейской классики...».
Алексей Алексеевич был третьим ребенком в семье. «...Брат Юрий был старше меня на пять лет, значительно выше ростом, и все интересное он начинал первым, а мне оставалось только подражать ему и изо всех сил доказывать, что я тоже могу не хуже...» — так вспоминал он сам. Мне кажется, что это признание говорит о многом — не только об отношении к брату, но и о становлении характера самого Алексея.
Семья Ливеровских жила в Петербурге на 11 линии Васильевского острова в здании Морского корпуса. Там был бассейн и школа плавания. Перст Судьбы указал Алексею на нее. Он успешно закончил эту школу, а позже на Первой поволжской олимпиаде занял первое место в заплыве через Волгу. Судьба предоставила возможность, но ведь мальчик мог и не воспользоваться ею, не стал бы плавать, не полюбил бы это дело — и все тут, никакого чемпионства.
Есть еще много того, что определяет жизнь человека: и его характер, и воспитание в семье, среда, в которой он вырос, да и гены предков.
Братья Юрий и Алексей Ливеровские учились в популярной в те годы мужской гимназии Карла Мая. Замечательная гимназия! Помещалась она сначала на десятой линии Васильевского Острова, а с конца 1910 г. — на четырнадцатой. Это — тоже подарок Судьбы! Находись она на Невском проспекте или еще дальше от дома, разве стали бы мальчики темными зимними утрами добираться до нее? Ведь собственного экипажа у Ливеровских не было, да и извозчик вряд ли был доступен; кроме того, строгие демократические традиции гимназии запрещали гимназистам подъезжать в своих экипажах, надо было выходить не ближе, чем за два квартала, а дальше идти пешком.
Алексею недолго пришлось быть в числе «майских жуков» — с осени 1913 г. по 1917 г. (Благодаря стараниям Н.В.Благово, теперь есть музей гимназии Карла Мая, где собраны материалы по истории гимназии, о ее бывших учениках; среди них много людей, оставивших большой след в истории нашей культуры). Вряд ли мальчиком Алексей мог понимать ценность школы, куда он попал. Сравнения и оценки приходят позже. Но и в конце жизни, когда писал о своих школьных годах, старался на все смотреть глазами 10—12-летнего «майского жука».
После революции, в октябре 1918 г., гимназия и реальное училище Карла Мая были национализированы. Братья Ливеровские там уже не учились. Алексей в это время с матерью и сестрой жил в Самаре, куда был эвакуирован из Петрограда университет.
Книга А.А.Ливеровского, вышедшая в 1984 г. в издательстве «Детская литература», предельно автобиографична. Он ее назвал «Записки загольного бека». Но в издательстве переименовали, стала называться «Тихий берег Лебяжьего», а первые главы, где рассказывалось о гимназии, о приятеле Крылке (Крылове), с которым они в свободное от занятий время бродили по набережной Невы, катались на пароходике, попали на вербный базар и заходили в Исаакиевский собор, совсем были сняты. Напечатаны только главы из жизни в Лебяжьем.
Лебяжье для братьев Ливеровских, да и не только для них, было настоящим подарком Судьбы, может быть, самым щедрым подарком. Судьба тут действовала через бабушку Ливеровскую, Ольгу Константиновну. После смерти мужа она приобрела на южном берегу Финского залива землю с небольшим участком леса (позже среди дачной молодежи он назывался «Ливерухин лес»). У бабушки был большой двухэтажный дом, у отца — поменьше, одноэтажный, четырехкомнатный, у тетушки Зинаиды — тут же, поблизости — еще меньший. Недалеко занимался хозяйством на земле и брат отца, Леонид Васильевич, а жил в доме матери. Это все — ближайшие родственники.
На этом же, южном берегу Финского залива, в Лебяжьем и других селениях поблизости, снимали дачи многие петербуржцы или имели собственные. Некоторые дачники были знакомы по городу и раньше, кто-то познакомился уже здесь. Естественно, что дети перезнакомились еще быстрее взрослых — в общих играх, шалостях, спорте, приключениях. И не только перезнакомились, но и приобрели друзей на всю жизнь. Не случайны слова, с которыми мой отец в 50-х годах, обращаясь к Алексею Алексеевичу по поводу предлагаемого общего дела, писал ему: «...а понять — мы всегда поймем друг друга , поскольку характеры у нас не вредные, оба мы любим одно и оба мы из Лебяжьего». «Из Лебяжьего» — как пароль!
Зачем же я рассказываю о Лебяжьем , когда о нем столько написано и у отца, и у Алексея Алексеевича?! Для меня это — воспоминание о детстве и юности. Позже в Лебяжье было нельзя проехать без особых пропусков, да и сейчас не просто. Отец мой после 1916 г. не бывал на тех берегах (может быть, и к лучшему — вместо дач там вырос поселок городского типа). Алексей Алексеевич навещал Лебяжье, а в конце 60-х годов — уже мы с ним вместе. Помнится, даже шел разговор о возможности вернуть в собственность один из домов Ливеровских. Теперь я езжу в Лебяжье по весне. Услышу оттуда телефонный звонок: «Прилетели!» и бросаю все дела — не могу не побывать там, не посмотреть на лебедей. Их много, они вблизи берега, плавают, перекликаются, взлетают. Отдохнут — и снова в путь. Несут весну дальше на север. Конечно, теперь Лебяжье совсем другое: многоэтажные дома, как на окраине Питера, и все же ... лебеди, лебеди!
В предисловии к своей книге «Охотничье братство» (Л., 1990) Алексей Алексеевич пишет: «Будучи горячим и знающим охотником, отец заразил меня этой страстью и хорошо обучил ее атрибутам: распознаванию и выслеживанию всяческой дичи, стрельбе из нарезного и гладкоствольного оружия, дрессировке всех разновидностей охотничьих собак, умению ориентироваться и жить в лесу в любое время года». Все это — юность в Лебяжьем. И дальше: «Повинен в этом наследстве не только мой отец; рядом с ним, а значит, и со мной, жили другие заядлые и умелые охотники: мой дядюшка Леонид, знаменитый охотник В. Л. Бианки и его сын, будущий детский писатель Виталий, также в будущем известный охотовед, писатель Г.Е.Рахманин и полярник-исследователь Е.Н.Фрейберг, тогда еще мальчик Григорий Лавров, лесовод. Было у кого научиться охотничьему делу, от кого заразиться неуемной охотничьей страстью».
«...Лебяжье, это удивительное сочетание леса и моря, — романтический фон нашего с Юрием детства» — пишет далее Алексей Алексеевич, в главе «Брат Юрий».
Вторым увлечением после охоты был футбол. «Небольшое футбольное поле совсем рядом с нашим домом: из окошка слышались крики игроков и волнующий двухтонный звук судейского свистка. Юрка был тогда уже неплохим спортсменом... Я тоже мечтал о футбольных успехах, но поначалу мне доверяли только подавать мячи, быть «загольным беком». Позже, правда, брали играть во вторую команду, но я тогда уже увлекся другим делом — стал ходить в море за рыбой с настоящим рыбаком». Но ведь жили у моря! « Я бесконечно болтался в воде», — рассказывал Алексей Алексеевич, вспоминая не только купанье, но и лодки, и походы под парусом.
Понятно, — у молодежи здесь было много увлечений и развлечений, но что же привлекало к этим местам старшее поколение? Первоначально Лебяжье — рыбацкий поселок, не дачный. Лоцманское селение — тем более. Из Петербурга добираться не так просто: поездом до Ораниенбаума, а дальше — лошадьми. И это многих горожан не устраивало, а любителей природы и охоты как раз привлекало. Рядом с Лебяжьим — леса герцога Мекленбург Стрелецкого. Охотиться там не разрешалось ни крестьянам, ни дачникам. И, как любой заказник, видимо, этим запретом был полезен для фауны окружающих лесов.
В Лебяжьем у молодежи не только спорт и охота. Там был и незабываемый для многих центр культуры. А центром этого центра была мать Алексея Алексеевича. Вспоминает Нина Гаген-Торн: «...Рыжекосая и экстравагантная Мария Исидоровна Ливеровская обучает молодежь «новым» поэтам: Блоку, Ахматовой, О.Мандельштаму, С.Городецкому. К ней приезжали в Лебяжье гостить и молодые ученые из Петербурга. Она занималась филологией. Позднее Мария Исидоровна стала первой женщиной-профессором Петербургского университета». Сохранилась фотография той поры (к сожалению, качество очень плохое) — на крыльце дома в Лебяжьем Мария Исидоровна с сыновьями (Алексей еще совсем маленький), а рядом — Б.М.Эйхенбаум и В.М.Жирмунский.
Алексей Алексеевич, вспоминая брата, писал: «А еще мы любили стихи. Началось это, когда Юрию было лет шестнадцать. Любимыми стали Бальмонт, Блок, Ахматова, Шершеневич. Юрка и Миша Надежин наперебой декламировали стихи, где бы мы ни находились: на песке у моря, в лесу, на сеновале. Я хоть и не вошел еще в их возраст, но увлечение стихами разделял...» И продолжает: «Я с семи лет вел дневники... В 1934 году у меня было 39 тетрадей и мечта — стать писателем».
Вот так щедро одарила Судьба братьев Ливеровских — замечательные родители, красивейшее место природы — Лебяжье, прекрасное детство...
В 1918 г. Алексей с матерью в Самаре. Краткие записи о тех днях: «Отец с Юрием появились в Самаре, когда Красная армия выгнала белочехов. Алексей Васильевич командирован на борьбу с эпидемией сыпного тифа». И еще есть упоминание о Самаре: «Отец знал Куйбышева по Самаре, когда заведовал там губернским отделом здравоохранения». А о себе записал: «Я служил электромонтером на трамвайной подстанции». О продолжении занятий в школе — ни слова.
Через год семья Ливеровских вернулась в Петроград. Еще одно свидетельство о том времени — строки из письма Алексея Алексеевича Д.С.Лихачеву, о котором я уже упоминала: «... портрет С.Д.Балухатого. Вот еще пациент отца, в моей жизни сыгравший огромную роль. Мы жили в Самаре в одной квартире. Когда я решил там остаться и по-прежнему работать монтером на электростанции, «дядя Сережа» резко запротестовал. Он вернулся в Ленинград (Петроград, конечно — Ел.Б.), вытащил меня к себе в квартиру на Петроградской стороне, заставил подготовиться к поступлению в институт. Сам помогал мне, как ни странно, по математике. Вот какой был человек!».
Трудные это были годы для Алексея. Семья родителей распалась. Мать соединила свою жизнь с молодым тогда физиком Н.Н.Семеновым (в будущем — известный академик), взяла младшую дочь и переехала к нему. С мая 1919 г. по сентябрь 1922 г. Алексей работал помощником слесаря на торфоразработках. С ноября 1922 г. по октябрь 1924 г. занимался в Ленинградском университете на курсах подготовки в ВУЗ, в эти же годы закончил среднее образование и поступил в Лесотехническую академию.
События следуют одно за другим. Умерла мать (ей было всего 44 года). Алексей бросил учебу в Академии. «Дядюшка (Е.Н.Фрейберг — Ел.Б.) говорил мне, что на Новой Земле должна быть отменная охота — гуси и белые медведи. Я бросил институт — огорчил отца, отказался от компании молодежи, что каждое лето проводила каникулы в местечке Лебяжье… Заработок? — не так важно — было бы что есть и в чем ходить. Скажем так — позвало Приключение. Совершенно туманно представляю себе место, куда мы идем и предстоящую работу. В этом тумане проглядываются две привлекательности: возможность походить под парусами и вероятность ранней и красивой смерти. Мой дядюшка — начальник одной из топографических партий , которые будут работать на Новой Земле. Его партия и еще одна или две — особые — им предстоит передвигаться на шлюпках. Дядюшка и предложил мне «прогулку» по океану под парусами, он хорошо знал, что я с мальчишек на море, много ходил на шлюпках, с парусами управляться умею. Легко получил мое согласие» — пишет Алексей Алексеевич в рассказе «Под парусом по Баренцеву» (Сб. рассказов «Когда зацветает багульник» Л., 1987).
В октябре 1926 г. экспедиция под руководством Н.Н.Матусевича благополучно завершила свою трудную работу. Приключений у Алексея было предостаточно. Красиво умереть не довелось, да, кажется, под конец экспедиции и расхотелось. Зато сколько впечатлений и каких сильных! Через 60 лет настолько эмоционально рассказал Алексей Алексеевич о пережитом под парусом на Баренцевом, словно это было совсем недавно — так хорошо все врезалось в память!
И снова — по сентябрь 1922 г. А.А.Ливеровский — студент химико-технологического факультета Лесотехнической академии. А за год до окончания, в 1928 г. он еще стал сотрудником Лисинского учебно-опытного лесничества — для исследовательской работы. В 1930 г. — учебный мастер и лаборант Лесотехнической академии. Закончив теоретический курс, приступил к дипломной работе.
Учился и работал, но охоту не забывал. Позже писал: «На охоту из Петрограда ездили по старой привычке в Лебяжье. Приезжали на дачу, построенную отцом, оттуда отправлялись дальше. Ходоки мы были сильные, пробежать два десятка километров — дело привычное... Образовалась компания из таких же, как мы, фанатиков охоты, — это были студенты первых и старших курсов , молодые инженеры. В те годы охотиться было можно где угодно, никаких ограничений , приписных и закрытых хозяйств не было. Выбрав по карте подходящее место, выезжали из города, прихватив к выходному денек-два, а уж на майские праздники или октябрьские уезжали и на недельку, а то и больше... Юрий был классным охотником, я сначала шел за ним. Потом я настолько увлекся охотой, что стала она моим наваждением, и уже не я сопровождал Юрия, а он участвовал в охотах, которые я организовывал, учился у меня...».
Охотничьи собаки были у отца. Сначала братья охотились с ними. Позже Юрий стал не только собаководом-любителем, но профессиональным кинологом — нередко судил на выставках, написал книгу « Лайки и охота с ними» (М., КОИЗ, 1931). «Ночью мне приснился друг мой остроухий/ Молодость и счастье жизни кочевой» — такие строки есть в одном из его стихотворений.
«Первой и незабываемой собственной собакой Юрия был Хессу — лайка, привезенная им с Кольского полуострова. Хессу регулярно занимал первые места на выставках. Профиль этой собаки послужил моделью для круглой печати Общества кровного собаководства... Юрий довольно часто «распускал» собак. Иногда они поступали ко мне на «исправление». Поступали к Алексею Алексеевичу «на исправление» по просьбе родителей и молодые люди.
Характеры у братьев были очень разные. Да и внешность тоже. Мягкий, улыбчивый и немного рассеянный Юрий и энергичный, собранный, часто строгий Алексей. Тут, видно, гены сыграли роль: Юрий — в отца, Алексей — в мать. Помню недоуменный вопрос Алексея Алексеевича о том, почему это молодой человек, которому он столько сделал добра, любит Юрия больше. А ведь очень просто — Юрий никогда не наставлял его на путь истинный, как это частенько делал Алексей.
В 1950-х годах Алексей Алексеевич начал печатать свои рассказы об охоте в журналах и альманахах. Многие из этих рассказов позднее вошли в сборник «Охотничье братство». В аннотации сказано: «...Читателя привлекут рассказы о Соколове-Микитове и Бианки, об академике Семенове, актере Черкасове, геологе Урванцеве, с которыми сблизила автора охотничья страсть и любовь к природе». Есть там не менее интересные рассказы и о других его охотничьих спутниках.
Рассказывая об Алексее Алексеевиче как об охотнике и охотничьем писателе, невольно приходится приводить длинные цитаты из его рассказов. Но было бы гораздо лучше переиздать «Охотничье братство», чтобы новое поколение охотников-читателей познакомились с его творчеством непосредственно, как говорится, «из первых рук».
Вернемся к хронике жизни Алексея Алексеевича. В 1930 г. он защитил диплом, получил звание химика-технолога и был направлен в Ленинградский научно-исследовательский институт лесохимии (ЛенНИИЛХ) в качестве научного сотрудника. В следующем году вступил в брак с Ниной Ивановной Персианцевой — научным сотрудником Лесотехнической академии. В 1933 г. у них родилась дочь Ольга. В будущем она тоже стала научным сотрудником, но не по лесной части — она физик. Не знаю, хотелось ли отцу видеть дочь тоже лесохимиком, но охотником сделать хотелось. И это удалось. Дочь подросла и стала равноправным участником компании молодых охотников, которая собралась вокруг Алексея Алексеевича. А ведь охотились не только на вальдшнепов, глухарей и тетеревов, но и с гончими на зайцев и даже на медведя. До этого отец учил дочь ходить на лыжах, привел в бассейн заниматься плаванием, вместе ходили на стенд стрелять по тарелочкам.
Весной 1934 г. Алексей Алексеевич был командирован на завод в Ижевск, там руководил бригадой научных сотрудников для пуска и освоения химического цеха на основе работ, проведенных им в Лаборатории. Почти через год задание было выполнено, Алексей Алексеевич получил премию от Наркома и вернулся в Ленинград.
Продолжая исследовательские работы, он начинает преподавать в Лесотехнической академии, читает курс лекций «Технология химических производств». В начале 1941 г. получает степень кандидата технических наук, заведует специальным химическим цехом.
Началась война. А.А.Ливеровский продолжает работать в Лесотехнической академии, заведует кафедрой лесохимических производств, выполняя задания по обороне города.
Я поспешила начать рассказ о военном времени, ничего не сказав о том, как и где Алексей Алексеевич проводил свое отпускное время — ведь не мог он жить, не выезжая из города. Еще в 1929 г. он нашел местечко на востоке Новгородчины, куда стал ездить почти ежегодно. И так продолжалось до конца жизни. Это — маленькая деревенька на берегу озера, протянувшегося с запада на восток почти на 12 километров. Ездил с семьей и, как для него естественно, поделился найденным с братом, сестрой, двоюродным братом, дядюшкой и многими друзьями-охотниками. Сначала приезжие снимали на лето избы, потом кое-кому удалось купить пустующие. Но это позже. А в первое военное лето там оказались без мужей Нина Ивановна с дочерью и сестра Алексея Алексеевича с сыном. Прекрасно понимаю, в сколь трудных жизненных обстоятельствах они там оказались Так и наша семья — отец — сам шестой!, — выехав на лето в свою любимую новгородскую деревню, застряли там до следующей весны.
Алексей Алексеевич оставался в Ленинграде. В начале 1942 г. ему отказали в просьбе о призыве в армию и он продолжал работать в Лесотехнической академии в блокадном городе. И вдруг! — Арест по доносу...
Правда, через девять дней его из тюрьмы освободили: то ли донос оказался бездоказательным, то ли работник он был ценный — ведь на оборону работал. А по очистке города ему была даже присуждена грамота Ленгорсовета.
Работал Алексей Алексеевич на кафедре лесотехнических производств серьезно и успешно. Судя по записям его самого и рассказам сослуживцев, испытание блокадой выдержал он с честью: не имея никаких особых льгот, все же не был предельно истощен, мог работать. Правда, говорил, что только на выдаваемое по карточкам выжить было нельзя, но у него оказался мешок сметок (это мука, что сметается и идет на корм скоту), выданный ему для кормления собак еще до войны. Тем и держался.
В августе 1942 г. по решению Государственного комитета обороны А.А.Ливеровский был командирован в Казань в Институт химической физики АН СССР для передачи опыта по зажигательным снарядам. В январе 1944 г. он вернулся в Ленинград, вел занятия в Лесотехнической академии по технологии лесохимических производств и читал курс «Пирогенные производства» вплоть до 1966 года. Сначала в качестве доцента, затем — профессора кафедры «Процессы и аппараты» химико-технического факультета.
В 1946 г. скончался горячо любимый отец Алексея Алексеевича. Да и жизнь его собственной семьи изменилась за военные годы. Ольга Ливеровская пишет:
«У папы была другая жена и маленький сын, а я приходила к ним в гости». Вскоре после рождения этого маленького сына Леши и его родители расстались. Отношения между ними испортились настолько, что мальчик рос без отца. Познакомился с ним по-настоящему только в 14 лет, стал приезжать летом в деревню, подрос, влился в молодежную охотничью компанию, которая, как обычно, собралась вокруг Алексея Алексеевича.
Где тут Судьба повелела, где жизнь заставила — разобраться трудно, да и надо ли? Важно, что отец с сыном все-таки нашли друг друга. Стали жить если не вместе, то поблизости. Даже сейчас дома сына и внука в деревне недалеко от дома отца и деда.
Примерно через год после окончания войны Алексей Алексеевич стал писать небольшие новеллки о природе и публиковать их в газетах «Вечерний Ленинград» и «Ленинградская правда». Тут вроде бы Судьба подталкивала. Научная работа шла успешно. В 1947 г. он даже получил звание Лауреата Сталинской премии за разработку и внедрение нового метода получения уксусной кислоты. Но сильно тянуло в лес. А о том, что видел в лесу, в природе, чему радовался и удивлялся сам, хотелось рассказать людям, поделиться с ними. Вот Судьба и напомнила, что ведь еще в детстве мечтал стать писателем.
Пока это были всего лишь маленькие репортажи в газетах, но и они сыграли свою роль: их заметил мой отец Виталий Бианки, готовивший тогда регулярные передачи по радио о природе. Он пригласил Алексея Ливеровского к себе. Сразу открылась общность интересов, взглядов. А те девять лет разницы в возрасте, которые играли роль в детстве и юности, куда-то исчезли. Осталось главное: — «Мы оба из Лебяжьего»!
Алексей Алексеевич стал активным членом «Могучей кучки», как называл отец участников «Вестей из леса», составленной им из своих литературных учеников или своих «подопечных». В эти, пятидесятые, годы особенно широко раскрылись разносторонние интересы Алексея Алексеевича и, что главное, была возможность реализовать их и в науке, и в инженерном деле, а теперь вот и в литературном творчестве. Он пишет рассказы, показывает их Виталию Бианки, выслушивает критику и советы и снова пишет, пишет... Конечно, они о том, что любит и хорошо знает. Вот названия разделов первой книги — «Журавлиная родина» (Л., 1966): «Дороги и тропы», «Солнцеворот», «На охоте», «Записки гончатника», «Милые уродики» (о взятых со стороны уже взрослых собаках). Прежде чем рассказы попадали в книги, они обычно печатались в журналах и альманахах: «Охота и охотничье хозяйство», «Наша охота», «Охотничьи просторы», «Нева», «Костер», «Огонек», «Звезда», «Аврора». Естественно, что журналы печатали рассказы, наиболее близкие по тематике к их «профилю». Алексей Алексеевич писал не только об охоте, легко находил в своем жизненном опыте самые разнообразные темы. Но, конечно, знал и любил он больше всего разные охоты и поэтому известен, главным образом, как охотничий писатель. Писал он много о собаках, держал сеттеров и гончих, был умелым натасчиком, выращивал чемпионов. Не забуду телеграмму с выставки собак из Москвы: «Искра — чемпион Советского Союза».
Очень трудно удержаться и не привести цитату из предисловия самого Алексея Алексеевича к «Охотничьему братству»: «... Возможно, если бы я не отдавал охоте столько времени, энергии, сил, то больше бы сделал в жизни, успешнее продвинулся по научной и служебной лестнице. Возможно. Однако, прожив изрядное количество лет, с полной уверенностью так подвел итог в одной из своих статей: Славлю охоту! Она сделала меня мужчиной, здоровым и выносливым, уверенным в своих силах. В детские годы была любимой увлекательной игрой и отучила бояться неведомого: леса, темноты, мистики неосознанного. В дни молодости уводила от дружеских попоек, картежной игры, дешевых знакомств, показной стороны жизни. Зрелого натолкнула на радость познания родной природы. Под уклон жизни — спасла от многих разочарований и психической усталости...». Это признание в конце жизни звучит как завещание.
Считал большим подарком Судьбы то обстоятельство, что охота свела его с ее служителями, то есть людьми, пораженными охотничьей страстью, — и обычно на всю жизнь.
Семи- и восьмидесятые годы жизни Алексея Алексеевича тоже были наполнены разнообразной деятельностью. Успешно продвигалось (но не без определенных трудностей) внедрение бездымного способа обработки (копчения) продуктов. В эти годы он защитил докторскую диссертацию, был принят в Союз писателей СССР, оформил пенсию, но продолжал работать в Лесотехнической академии.
В 1967 г. мы с Алексеем Алексеевичем решили быть вместе и зарегистрировали наш брак. Важнее смотреть не друг на друга, а в одну сторону — это объединяет. Так считал А.Сент-Экзюпери. И нас объединила именно общность взглядов и пристрастий. Главное для меня: мой муж — друг отца, та же любовь к природе и охоте, к собакам, жизни в деревне, тоже постоянно окружен людьми, близкими по духу, ну и, конечно, — литературная работа, то есть стремление поделиться с людьми пережитым, своими мыслями и чувствами.
Многие годы прошли у меня вне охотничьей среды, даже без жизни в деревне, а тут все как будто вернуло в обстановку юности. Я снова рядом с охотниками, как когда-то с отцом, — то на тяге вальдшнепов, то у костра перед началом глухариного тока или на вечерке у озера в ожидании утиного пролета.
Надо, очень надо человеку чувствовать себя в единении с окружающей природой. Часто мы забываем (или не хотим знать!), что и сами являемся ее частью, отгораживаемся от нее, а то и нарушаем ее законы.
В первые годы нашей общей жизни Алексей Алексеевич еще служил в Академии; отпуск был хоть и большой, но все-таки ограничен какой-то датой. Позже — на мое счастье! — мы могли уезжать из города уже в конце апреля, а возвращаться в октябре. Ни стройками, ни огородными делами не увлекались, хотя по необходимости что-то делали. По моему настойчивому совету с южной стороны дома была пристроена открытая веранда, которая стала самым любимым местом в доме; до сих пор приезжих «угощаю» видом с веранды на озеро, на дальние берега. В погожие дни Алексей Алексеевич переходил с пишущей машинкой из своего кабинета работать на веранду.
Наш шестисоточный (позже — 15-ти) участок никак не походил, а тем более сейчас не походит, на дачно-огородный, скорее — маленький дендрарий. Еще при постройке дома (в 50-х годах) Алексей Алексеевич с северной стороны посадил елочки. Теперь они так выросли, что с дороги и дома не видно. До сих пор у калитки растут две липы, а тополь пришлось убрать. По ограде — вал из зарослей шиповника и спиреи. Две вишенки, которые иногда — раз в 10—15 лет — вдруг дают плоды на радость местным птицам. Были яблони, но в особенно морозную зиму погибли. Высадили мы когда-то с Алексеем Алексеевичем маленькие лиственницы, теперь за ними и озера не видно. Стройный можжевельник (поместному — верес) в лунную ночь на фоне озера напоминает кипарис на берегу моря. И еще растут две пихточки, привезенные мною с берегов Камы. Это все мы сами сажали, да еще много выросло без нашего участия.
И все-таки любовь к настоящему лесу заставляла нас на лодке отправляться на другую сторону озера — там заказник «Карстовые озера», деревень нет, берега сильно изрезаны заливами; горки, покрытые лесом, болотца с худосочными сосенками, а осенью и с клюквой, лесные озерки. Даже в неохотничье время там так хорошо провести день, посидеть у костерка, пособирать чернику, бруснику (но это — не мужское занятие, Алексей Алексеевич наклонялся за ягодой только ради того, чтобы положить ее себе в рот). Живя у озера, Алексей Алексеевич иногда ловил рыбу, но страсти к рыболовству не имел. Рыба на столе у нас бывала либо купленная, либо дареная.
Иногда устраивали литературные вечера. Приходили друзья, родственники. Алексей Алексеевич читал что-либо недавно написанное. Хотелось и музыку послушать — у сестры в доме было пианино.
